Увидеть Париж - и жить

Антуан воодушевленно рассказывал о бедных сицилийцах, которые боролись за свои права против эксплуататоров и завоевателей, и их преступное сообщество напоминало поначалу скорее клуб храбрых преемников Робин Гуда.

Голос Антуана убаюкал меня, и я погрузилась в приятные, неясные грезы, в которых я была юной девушкой и покорила сердце итальянского пастушка, но меня отвлекли от блаженного созерцания Сицилийского пейзажа оживленные голоса моих спутников.

– Итак, – говорил Антуан, – теперь вы знаете, как возникла Коза Ностро, братство эмигрантов из Италии в США, и чтобы почувствовать себя настоящими сицилийцами, мы переночуем в особняке, полностью воссоздающем обстановку жилища одного из самых знаменитых главарей итальянской мафии Томазо Бушетто.

Тем временем за окнами быстро темнело, наступала жаркая и опасная южная ночь. Вот сейчас из темноты выйдут отважные сицилийцы, одетые по последней моде шестнадцатого века и готовые кровью защищать слабых членов общины от испанских захватчиков, не забывая при этом о собственной выгоде, подобно своим далеким последователям. Мы ехали вдоль моря, вдалеке мерцали далекие огни, с побережья дул теплый ветер. И хотелось, как в семнадцать лет, думать только о хорошем. Мечтать о приключениях, о большой, страстной, вечной любви, о красивой и счастливой, безоблачной жизни, которой никогда не будет на земле.

Мы некоторое время ехали по серпантину. Давид и Герард негромко напевали какую-то бодрую песенку и периодически прикладывались к фляжкам. Мне показалось, что они были сильно пьяны. Кристофер угрюмо смотрел в окно, рассказ о колыбели итальянской мафии явно не добавил ему бодрости духа. Может быть, люди, переступившие черту закона, когда-либо нанесли ему финансовый или моральный ущерб, и теперь он, как и я, не может сдержать праведного гнева при разговорах об этой не лучшей части человеческого племени. Селин и Шанталь были как всегда веселы и довольны, видимо, жизнь научила их за долгие годы воспринимать мир таким, какой он есть, и во всем находить положительные стороны. Надеюсь, и я со временем к этому приду, и у меня тоже появится лукавая, ироническая, снисходительная улыбка и верная подруга-ровесница, готовая отправиться за мной на край света. Стефани продолжала всем сердцем наслаждаться медовым месяцем, что, казалось, даже немного раздражало ее молодого супруга. Анни сидела в привлекательной позе и разговаривала по телефону. А Паскаль что-то лихорадочно набирал на клавиатуре тачпада.

За время путешествия я почти ни с кем не общалась. Только немного поговорила с Селин и Шанталь. Стефани как-то, когда Бернар ненадолго покинул ее, сказала, что ей крайне нравится это волшебное путешествие и что она очень любит своего мужа. Она просто идеальная молодая жена, веселая, красивая и любящая, и такое ощущение, что в ее шкафу нет ни одного скелета, только чистые, пахнущие духами, платья от модных дизайнеров, – подумала я с легкой грустью. Вот Бернар не очень походил на идеального супруга – что ж, может, это только добавляет ему привлекательности в глазах Стефани.

Наконец мы подъехали к особняку, который, скорее, можно было назвать старинным замком. Дорожка из вязов, два фонаря в стиле ретро и каменная лестница, ведущая к желанному месту отдыха.

Мы вошли внутрь и увидели в общем-то привычную для меня обстановку: камин, дорогие, обитые бархатом кресла, большой стол, покрытый скатертью, на котором стояла изысканная трапеза, на стенах картины, в частности прекрасный портрет отважного Томазо Бушетто на коне с саблей. Еще мы могли любоваться мраморной лестницей на второй этаж.

– Дорогие друзья, здесь никого нет, кроме обслуживающего персонала. И мы можем представить себе, как отдыхал почти в таком же зале Томазо Бушетто, вернувшись после своих трудных дел, – проникновенно сообщил Антуан.

Багаж занесли и поставили пока в коридоре.

– А у него была подружка? – спросила Анни.

– О, безусловно, знаменитый мафиози и сейчас продолжает наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях.

