Увидеть лицо

Объяснение обнаружилось в кресле. Оно было в серой водолазке и темных джинсах, курило "Беломор", выпуская дым под потолок, и смотрело на нее смеющимися глазами. В ногах кровати пристроилась Стаси, которую раздирали стремления выгнуть спину в соответствии с древнейшими кошачьими инстинктами, и подойти и посмотреть, что же это такое.

— Кто это? — спросила Алина, обнимая похрюкивающего щенка. Виталий усмехнулся.

— Это Гера. Дочурка Мэй.

— Она… — Алина заморгала, — она… тут…

— Она твоя. Разве сегодня не твой день рождения? — Виталий затянулся папиросой и выдохнул густой клуб дыма в направлении форточки. Алина ошеломленно тряхнула головой.

— Откуда ты зна… — она нахмурилась. — А ты вообще как сюда попал?!

— Через дверь, — Виталий затушил окурок в пепельнице и встал. — Коекто дал мне ключик.

— Вовка! — Алина отпустила щенка, и тот принялся деловито исследовать кровать, переваливаясь на коротких ногах. — Ну я ему…

— Не стоит. Вовка умнее нас с тобой вместе взятых. Мне даже спрашивать у него не пришлось, он сам мне его предложил. Еще вчера.

— Аа, да тут целый заговор! — Алина поджала под себя ноги, потом взглянула на Виталия с откровенным холодом. — Что ж, очень мило, что ты решил оказать мне такую честь. Не каждый день меня удостаивают посещением такие высокопоставленные особы. Зачем же утруждаться, мог бы ограничиться и телефонным звонком!

Виталий сел на кровать рядом с ней. В его глазах по-прежнему сверкали смешинки.

— Ты все так же невыносима.

— Смотря кто меня выносит и с какой целью… Кстати, сделай одолжение, не дыми здесь больше своими жуткими папиросами — стены сырые и сильно впитывают запах!.. — Алина отодвинулась, но Виталий протянул руку и придвинул ее обратно.

— В моей квартире со стенами все в порядке. Если ты будешь смотреть, как я курю свои жуткие папиросы, сидя в ней, то будет лучше, как ты считаешь?

Алина нахмурилась, пытаясь сообразить, что к чему, потом произнесла единственное слово, пришедшее ей на ум:

— Что?

— Ясно, — Виталий погладил щенка, возившегося рядом, — начну издалека, поскольку, по-моему, ты еще не совсем проснулась. — Я предлагаю тебе сменить место жительства.

Она внимательно посмотрела на его лицо, не понимая, что его так смешит.

— Зачем?

— Затем, что я предоставляю тебе уникальную возможность выйти за меня замуж.

Алина отвернулась и суженными глазами уставилась в пространство перед собой. Потом хрипло спросила:

— А зачем тебе это надо?

— Аль, — произнес Воробьев с легким удивлением, — я понимаю, что люди с утра бывают заторможены, но не настолько же! Я…

— Я заторможена?! Ты являешься сюда после… — не договорив, Алина взвилась с кровати, но Виталий схватил ее и дернул так, что она плюхнулась ему на колени. Он перевалил ее на кровать и, прижимая ее плечо правой рукой, очень серьезно произнес, оглаживая ее подбородок большим пальцем:

— Разумеется, ты решила, что я сбежал, а?

— А что я должна была…

— Тихо, тихо, не буйствуй. Силы тебе еще пригодятся, — Виталий улыбнулся, но эта улыбка была очень серьезной. — Я был под следствием, по делу об убийстве Эльвиры и ее соседки, меня промурыжили несколько месяцев… кроме того, мне пришлось улаживать еще и последствия того разгрома, который ты произвела на дороге. У машины ведь, Аля, существуют номера, а у людей — глаза. Пока я был занят, за тобой приглядывал Олег, а в процессе приглядывания, — он усмехнулся, — устроил свою личную жизнь. Я рад за него.

— Но он мне ничего не сказал! — возмущенно воскликнула Алина. — Он мне…

— Мы просто хотели держать тебя подальше от всего этого. Еще не хватало, чтоб и тебя начали таскать… Мало ли что.

— Но теперь все в порядке?

— Теперь да, — он отпустил ее и сел, и Алина тоже села рядом, пристально глядя на свои руки. Потом негромко спросила:

— Ты не приходил только поэтому?

Виталий покачал головой.

— Не только. Тебе нужно было время, чтобы прийти в себя. И мне тоже. Знаешь… очень тяжело было, засыпая, каждый раз думать о том, где именно ты проснешься. Первое время я долго не верил, что, всетаки проснулся окончательно… и… вдруг все снова начнется сначала.

— Не хотел привязываться к человеку, который мог оказаться сном?

— Однажды так уже было.

Алина съежилась, зябко обхватив руками колени.

— Ты…

— Я знаю, кто я! — резко перебил ее Виталий. — Когда-то, на набережной, ты мне уже сказала, кто я! В чем-то ты была права… тогда. Я не сбежал, но я… был в стороне… Рядом, но в стороне. Я приходил в больницу… много раз, но всегда, когда ты спала.

Алина повернула голову и взглянула на него.

— Почему же ты пришел сейчас, когда я не сплю?

Виталий потер подбородок, и в этом жесте ей почудилось смущение, а потом произнес слова, которые она никак не ожидала от него услышать.

— Я тоскую по тебе.

Алина опустила взгляд, с досадой чувствуя, что краснеет.

— Но ты…

— Черт подери! — вдруг рассвирепел Воробьев. — Я так больше не могу! Ты выйдешь за меня или как?!!

— Да! — заорала она в ответ, и Виталий рассмеялся так же неожиданно, как разозлился, и Алина тоже рассмеялась с удивительно смешанным чувством злости, досады и счастья, и обняла его за шею, и он крепко прижал ее к себе, и очень долго они ничего не говорили, и наблюдавший за ними щенок расчувствовался и напустил лужу прямо на простыню.

— Чудесно! — сказала Алина, покошачьи потираясь щекой о щеку Виталия и глядя на испорченную постель. — Просто замечательно!

— Ерунда! — заявил Виталий, вскочил, сдернул ее с кровати и сунул похрюкивающую Геру ей в руки. — Я свалю это барахло в ванну, а ты одевайся — и побыстрее. Нас ждут!

Алина не стала спрашивать, кто. Ответ был очевиден. И когда они вышли на улицу, в теплое солнечное утро, друзья по сну ждали их, сидя на перилах подъездного крылечка, и Олег щурился на солнце из-под сдвинутой на затылок кепки, а Жора покачивал длинными ногами.

— Судя по твоему выражению лица, Виталя, ты ее уболтал! — заметил Олег и соскочил с перил. — Можно и бабахнуть!

Он извлек из стоявшего возле его ног пакета бутылку шампанского и осуществил свою угрозу, распугав топчущихся неподалеку голубей. С дерева спрыгнул толстый кот и унесся прочь, а сидевшие рядком на соседней скамейке старушки, вздрогнули и посмотрели на них возмущенно и осуждающе.

— Можно было и потише! — сердито сказал Жора, но сквозь эту сердитость неумолимо проглядывало удовольствие. — И вообще в другом месте!