Увидеть лицо
Шрифт:
— … говорили о крайних случаях! Это — не крайний!
— … черт бы подрал ваш гуманизм! Мало того, что…
— … нужно было вывести ее с самого начала…
— … кем бы мы это сделали, олух?! Там был микрокосм! Ты не понял?!..
Слова прервались новой порцией грохота и криков. Что-то разбилось, кто-то куда-то побежал, раздался отчаянный крик, полный боли. Запах гари усилился. Она застонала, закрывая глаза, и под конец успела почувствовать, как взлетает вверх — то ли на чьих-то руках, то ли сама по себе. В последнем усилии ее рука скользнула по шее. Крови не было. Разреза не было. Только была, почему-то, боль, но теперь далекая, словно прихваченная с собой из другого мира.
Реальности,
— …допрыгались?!.. я ведь предупреждал!..
— … в сердце!..
— … технику закрывайте!.. технику! Вся ж работа на фиг!..
Помни, помни, помни…
И снова грохот. Снова крики. Жуткий звериный вой…
Потом только тьма, и наполняющий ее настойчивый, ласковый, повелительный, обволакивающий, успокаивающий голос, проникающий в мозг, в кровь, превращающий ее в себя, становящийся ею — и телом, и уплывающим в бесконечную даль сознанием.
— … сон… всего лишь страшный сон… тише… страшный, страшный сон… глупый сон… глупый…
Книга 2
Часть первая
Memento vitae
I
— …тише!.. Да успокойтесь же! Девушка!
Не открывая глаз, она отчаянно отбивалась от чьих-то рук, пытавшихся удержать ее.
— Не трогайте меня!.. горло!.. Не трогайте мое горло!..
— Что с вами?..
— Может, у нее астма? Приступ…
— А может, эпилепсия?..
— …уйдите! Не видите — человеку плохо!
— … да просто кошмар…
Голоса гудели вокруг нее — обыденновстревоженно, к голосам добавился ощутимый запах лекарств и легкий хлорный. Алина перестала отбиваться, обмякла и открыла глаза. Перед ней маячило незнакомое мужское лицо, чуть поодаль плавали еще несколько лиц — мужских и женских, смотревших на нее с опаской. кто-то аккуратно, но крепко удерживал ее руки.
— Девушка!..
Алина вздохнула и откинулась на жесткую спинку стула, растерянноиспуганно поводя глазами в обе стороны. Длинный больничный коридор, бледножелтые стены, ряд дверей с номерами и табличками, пожилая женщина в синем халате, стоявшая неподалеку возле железного ведра, наполненного водой и пеной. В руке у женщины была швабра.
— Так звать сестру, нет?! — сварливо спросила она. Мужчина, державший Алину за руки, покачал головой.
— Не надо. Просто человеку страшный сон приснился. Наверное, нервы не в порядке.
— Так ей не к терапевту, а к невропатологу надо! — буркнула уборщица. — Ишь, концерт устроила! Перепугала всех!..
— Да ладно вам!.. — мужчина махнул на нее рукой, потом снова посмотрел на Алину, которая часточасто дышала, словно вытащенная на берег рыба, чувствуя, как по лицу, по шее и за воротник стекают крупные капли пота. — Ну, вы как? Может, позвать врача?
Алина замотала головой, потом просипела:
— Где я?
— В поликлинике, — ответил он печальноласково. — Забыли разве? Вы ж за мной занимали!
Дверь кабинета отворилась, и в коридор выглянула девушка с коротко остриженными черными волосами.
— Что за крики?
— Да вот девочке кошмар приснился, — услужливо сообщила одна из зрительниц, стоявшая в сторонке. Медсестра перевела взгляд на Алину.
— Вы? Зайдите.
— Нет, — поспешно сказала Алина, — спасибо. Я потом… я не сейчас… извините пожалуйста.
Медсестра недоуменнонедовольно пожала плечами и захлопнула дверь. Небольшая толпа вокруг начала рассасываться, и на мгновение в ней вдруг мелькнули чьито глаза, показавшиеся Алине страшно знакомыми. Яркоголубые глаза за стеклами очков. Но они тут же исчезли, как исчезло и само чувство узнавания. Хрипло дыша, она стянула на груди расстегнутое черное пальто, потом встала. Сумочка свалилась
с ее колен и повисла на перекинутом через локоть ремешке.— Вам помочь? — спросил мужчина. — Вам бы лучше на свежий воздух.
