Увези нас, Пегас!

А Кривой Початок, пострел, он почесал свой кукурузный затылок.

– Раз так, – говорит, – может, ты и права. Если Камилла и Вик, значит, мама и сын, ну их совсем. Мне-то мамаша совсем ни к чему.

– Но хозяин Тутовый Лоб совсем Смоляного Малыша замучил. Никуда не пускает. Вот и пойми, к чему я веду.

– Да кто ж тебя знает? – говорит Кривой Початок. – Я-то как догадаюсь, к чему ты ведешь?

А мистер Филин, который на ветке сидел, мистер Филин сказал:

– Покумекай немного, парень. А покумекаешь – сделаешь доброе дело. Сыночка приведешь к маме. Сыночка приведешь к маме, обрадуешь Белую Коробочку. Обрадуешь Белую Коробочку – она тебя и полюбит.

– А как же я его приведу, если хозяин Малыша держит?

– А это дело хозяйское.

– Ладно, – говорит Кривой Початок.

Пошел, все затылок чешет. У Тутового Лба ружье двадцать второго калибра. Как же украсть Смоляного Малыша? Как порадовать Белую Коробочку?

А тут, глянь, сам Смоляной Малыш навстречу бежит.

– Ух ты, – говорит Кривой Початок, – здравствуй, чумазый. Куда направляешься?

Уф-уф! Совсем запыхался Смоляной Малыш.

– Бегу от хозяина, – говорит. – Маму ищу. Ну, ясное дело, Кривой Початок его за ручку – и к Белой Коробочке прямым ходом.

Как звали Белую Коробочку? Может быть, Хетти? А Кривого Початка? Может быть, Моррис? А маму и Смоляного Малыша? Вик и Камилла? Но какое кому до этого дело! И мистер Филин, который сидел на дереве, мистер Филин так и сказал:

– Нет никому никакого дела.

Но что тут вышло, милые дети? Смешная вышла история. Смешнее такой и не было. Хозяин Тутовый Лоб, он давно собирался к девочке в гости. Купить у нее сидра, да хлопка два тюка, да кизилового варенья.

Пришел, значит, к Белой Коробочке Тутовый Лоб и видит: в обнимку сидят Смоляной Малыш и мама. А Белая Коробочка с Кривым Початком тоже почти в обнимку. Вот, стало быть, какие дела.

Ну, Тутовый Лоб, понятно, за Малышом.

– Вот он ты где, негодник! Все кругом обыскал! Держи, хватай работничка!

А Смоляной Малыш, понятно, стрекача. Сердечко в груди прыгает. Только нашел маму, а тут, значит, опять в неволю?

– Стой! – Тутовый Лоб кричит. – Стой, понимаешь!

А Смоляной Малыш, он бежит.

А Тутовый Лоб за свою двустволку. Вскинул ее да как хлопнет из двадцать второго калибра – бах-бабарах! Из первого ствола кастрюлю на заборе пробил, из второго ствола красную розочку Малышу приделал.

Черный был Смоляной Малыш, ох, какой черный. Блестящий и черный, вот какие дела. А красного на нем отродясь ничего не бывало.

И упал Смоляной Малыш на землю, потрепыхалось его сердечко немного да и совсем затихло. Маму повидал, и ладно. Какие еще дела? Прожил на свете шесть лет, ну, это куда как много. Другие и вовсе тут не появлялись.

А мистер Филин, который на дереве сидел, мистер Филин сказал:

– Отродясь ничего смешней не видел. Один в девчонку влюбился, другая добро захотела сделать, а третий и вовсе за сидром шел.

Давно это, милые дети, было, давно. Я сам тем Филином был, на ветке сидел и очень смеялся. А вы, милые дети, не плачьте. Возьмите кусочек глины, слепите из нее куколку, облейте горячей смолой, вот и получится новый Смоляной Малыш.

А про того забудьте, я уже про него забыл.

Глава 21. Наш Вик

Мы похоронили нашего маленького Вика за кизиловой рощей. Мать его, посудомойку Камиллу, два негра отнесли домой, потому что она упала и тоже почти умерла. Лицо ее было цвета сухой земли.

И двух часов она не провела со своим сынишкой. Как мы могли поступить так беспечно! Когда привели Вика в усадьбу, когда посмотрели на радость матери и всего Арш-Мариона, оставили их без присмотра, пошли на свою галерею.

Кто знал, что нагрянет в усадьбу Бешеный Шеп, всего-то для купли-продажи то ли свиней, то ли навоза. Кто знал, что пройдет он по саду и лицом к лицу столкнется с Камиллой и Виком.

И все могло обойтись. И может быть, Шеп не узнал бы своего маленького раба. Но Вик бросился бежать. А Шеп только что выпил с генералом бурбонского виски. Он крикнул Вику, чтобы тот остановился. Но, я думаю, наш Смоляной Малыш раньше бы умер, чем остановился.

Он и умер раньше. Не очень-то метил Шеп, но сразу попал. А Хетти выбежала из дома, припадая на ногу, и била его палкой, и кричала исступленно, а Шеп только отмахивался ружьем и бормотал: «Уймите свою девицу, генерал».

Потом у Хетти был обморок, и она лежала до вечера бледная. Шеп уехал. Генерал простился с ним холодно. Ему не было дела до того, как О’Тул обращается со своими рабами, но он не любил пальбы в своей усадьбе.

Получилось, что все мы, Хетти, Моррис и я повинны в гибели Вика. По той записи в книге Бланшаров я сразу понял, что негритянка Камилла, купленная Бланшаром у Шепа О’Тула, и есть мама нашего Вика.

Мы не собирались ничего особенного делать. Но когда Моррис сказал о Камилле Хетти, та очень обрадовалась и решила поговорить с генералом. Зря она это сделала.

– Мсье, – сказала она, – вы всегда были очень добры ко мне.

– Я тебя слушаю, моя девочка, – важно сказал генерал.

– Я знаю, что мое воспитание обходится вам в большую сумму.

– Пустяки, – сказал генерал.

– Вы отложили мне деньги на приданое.

– Ты уже нашла жениха?

– О, нет. Просто я бы хотела попросить вас, мсье. Быть может, вы разрешите мне истратить часть этих денег?

– Для какой цели? Невеста не вправе тратить свое приданое. Им будет распоряжаться жених. Когда мы подпишем брачный договор и ты найдешь общий язык со своим суженым, быть может, тогда тебе что-то и удастся истратить. Но, впрочем, сколько тебе нужно?

– Шестьсот долларов, мсье.

– Ты хочешь приобрести бриллиант?

– О, нет, мсье. Просто я уже сейчас хотела бы иметь собственную служанку.

– Но разве у тебя ее нет? Ты можешь выбрать любую девушку Арш-Мариона.

– Мне бы хотелось, чтобы она принадлежала мне.

– Иными словами, тебе хочется выкупить у меня служанку в счет своего приданого?

– Вы меня правильно поняли, мсье.

– Я тебя понял правильно. Но ты все неправильно понимаешь, Хетти. Повторяю, приданое тебе не принадлежит. Им будет распоряжаться жених. Кроме того, меня удивляет это странное желание иметь отдельную собственность в доме, где все общее. Разве я в чем-нибудь тебе отказывал?

– Нет, мсье.

– Ты знаешь, мы с Мари собирались в Париж, и она настояла на том, чтобы взять и тебя. Я не имею ничего против, ты поедешь с нами в Париж, как только позволят мои дела. Ты ведь знаешь, что я буду военным министром, и только это отодвигает нашу поездку.