Увидеть Париж - и жить

– Гай, успокойся, – сказала Амелия. – У него на глазах убили человека, его жену, их ограбили, – шепнула она мне.

– Амелия, я не глухой, я все слышу. Я не больной, с детства просто был очень нервным. Но потом, когда появилась Анжелина, все стало по-другому, – он махнул рукой и расплакался. – Девочки, помогите, мне так плохо, я такой жирный невротик, превратился в развалину. Я не могу, эти тревога, страх – они меня разъедают изнутри. Мне кажется, мой мозг сейчас разорвется. Девочки, – он заплакал, закрыв лицо руками.

Мое хорошее настроение испарилось. Мы отправились на ужин.

– Почему не видно Жанны? – спросила я.

– А, она в лазарете, – сказала Амелия, – поедая вкуснейший омлет.

– А что с ней?

– Высокое давление.

После ужина я не пошла ни в кинозал, ни в бильярд. Придя в свою комнату, я легла на диван и смотрела на картину Боттичелли «Весна», на которой несколько босоногих девушек радовались теплу и солнцу, а маленький коварный Амур незаметно пытался пустить в ход свое оружие. Грустно как-то. Я разрыдалась. Завтра у меня опять беседа с доктором Гюставом. Обед, кинозал, экскурсия по окрестностям, групповая терапия. Этот разговор с Гаем нарушил мое спокойствие, не надо обращать внимания, он больной человек, а я уже почти поправляюсь. Я не думаю о том, что будет дальше, а просто погружаюсь в жизнь. И она сама укажет путь, светлый, дальний и прямой. Я долго не могла заснуть, печальные воспоминания пришли ко мне, как питерские дожди среди лета. Только под утро я заснула, и мне снилась стрелка Васильевского острова, там никого не было, только ходили мрачные ребята с автоматами, а вдалеке занимался рассвет над пустыми питерскими улицами. «Мне все-таки не хватает этой гребаной страны, – думала я, проснувшись. – За что я ненавижу Россию? Господи, за что? Это следствие какого-то психологического кризиса. Все страны в мире хороши и плохи по-своему».

«Жестокость в мире – это дьявол, – вспомнила я слова другого пациента, Чарльза, маленького, худого человека с горящими глазами, помешанного на религии. – Дьявол творит страшные вещи. Он сеет ненависть, насилие и страх. Зло имеет множество лиц, оно, как многоглавый дракон, окутало всю землю. И зря мы хотим успокоиться, расслабиться, все равно зло придет, дьявол придет, он будет нас мучить страхом, сомнениями и болью. Одних людей он мучает мыслями, а в других вселяется, и они начинают творить то, что он хочет, разрушать все, мучить, уничтожать, портить все доброе, что осталось на этой несчастной планете».

Я вышла на завтрак: тосты, фрукты, кофе, чай, приятная негромкая музыка, классика, вроде бы Вивальди, «Времена года». После еды я почувствовала себя лучше и решила навестить Жанну в лазарете. Это было отдельное двухэтажное чистенькое здание, стоявшее на противоположном от жилого корпуса конце сада. Я прошла по чистой, выложенной кафелем лестнице и подошла к улыбчивой, полной, немолодой сестре, сидевшей на посту. Она позвала доктора.

– Как ее состояние? – спросила я у врача, грустной, серьезной, худенькой женщины с короткой стрижкой.

– Неважно, у нее сепсис, развился молниеносно, непонятное ослабление иммунитета, все началось с ничтожного очага инфекции, простого фурункула. Ее состояние с каждым днем ухудшается, несмотря на все наши усилия.

– Она будет жить?

– Прогноз сомнительный, – грустно покачала головой врач.

– Можно ее навестить?

– Да, только недолго, пожалуйста, ей нельзя утомляться.

Я зашла. Жанна лежала под капельницей в отдельной палате, напротив нее висела плазменная панель. Она еще больше похудела. Когда я вошла, она подняла на меня измученные глаза.

– Зачем ты здесь?

– Просто хотела тебя навестить.

– Зачем?

Я начала злиться.

– Почему вы все здесь такие? Вы сдались, вы не хотите бороться за свою жизнь. Хватит сидеть и плакать над своими несчастьями, пора уже сделать что-то стоящее и утереть нос всем недругам.

Глаза Жанны оставались тусклыми.

– Послушай, – вдруг сказала я, сама себе удивляясь. – Я договорилась с Пьером, мы купим лошадь, чистокровную арабскую, поселимся в твоем домике. Тот запрет жокейской ассоциации снимут, мы заплатим, кому нужно, может быть, проведем повторное расследование. И мы победим на скачках, на самых главных скачках, как они там называются, я не помню, ну ты же знаешь, ты у нас наездница.