— Нет, спасибо, я сама, — вяло произнесла Алина, потирая шею. — Скажи-те… скажи-те, а я здесь давно?
Он удивленно пожал плечами.
— Минут пятнадцать. Вы очередь за мной заняли — разве не помните? Заняли, а потом пригрелись, задремали… Наверное, вам очень страшный сон приснился? Надо бы вам попить успокаивающего… валерьяночки…
— Да… — прошептала Алина, — страшный. Нервы… наверное, просто нервы. Устала.
— Да молодыето сейчас быстрее пожилых старятся, — заметила сидевшая неподалеку старушка и снова уткнулась в изучение своей медицинской карты. — Чего удивляться, когда кругом такое…
Алина отвернулась, не слушая уточнений, и побрела по коридору к лестнице. В висках у нее громко, болезненно стучало. Негнущиеся ноги цеплялись за пол носками потертых сапожек. Сумочка хлопала по голени.
Сон… сон… кошмарный сон…
Четыре дня за пятнадцать минут?!
И что? Случаются и более странные вещи.
Да, сон — это очевидно, как и то, что она находится в поликлинике. Вчера приболела, попросила Женьку подменить, а сама весь день провалялась на диване, сморкаясь и кашляя. С утра было получше, но отчегото сильно разболелась спина, и на работу она всетаки не пошла, сказав Тамилке, что выйдет после обеда. А потом отправилась в поликлинику… заняла очередь, а потом прожила четыре восхитительных и жутких дня?
задремала на пятнадцать минут, чтобы проснуться самым несчастным человеком в мире.
Неужели это действительно был всего лишь сон? Сон, в котором ее убили…
Может, лучше б и убили там, такой… чем просыпаться в этой жизни! Лучше бы она была сном!
В вестибюле толпились люди — в осеннюю пору поликлиники, как правило, становятся особенно обитаемыми. От окошка регистратуры тянулся длинный хвост очереди, чихающий, кашляющий и ругающийся — в основном, пронзительными старушечьими голосами. Хвост поменьше вырастал из стеклянной аптечной будки, состоявшиеся и потенциальные больные курсировали между лестницей и тяжелыми двустворчатыми дверьми, а среди них крутилась нянечка, пытаясь изгнать проскользнувшую внутрь облезлую дворнягу. Дворняга издевательски тявкала, цокая когтями по цементному полу, нянечка простуженно ругалась. Где-то в очереди голосил ребенок. Вестибюль заполнял цветистый аромат лекарств, смесей туалетной воды и духов, хлорки, псины и табака. кто-то наступил Алине на ногу и, не заметив этого, пошел дальше. Привычная, до боли знакомая реальность.
Состоятельная владелица ресторана… Приснится же такое! Состоятельная, ага — новые сапоги купить не на что! Эх, если бы сбылась моя мечта!..
Только дело сейчас вовсе не в этом. Не в этом!
Перед обшарпанным трюмо причесывались и надевали шапочки и беретики несколько женщин. Она подождала, пока одна из зеркальных створок освободится, и подошла к ней, вытаскивая из сумочки расческу. Внимательно посмотрела на свое отражение. Светлокаштановые волосы средней длины, чуть вьющиеся на концах, сейчас тусклые от холода. Правильные, но не оченьто выразительные черты лица. Кожа бледная, нос чуть распух и облез от насморка. Темные брови, темные ресницы. Зеленоватокарие глаза. Небольшие тени в подглазьях. Фигура скрыта черным пальто, но онато знает ее — ни худая, ни толстая. Обычная. Вся насквозь обычная. Незапоминающаяся. Некоторые мужчины считали ее симпатичной, но большинство людей, как правило, редко узнавали ее при повторной встрече. "Ничего", — характеризовала ее внешность Женька. Тамила была в своем суждении более точна, раз и навсегда сказав: "Ничего особенного. Стандартная волжанская мышь!"