Увези меня на лимузине!

Ирина брезгливо поморщилась, когда толстяк, тщательно расправив, повесил тряпицу на батарею отопления. Но, поскольку это была не ее батарея, возмущаться не стала.

Прежде чем приступить к осмотру звездного пациента, доктор отправился в ванную, вымыл руки, обстоятельно, не пропустив ни одного пальца, вытер их и только потом подошел к кровати Алексея.

На осмотр ушло около десяти минут. Потом подошли еще пять и отправились туда же.

Ирина и Андрей выжидающе смотрели на доктора, доктор же, скрипя стулом, усиленно тер переносицу. Видимо, именно там располагалась активная точка, трение которой стимулировало мыслительный процесс Аркадия Натановича.

– Ну? – не выдержала наконец Ирина. – Как он? Он скоро придет в себя?

– Главное, чтобы было куда приходить, – проворчал Надельсон, оставив переносицу в покое.

– Что вы имеете в виду?

– Меня очень беспокоит именно физическое состояние господина Майорова. Раз его выписали из клиники, следовательно, в этом отношении все было в порядке?

– Да, – Ирина переглянулась с партнером, – он сам уже гулял, чувствовал себя превосходно.

– А сейчас он чувствует себя отвратительно, поверьте опытному специалисту. Пульс, давление, реакции организма – все очень и очень неутешительно.

– Но почему? – совершенно искренне разволновалась Ирина.

– Знаете, деточка, – Надельсон задумчиво перебирал ампулы с лекарствами, – после того, что пережил этот человек, чудо, что он вообще в состоянии ходить и обслуживать себя…

– Да знаем, слышали уже! – Андрей раздраженно заходил по комнате. – Но он же поправился, он был почти здоров!

– Вы меня не дослушали, юноша, – доктор брюзгливо поджал губы, – а я не люблю, когда меня перебивают!

– Извините, – буркнул сорокалетний юноша, – я просто волнуюсь очень, он ведь муж моей сестры.

– Сестры? – Брови Аркадия Натановича отправились в путешествие к вершине мира, то есть лысины. – Ну да, ну да. Так вот. Я уже говорил вашей, гм-гм, сестре, что случаев полного восстановления после подобных травм пока не было. Даже случаев выживания – считаные единицы, поэтому дать абсолютно точные прогнозы состояния господина Майорова вам не сможет никто. По-хорошему – ему нужна солидная, прекрасно оборудованная клиника…

– Доктор, мы же с вами это обсуждали, – Ирина нервничала все больше, – стопроцентной гарантии дорогостоящее лечение в клинике все равно не дает, а тишина, свежий воздух, покой, любовь и забота близких людей плюс ваш, Аркадий Натанович, профессиональный опыт могут совершить маленькое чудо.

– Ну да, ну да, – опять покивал Надельсон. – Любовь и забота – это замечательно. Только вот не любовь ли послужила причиной ухудшения состояния пациента?

– А… А как вы догадались? – слегка обалдела Ирина.

– Я мог бы, конечно, сослаться на сверхчутье прекрасного диагноста, – усмехнулся доктор, – но все гораздо проще. Вряд ли господин Майоров, даже будучи не очень полноценным человеком, не в состоянии был справиться с нижним бельем и натянуть его задом наперед. Или бывало такое?

– Нет, с бельем он справлялся неплохо, – буркнул Андрей. – В общем, вы правы. Моя сестра так истосковалась по мужу, что… Алексей тоже этого хотел, очень хотел, он ведь так любит Ирочку!

– Он хотел! – всплеснул руками Надельсон. – Нет, вы слышали? Да мало ли кто чего хотел! Я вот, например, не прочь с восемнадцатилетней блондинкой махнуть на Гоа, так и что теперь? Надо реально смотреть на вещи, дорогие мои, и тогда не будет проблем. А сейчас проблемы есть, и большие. Господину Майорову снова необходимо постоянное медицинское наблюдение, так что придется вернуть его в Москву, в клинику.

– Аркадий Натанович, миленький! – Ирина присела на край кровати и молитвенно сложила руки: – Я не хочу, не могу снова видеть Алешеньку в этой ужасной атмосфере, атмосфере тлена и немощи!

Даже Андрей слегка поморщился от синтетического пафоса фразы, лицо же Надельсона осталось по-прежнему озабоченно-внимательным.

А Ирина продолжала трагический монолог:

– Там просто нечем дышать. А еще эти вездесущие папарацци! Они не дают Алешеньке покоя, нервируют его! А здесь так хорошо и спокойно!

– Но пациенту необходима поддерживающая аппаратура, другое медицинское оборудование, различные лекарства, постоянное наблюдение, в конце концов! – доктор скептически осмотрел полупустую комнату. – Здесь, конечно, можно все обустроить, но это будет стоить очень больших денег, очень!

– Мы справимся, Аркадий Натанович, – Ирина вцепилась в заросшую густым черным волосом руку эскулапа, – я ничего не пожалею, только помогите нам! Выберите себе любую комнату в доме и живите здесь, пожалуйста! В клинику мы всегда успеем. А пока давайте попробуем справиться самостоятельно!

– Ну что ж, – доктор внимательно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на безжизненное лицо пациента, – давайте попробуем.

Глава 17

Через два дня комната Алексея меньше всего напоминала жилую. Это снова была больничная палата со всем сопутствующим оснащением. И тело Майорова снова напоминало муху, опутанную паутиной проводов. И снова мерно посвистывали пульсометр сотоварищи.

И снова Алексей был в коме.

В общем, внешне все было по-прежнему, но только внешне. Внутренний шторм не утихал. Сознание Алексея, вырвавшись на свободу, бушевало и билось, пытаясь вернуть контроль над телом. Но… Не получалось. Не получалось НИЧЕГО. И это приводило Алексея в ярость, и хорошенечко вымачивало в этой ярости, превращая сознание в ослепительный сгусток, не способный контролировать чувства и эмоции, не способный мыслить и рассуждать.

И заставляющий Алексея балансировать на узком и обрывистом краю, за которым притаилось необратимое безумие.

Но Майоров не замечал этого, беснуясь и хрипя, разбивая в кровь руки, изранив босые ноги осколками надежды. И безумие почти получило его.

Но в последний момент родное «папа!» укутало пылающий разум прохладным уютным облаком, успокоило звенящие нервы, вернуло уверенность в себе, превратило кипящую лаву ярости в холодный металл гневной силы.

«Спасибо, солнышко, я в порядке!»

Какое-то время Алексей занимался наведением внутреннего порядка и скоростным залечиванием повреждений, а затем решил начать с малого: вернуть контроль над зрением.

На это ушло еще три дня, тело тупо уперлось и подчиняться разуму отказывалось категорически. Но ясным морозным утром двадцать седьмого декабря Алексей Майоров открыл глаза. Именно Алексей, а не его тело.

В комнате было пусто. Ставший уже привычным писк аппаратуры оказался единственным звуком, обитавшим в этом пространстве. Хотя нет, с ним явно диссонировал какой-то посторонний хрип. Спустя какое-то время, выстроив длиннющие затейливые логические цепочки и пройдя вдоль них, Алексей приплелся к неутешительному выводу: автором и исполнителем сиплого надрывного хрипа является он сам. Дышит он так, оказывается. Мило.