Увечный бог. Том 2

– Рыцарь презирает цепи, но мало понимает, – произнес Берок Тихий Глас. – Много цепей, и режут они жестоко, а порабощают отчаянно. Но существуют и другие цепи, которые мы надеваем по своей воле, а не из страха или неведения. То есть самые благородные из оков: доблесть, верность, честь. Многие идут в Дом Цепей, но не могут перешагнуть порог, ибо требуются от них силы, редко используемые. Когда впереди страдания, нужна большая смелость, чтобы идти дальше – в безжалостный и суровый мир.

Уругал начертил на земле семь символов и, указывая на каждый по очереди, стал пояснять:

– Консорт. Она нам известна. Грабитель – о двух лицах. Одно – мужское. Другое – женское. О Рыцаре мы уже говорили. Семь Мертвых огней, Развязанные – мы, т’лан имассы, но это изменится. Калека – тот, чей разум должен ползти, чтобы служить священной жизни внутри него. Прокаженный – тот, кто жив и мертв одновременно. Дурак – угроза изнутри. Итого все, кроме Рыцаря, находятся среди смертных и под нашим надзором. Прямо здесь. Прямо сейчас.

– Но, Уругал, – произнесла Ном Кала, всматриваясь в символы, – они все умирают.

– И здесь нет ветра, который бы перенес нас вперед, – добавил Берок.

– Значит, дать им надежду мы не можем, – подытожил Уругал.

Кальт Урманал хмыкнул.

– Мы т’лан имассы, что мы знаем о надежде?

– Стало быть, мы проиграли? – спросила Ном Кала.

Никто не ответил.

– У меня есть мысль. Как сказал Кальт, мы не можем дать то, что давным-давно утратили. Мы чужды надежде. Смертные люди погибнут, и нам их не спасти. Кто-нибудь возразит?

– Нет, – ответил Уругал.

– А значит, – Ном Кала наступила костяной ногой на знаки и размазала их, – погибнет и Дом Цепей.

– Он возродится, но в другую эпоху.

– Если это наш удел – а мы этого хотим, не так ли? Если это наш удел, Развязанные, то у нас нет выбора. Нужно пойти к адъюнкту.

– И что мы ей скажем? – устало спросил Уругал.

– Как – что? Солжем, конечно же.

Остальные какое-то время молчали.

Ном Кала изучала глазами лагерь и длинные тени.

– Попробуем выиграть еще один день.

– На что нам еще один день?

– Не могу сказать, Уругал Сплетенный. Порой надежда рождается из лжи. Так тому и быть. Я пойду к ней и солгу.

Рутан Гудд проводил Лостару Йил взглядом. Та подошла к адъюнкту и встала подле нее лицом на восток, словно бросая вызов жестокому рассвету. Рутан недоумевал, как Тавор держится на ногах. Каждую ночь она шагала без устали и на одной своей силе воли тащила за собой всю армию. Не споткнется она – не споткнется ни один солдат, шагающий за ней. Поход превратился в битву, безмолвную войну. И она побеждает. Оставшиеся позади тела тому свидетельство.

Но как долго еще она продержится? Посмотри на восходящее солнце, адъюнкт. Оно пустое. Не все слухи о негостеприимных, гибельных краях – это слухи. Некоторые рассказы правдивы, как и предостережения, содержащиеся в них. Существуют места, способные убивать. И одно такое мы нашли.

– О чем они говорят, как думаешь? – спросила Сканароу.

Рутан повернул голову, взгляд его помрачнел.

– Спи, любовь моя.

Сканароу опустила затылок на твердую землю и закрыла глаза.

Еще недолго. И уже слишком поздно – мне тебя не спасти. Я не смогу забрать тебя с собой, потому что ты не выживешь. Рутан подумал, что он единственный покинет эту пустыню. За спиной шесть тысяч трупов, в руке проклятый отатараловый меч, ждущий своего часа. Рутан Гудд… Ему не раз приходилось воевать в одиночку. Вот и теперь. Он снова посмотрел на женщин в двадцати шагах от него и задумался. Лостара служила сосудом для бога. Укрепило ли это ее? Кто знает? Держится она явно получше Сканароу. Да и получше адъюнкта тоже.

– Полежи рядом со мной, пожалуйста.

Рутан дернулся и почесал бороду.

– Хорошо. Сейчас.

– Любимый?

– Сейчас.

Он поднялся и пошел к Тавор с Лостарой.

Если они и разговаривали, то явно без слов. Заслышав шаги за спиной, адъюнкт обернулась.

– Капитан. Ледяная броня, что ты сотворил…

– Не здесь, адъюнкт. Здесь никакая магия не действует.

Ее взгляд похолодел.

– Но ты… выстоишь.

Лостара Йил кашлянула.

– Рутан, т’лан имассы склоняются перед тобой. И величают Старшим.

– Я не бог, Лостара. И уж тем более не Старший. Прости. Было бы здорово, конечно. Для всех нас. Просто оказаться… вовне всего этого. Т’лан имассы справятся, когда…

– Как и ты, – перебила адъюнкт. – Хоть ты и не бог.

– Мы не выбираем, кем родиться.

– Это верно. И кто же тогда твои родители?

Рутан с силой впился пальцами себе в бороду.

– Какая разница, адъюнкт?.. Да, возможно, эта пустыня меня и не убьет. А может быть, и наоборот.

– Ты дойдешь до города с колодцами.

– Я? Дойду? – Рутан покачал головой. – Буду честен: я совершенно не представляю, как дети сумели уйти так далеко. Что там говорила Бадаль? Десять дней пути? Нет, до Икариаса отсюда две недели, если не три.

– Откуда тебе это известно?

Он скривился.

– Когда-то я гостил у яггута, что жил в Икариасе с группой беженцев к’чейн че’маллей. Но суть не в этом, а в том, адъюнкт, что дети могли преодолеть такое расстояние только через Путь.

Тавор повернулась к Лостаре.

– Найди девочку и приведи ко мне.

– Слушаюсь, адъюнкт.

Когда она ушла, Тавор обратила суровый взор на Рутана.

– Путь, говоришь?

– Да, знаю, это невозможно. – Заметив промельк надежды в ее глазах, он покачал головой. – Нет, адъюнкт. Эта пустыня высосана начисто, а если вы не будете осторожны, то станет только хуже.

– Хуже? Потрудитесь объяснить, капитан, как может стать еще хуже.

Рутан оглянулся на спящую Сканароу и вздохнул.

– Достаньте меч, адъюнкт.