Анни одобрительно улыбнулась, будто она понимала Томазо Бушетто как никто другой и вообще они были родственными душами. Мы сели за стол: несколько видов салатов, яйца по-провански, мясо по-французски, куриные кусочки с соусом Сардини, морепродукты, изысканные десерты. Я отдала должное ужину, думая о том, что скоро наберу вес, сопьюсь и буду ездить по разным странам в поисках непонятно чего, всеми забытого смысла жизни, глубоко запрятанного под горой хрустящих бумажек, драгоценностей и дизайнерской одежды.

Затем молчаливый, строгий, смуглый молодой человек в форме дворецкого стал разводить гостей по комнатам. Мне досталась уютная спальня на втором этаже в боковом крыле здания. Там была широкая кровать с резной спинкой, трюмо, плазменная панель и знаменитая картина «Итальянское утро» на стене, изображавшая не совсем одетую очаровательную девушку, умывающуюся из рукомойника. Особняк располагался на берегу моря, и из окна открывался изумительный вид на бескрайний морской простор и далекие огоньки маяков и проплывающих кораблей. Но я отчего-то почувствовала себя неуютно. У всех этих судов есть цель и маршрут, а я даже не знаю, куда мне плыть и к какому берегу я хочу пристать. Я купила дорогущий билет в партер, сижу в театре и наблюдаю за жизнью. Скоро спектакль закончится, актеры получат гонорар, овации, праздничный банкет, а я уныло пойду одна по вечерней улице, никому не известный и не нужный человек. Этот мир прекрасно обошелся бы без меня. От этих мыслей на душе стало очень грустно, я надела свою широкую шелковую пижаму и выглянула в коридор.

Тут я увидела Кристофера, который в джинсах и футболке шел по коридору с озабоченным видом. На нем не было черных очков, и я впервые посмотрела в его пронзительные, серые, внимательные глаза. Коридор был оригинально оформлен в стиле средневекового замка, по стенам стояли статуи рыцарей в доспехах и фонари в форме больших свечей на массивных бронзовых подсвечниках.

– Мадам Лариса, можно зайти? – спросил он. – Не подумайте ничего плохого, я просто хочу поговорить.

Я была очень удивлена: до этого Кристофер не сказал мне ни одного слова. У него был низкий, чуть хрипловатый голос, мне показалось, что он говорит по-французски с каким-то неизвестным мне акцентом.

– Проходите, месье, – неуверенно ответила я.

Мы зашли в мою комнату, таинственный гость робко встал на пороге.

– Мадам, хочу вам признаться, я нахожусь в беде.

Я подумала, что люди, находящиеся в беде, не отправляются в дорогущую туристическую поездку. Впрочем, кто знает.

– Ну, что у вас случилось? – тихо спросила я.

– Понимаете, меня ищут люди, о которых я не могу говорить. Они разрушили мою жизнь.

– Зачем же вы пришли ко мне?

– Я очень устал и не знаю, куда мне идти. Простите, простите. Я, наверно, не вовремя, мне надо уйти, – засуетился он.

– Расскажите мне все же, что случилось, облегчите душу, – произнесла я тоном доброй феи, – присаживайтесь.

Кристофер тяжело опустился на стул с бархатной обивкой рядом с кроватью, на которой я сидела, положив ногу на ногу.

– Они хотят меня убить, это супруг моей возлюбленной, – обреченно признался он.

– Так он один или их много?

– Неважно. У нас была умопомрачительная страсть. Она была очень богата и оставила все мне по завещанию. Знаете, так бывает. Мы с ней родились в один год и в один день, таких случайностей не бывает, наша встреча была уготована судьбой, я любил ее, мне ничего от нее не было нужно. И ее супруг узнал о нашей связи только во время оглашения завещания. Он был в страшной ярости и остался ни с чем. Вся его жизнь, все активы, бизнес перешли ко мне. Ее муж поклялся, что убьет меня. Я срочно уехал из страны, но ведь невозможно всю жизнь скрываться, – Кристофер сморщился, и его лицо приняло страдальческое выражение. Он напоминал одного из мучеников, которых собирались затравить зверями в Колизее.

– А вы не могли бы отдать ее мужу эти деньги, написать дарственную или что-то в этом роде?

– Это не решит проблемы, он страшно зол на меня из-за нашей связи, она никогда не любила его, у них не было детей. Месть – теперь единственный смысл его жизни.

– Вы думаете, что обманутый муж подошлет киллера? – стыдно признаться, но печальная история Кристофера как-то забавляла меня. Я почему-то не могла разделить его душевную боль.

– Возможно, но он настолько обезумел, что может попытаться все сделать своими руками. В Риме мне показалось, что я видел в толпе человека, похожего на него.