Увечный бог
Шрифт:
– Хуже, чем на званом вечере у некроманта, - встрял Прыщ, заслужив новую гримасу от Фаредан Сорт. Бледно улыбнувшись в ответ, он вернулся к табличке.
– Следите за запасом Блистига, Прыщ.
– Прослежу, сэр.
Добряк покинул палатку. Одна из стенок вдруг просела.
– Меня складывают, - заметил Прыщ, вставая с табурета и разминая поясницу.
– Чувствую себя на тридцать лет старше.
– Живите с этим.
– До самой смерти, сэр.
Она помедлила во входе. Просела вторая стена.
– Вы мыслите не в том направлении, Прыщ. Есть путь. Должен быть.
– Не ждала, что вы так скоро сложитесь.
Он положил книгу в ящичек и поднял глаза: - Кулак, вскоре тягловая команда натянет канаты. Они откажутся тащить фургоны через пару шагов, и нам придется бросить провиант. Знаете, что это значит? Это значит, что мы сдаемся - у нас не будет пути. Кулак, Охотники готовы подписать себе смертный приговор. Вот с чем мне придется работать ночью. Мне прежде всего, пока вы не явитесь.
– Так помешайте!
Он тускло поглядел на нее.
– КАК?
Она заметила, что трясется.
– Охрана воды - вам хватит одних морпехов?
Взгляд Прыща стал острее. Он кивнул.
Сорт оставила его в падающей палатке и пошла сквозь просыпающийся лагерь. "Поговори с панцирниками, Скрип. Обещай, что сможешь. Я не готова сдаться. Я пережила Стену не чтобы сдохнуть в проклятой пустыне".
Блистиг пристально поглядел на Шельмезу, потом полный ненависти взгляд упал на хундрильских лошадей. Он ощущал в груди бушующий гнев. "Ты, сука - гляди, что ты делаешь с нами ради какой-то войны. Нам она не нужна". – Немедля забейте их, - приказал он.
Юная женщина покачала головой.
Лицо его загорелось.
– Мы не можем тратить воду на лошадей!
– И не тратим, Кулак.
– То есть?
– Лошади пьют нашу долю. А мы пьем у лошадей.
Блистиг удивленно вытаращил глаза.
– Пьете их мочу?
– Нет, Кулак, пьем их кровь.
– Боги подлые. "Удивляться ли, что вы похожи на живых мертвецов?" – Он потер лицо, отвернулся. "Скажи правду, Блистиг. Только это тебе и осталось".– Вы уже сходили в конную атаку, - произнес он, смотря, как отряд тяжелой пехоты марширует в непонятном направлении.
– Другой не будет. Зачем вам кони?
Повернувшись, он увидел, что женщина побелела. "Правда. Никому она не нравится".– Пришло время суровых слов, - бросил он.
– С вами покончено. Вы потеряли вождя, за него старая баба, и притом беременная. У вас осталось так мало воинов, что не напугаешь и семейство собирателей ягод. Она позвала вас просто из жалости, неужели сама не видишь?
– Хватит, - рявкнул кто-то за спиной.
Он поглядел и увидел Хенават. Оскалил зубы: - Рад, что ты всё слышала. Нужно было. Забейте лошадей. Они бесполезны.
Женщина смотрела тусклыми глазами.
– Кулак Блистиг, пока ты прятался за чудесными стенами Арена, виканы Седьмой Армии сражались в битве за одну долину, и в той битве им пришлось атаковать живую стену врага, что стояла вверх по
– Я прятался за гребаной стеной, да? Я был начальником гарнизона! Что я еще должен был делать?
– Адъюнкт приказала сохранить лошадей, и мы так сделаем, кулак, потому что она ожидает именно этого. Если возражаешь, неси жалобы Адъюнкту. А раз ты как кулак не отвечаешь за хундрилов, говорю прямо: тебе здесь не рады.
– Отлично. Иди и давись кровью. Я говорил из сочувствия, а в ответ услышал одни оскорбления.
– Я понимаю, зачем ты говорил такие слова, кулак Блистиг, - спокойно ответила Хенават.
Он встретил ее взгляд, не дрогнув. Пожал плечами.
– Болтай, болтай, потаскуха.
– Отвернулся и ушел.
Едва кулак оказался далеко, Шельмеза прерывисто вздохнула и подола к Хенават.
– Мать?
Та покачала головой: - Я в порядке, Шельмеза. Кулака Блистига терзает жажда. Вот и всё.
– Он сказал "с нами покончено". Не хочу, чтобы меня жалели! Никто! Хундрилы...
– Адъюнкт верит, что мы еще имеем ценность, и так же думаю я. Что ж, прильнем к сосцам. У нас есть корм?
Шельмеза заставили себя успокоиться. Кивнула.
– Даже больше чем нужно.
– Хорошо. А вода?
Женщина поморщилась.
Хенават вздохнула, со стоном выгнула спину.
– Я слишком стара, чтобы думать о ней как о матери, но почему-то думаю. Мы еще дышим, Шельмеза. Еще можем ходить. Пока что этого должно быть достаточно.
Шельмеза подошла так близко, как только посмела.
– Ты рожала детей. Ты любила мужчину...
– Честно говоря, многих мужчин.
– Я думала, что однажды смогу сказать то же и про себя. Думала, что буду глядеть в прошлое с удовлетворением.
– Ты не заслуживаешь смерти, Шельмеза. Не могу не согласиться. И ты не умрешь. Мы делаем все, что следует. Мы переживем...
– Она резко замолчала; Шельмеза подняла голову и заметила, что жена вождя смотрит на лагерь хундрилов. Она тоже вгляделась...
Желчь вышел в сопровождении Жастеры, вдовы старшего сына. Шельмеза попыталась загородить их от Хенават, но потом пошла навстречу.
– Вождь Войны, - прошипела она, - сколько раз ты будешь ее ранить?
Воин, казалось, постарел на десять лет со дня последней встречи. Он ничем не попытался умерить ее ярость; в нежелании встретиться взорами Шельмеза увидела явную трусость.
– Этой ночью мы отойдем к сыновьям, - сказал он.
– Передай ей. Я не хотел ранить. Этой ночью или следующей. Скоро.
– Скоро, - сурово сказала Жастера.
– Я снова увижу супруга. Пойду с ним...
Шельмеза ощутила, как кривится ее лицо.
– После того, как переспала с отцом? Да неужто, Жастера? Его дух здесь? Видит тебя? Знает, что ты наделала? Но ты твердишь, будто пойдешь с ним... безумная!
– Рука легла ей на плечо. Она повернулась.
– Хенават... не...
– Ты так спешишь меня защитить, Шельмеза, и я благодарна. Но я сама поговорю с мужем.