– Зачем ты врешь мне? – грустно спросила Жанна.

– Я не вру. Ты знаешь, один раз с Пьером мы скакали по весеннему полю, и мне никогда не было так хорошо. Я чувствовала, что мы будто одно целое с природой, с лошадью. Когда ты на коне, то жизнь кажется прекраснее. Я уже купила нашу будущую чемпионку, клянусь тебе. Лошади – они как женщины, нежные, ранимые, обидчивые. Поправляйся, Жанна, у меня ведь тоже ничего не осталось в жизни, кроме перспективы побеждать на ипподроме. Я хочу выиграть скачки. А что мне еще делать – у меня никого не было, но теперь есть лошадь и ты. Она очень красивая, ее зовут Белла. И если ты умрешь, у меня уже не останется в жизни никакой цели. Ничего не останется, ведь так часто не сбываются наши мечты, Жанна. У меня пока не сбылось ни одной. Как люди ведут себя на ипподроме? Я не знаю. Там аплодируют, как в театре? Я хочу где-то победить, чего-то добиться, я хочу сделать это с тобой. Ты ведь любишь лошадей, Жанна, ты же знаешь, что их можно полюбить с первого взгляда. Подруга, мы с тобой будем вдвоем, мы не будем одиноки, мы станем лучшими друзьями. Я ведь никому не нужна со своей кучей денег. Может быть, я пригожусь тебе? Ведь так важно быть нужным кому-то, это дает силы жить. Жанна, не умирай, пожалуйста, тогда мы победим на скачках, и солнце взойдет снова. И мы будем сидеть, пить чай на террасе и говорить и говорить, про лошадей и иногда про парней под рюмочку виски. А почему нет, Жанна? Я считаю, что есть хорошие парни. Меня несколько раз хотели убить – ну и что, есть и хорошие ребята. Если ты умрешь, я больше уже не придумаю ничего, и так и останусь в этой дурацкой клинике.

Я посмотрела на бледное, почти зеленое лицо Жанны, на ее запавшие глаза и едва сдержалась, чтобы не разрыдаться.

– Ну, хорошо, я, может быть, не умру, я попробую, – тихо сказала Жанна. – Принеси мне фотографию Беллы.

Я вышла из лазарета, набирая номер Пьера.

– Пожалуйста, ради нашей дружбы, сколько стоит лучшая скаковая лошадь? Да, я ничего в них не понимаю. Я помешалась на скачках после нашего разрыва, ты слишком много рассказывал мне об этом, и попала в клинику неврозов, врач прописал мне лошадь как лекарство.

– Я сейчас не могу, моя дочь в больнице.

– Пьер, нам обязательно нужно встретиться, пожалуйста.

– Хорошо, приезжай.

Глава 23 Волнующие перспективы

Я написала заявление, что отказываюсь от дальнейшего пребывания в клинике и предупреждена о последствиях, вызвала такси и поехала к Пьеру в офис. В этот раз я не просто хотела помочь кому-то, я чувствовала, что покупка лошади и участие в скачках будут спасением и для меня, не только для Жанны. Я провела в клинике целых два месяца, они пролетели совершенно незаметно. Также незаметно могла пройти и вся жизнь. Нужно вырваться из этого места и начать что-то делать. Я интуитивно чувствовала, что мне необходимо сделать что-то, чтобы снова почувствовать себя живым человеком.

Я встретилась с Пьером в офисе, располагавшемся в одном из небоскребов в деловом центре Парижа. Когда я входила, мои ноги слегка дрожали. Любимый, у нас было столько прекрасных ночей. Ведь ты не забыл меня, просто не мог. Мои слова тогда в больнице очень ранили тебя.

Пьер сидел за столом, ссутулившись, с тоской глядя в монитор. Мне показалось, что здесь он явно не на своем месте. Он похудел и выглядел неважно, круги под глазами. Офис был прекрасно оформлен в стиле модерн. Я первый раз была на работе у Пьера. Мой бывший возлюбленный поднял на меня глаза, в них было все: разочарование, тоска, неловкость, смятение, ностальгия, но я не уверена, что была любовь. Я села в кожаное кресло напротив него.

– Лариса, ты хорошо выглядишь. Я рад, что лечение в клинике тебе помогло, – устало сказал он.

– А как твоя дочь?

– Проходит лечение от наркозависимости, пока не очень успешно. Вчера был истерический припадок, ее с трудом успокоили. В бизнесе дела идут неважно. Кризис сильно по нам ударил, прибыли упали. Я день и ночь пытаюсь спасти корпорацию. Лариса, прости, мне сейчас некогда заниматься лошадьми. Я вижу, ты опять хочешь кому-то помочь, ты не меняешься. Мне очень жаль, что мы… что мы расстались, – его голос дрогнул.