Увидеть лицо
Шрифт:
— Света… — произнес он прерывающимся голосом и бережно коснулся большим пальцем ее щеки. Провел его до дрогнувшего уголка рта. Светлана то ли вздохнула, то ли всхлипнула, закрывая глаза. — Светочка, господи, почему же ты так красива?..
Это был контрольный выстрел. Она уже скорее сама повернула к нему голову, чем подчинилась его руке, которой он мягко взял ее за подбородок, затрепетала и потянулась к нему, вся раскрываясь для поцелуя. Все оказалось именно так просто, как он и ожидал, и платье ее снималось совсем просто, и дальше все было совершенно чудесно. Было бы еще лучше,
Впрочем, это была такая мелочь.
Без труда увернувшись от пощечины, он схватил ее за запястье и прижал к постели — не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы она не могла вывернуться, и ей оставалось только бессильно извиваться на плаще из собственных роскошных волос.
— Как ты мог?! — снова прошипела Марина, яростно сверкая глазами. — Как ты мог назвать меня… Как ты смеешь даже сравнивать?!.. Убирайся из моей комнаты! Убирайся немедленно!
— Да без проблем, — лениво ответил Виталий, отпустил ее и, отвернувшись, спустил ноги с кровати. Марина села, глядя на него суженными глазами, потом, словно подброшенная, метнулась через кровать, обхватила его за шею и покошачьи потерлась голой грудью о его спину.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — прошептала она и куснула его за мочку уха. — Сволочь! Мерзавец!
— Ты очень непоследовательна, — насмешливо заметил Виталий. — Если ты отпустишь мою шею, то я смогу встать. Видишь ли, довольно трудно привести тело в вертикальное положение, если на шее кто-то висит.
Марина отпустила его и перекатилась к нему на колени, затопив его ноги золотистыми прядями и глядя на него снизу широко раскрытыми глазами.
— Нет! Давай еще раз! Войди в меня снова, просто больше ничего не говори… и я… Пусть как будто ничего не было!
Виталий задумчиво посмотрел на нее.
— Я, конечно, знаю, что количество потребленного алкоголя прямопропорционально уменьшению чувства собственного достоинства… но неужели тебе до такой степени на себя наплевать?
Марина фыркнула и выпрямилась.
— А при чем тут достоинство?! Я же не требую, чтобы ты на мне женился!
— Да, все верно, — покладисто согласился Виталий. — Ты совершенно права. Достоинство тут не при чем. Голый трах есть голый трах.
Он снова лег на кровать, закинув руки за голову и рассеянно глядя в потолок сквозь розовую ткань балдахина. Марина прижалась к нему, но он отодвинул ее.
— Не мешай мне думать.
— Только голубой или полный импотент может думать, лежа рядом с обнаженной женщиной! — раздраженно сказала Рощина, и Виталий скосил на нее насмешливый глаз.
— Ты уже имела возможность убедиться, что я ни то и ни другое. А теперь помолчи или я уйду!
Марина вздохнула, прижимаясь щекой к его локтю.
— Я тебя совершенно не понимаю.
— Я сам себя не понимаю, — кисло ответил Воробьев. — Марин, я не хотел тебя обидеть, правда.
— Но обидел!
Виталий хмыкнул и потянулся за сигаретами.
— Перестань здесь курить! —
резко сказала Марина. — Это, в конце концов, моя комната!Виталий повернул голову, глядя на нее невидящими глазами.
— Твоя комната… — медленно произнес он и взъерошил свои волосы. — Да, твоя… Знаешь, я, пожалуй, действительно пойду. Ничего сегодня у нас не получится.
— Вчера ты вел себя иначе! — зло произнесла она. — Вчера от тебя отбиться нельзя было! Хочешь сказать, я тебе надоела за одну ночь?! Сука!
— Вчера было вчера, — Виталий подмигнул ей, нисколько не обидевшись. — И не в тебе дело.
— Я знаю, в чем дело!
— Тогда ты счастливее меня, — сказал Виталий, отвернувшись и пристально рассматривая свои пальцы. — Потому что я как раз этого не знаю.
XIII
Алина подошла к приоткрытой двери, прижимая к груди книгу. Лицо ее было усталым и измученным, соскользнувший шарф волочился следом, свисая только с одного локтя. Она протянула руку к выключателю и прислушалась, удивленная тишиной, потом выключила свет и вышла из кабинета.
Ей сразу бросилась в глаза темная зала. В гостиной царил полумрак — свет давала только одна лампа возле стены, похожая на чашу, покоящуюся на длинной серебристой ножке. Огонь в камине давно угас, сильно пахло дымом. Никого не было, и только на одном из диванов все так же безмятежно похрапывал Петр. Все разошлись.
— Спокойной ночи, — прошептала она, сделала несколько шагов к двери и остановилась, чуть не вскрикнув, когда навстречу ей из стоявшего спинкой большого кресла вдруг выросла темная человеческая фигура.
— Напугал? — с пьяным добродушием осведомился Алексей. — Ну извини.
Звякнув бутылкой, он наполнил один из стоявших перед ним бокалов и протянул ей.
— На, попробуй, а то ты весь вечер только какоето дрянное винишко тянула! А это настоящий французский коньяк! Слышала, ювелир звенел, что он три штуки баксов стоит! Наверное, правда. Все евреи всегда знают, что и сколько стоит!
Алина с тревогой заметила, что Евсигнеев пьян, причем пьян замечательно, и отрицательно покачала головой, незаметно пятясь в сторону двери.
— Нет, спасибо. Я не люблю коньяк.
— Правильно! — Алексей брякнул бокал обратно на столик, щедро плеснув трехтысячедолларовый коньяк себе на рукав. — Слишком крепко для нежных губок!
Он двусмысленно хихикнул и вдруг с неожиданным для своего состояния проворством пересек комнату и встал между дверью и Алиной.
— Любишь читать на ночь? Долго же пришлось ждать, чтоб ты начиталась. Я даже чуть не заснул, — он извиняющеся развел в воздухе ладонями.
— Ждать меня? Зачем? — спросила Алина, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал. В облике Алексея было что-то пугающее, что-то в нем очень сильно изменилось, и из-за этих перемен от него хотелось бежать без оглядки. Перед ней был не просто пьяный человек. Перед ней был человек, для которого сейчас не существовало никаких правил и никакого будущего и которого не сдерживали никакие законы. За спиной храпел Петр, ждать помощи от которого было так же бессмысленно, как и от дивана, на котором он спал.