Увядание

Поворачиваюсь к Дженне. Она обходит комнату, задувая свечи. На ее блестящей от пота коже мерцают всполохи пламени, виски влажные, пуговицы на сорочке застегнуты неправильно. Я никогда не видела ее такой – прекрасной и неукротимой. Должно быть, этот образ она приберегает только для Линдена. Стараюсь побороть в себе приступ ревности. Какая нелепица! У меня нет причин ревновать. Если уж на то пошло, она оказывает мне услугу, отвлекая на себя внимание мужа.

– Тоже думаешь, что запах от них просто ужасный? Воняют, как плохо выделанная кожа. Комендант Линден решил, что они создают нужное настроение.

– Долго он здесь пробыл? – уточняю я ровным голосом.

– Ух, всю ночь, – отвечает она и заваливается обратно на кровать. – Боялась, что никогда не уйдет. Он считает, что если мы все это проделаем кучей разных способов, я обязательно забеременею.

Изо всех сил стараюсь не покраснеть. На полу лежит раскрытая «Камасутра», любимое чтиво Сесилии.

– А ты этого хочешь? – спрашиваю я.

– Раздуться как шарик? Еще чего, – фыркает она. – Но что я могу поделать? Кстати, я и сама не знаю, почему он еще не сделал мне ребенка. Наверное, просто везет, – жестом она приглашает меня сесть рядом. – Так что у тебя стряслось?

В лишенной пламени свечей комнате почти кромешная темнота. Я даже не могу разглядеть выражение лица Дженны. Неужели я и вправду пришла сюда, чтобы лечь спать? Сейчас это кажется маловероятным.

– Я переживаю за Габриеля, – признаюсь я, сидя на краю кровати. На том самом месте, где Линден пару минут назад затягивал на себе пижамные штаны.

Никак не могу заставить себя забраться под одеяло.

Дженна садится и обнимает меня за плечи.

– С ним все будет хорошо, – обещает она.

Со скорбным видом изучаю собственные колени.

– Ну ладно, хватит, поднимайся, – командует она и, рывком поставив меня на ноги, встает следом. – Я знаю, что тебе поможет.

Спустя несколько минут мы уже лежим на диване в гостиной, свернувшись калачиком под одеялом, уплетаем за обе щеки ванильное мороженое, которое Дженна заказала с кухни, и смотрим утренний повтор вчерашнего эпизода какого-то сериала. Мыльные оперы – это вторая после любовных романов слабость Дженны. Все роли здесь играют загримированные под взрослых подростки. Дженна рассказывает мне, что актерский состав постоянно меняется. Это и понятно: сериал снимают уже более десяти лет, и первые исполнители ролей к этому времени уже мертвы. Свои роли сохранили только актеры из первого поколения. Она объясняет, кто из героев впал в кому, а кто, сам того не ведая, вышел замуж за близнеца-злодея. Мы растворяемся в тусклом сиянии телевизионного экрана, и мое напряжение понемногу ослабевает.

– Чего вы так шумите?

В дверях, протирая заспанные глаза, стоит Сесилия. Ее тугой живот, кажется, вот-вот лопнет, словно воздушный шарик. Она не застегнула несколько последних пуговиц на ночной рубашке, и нам хорошо видно, как сильно, до блеска, натянута кожа у ее пупка.

– Чем это вы тут занимаетесь ни свет ни заря?

– Сериал называется «Мир, который сошел с ума», – объясняет Дженна и пододвигается, чтобы освободить для Сесилии место на диване. Та втискивается между нами и завладевает ложкой, которую я воткнула в горку мороженого. – Видишь этого парня, Мэтта? Он влюблен вон в ту медсестру, поэтому нарочно сломал себе руку. Но сейчас она ему скажет, что рентгеновский снимок показал у него наличие опухоли.

– Что такое опухоль? – Облизав ложку, Сесилия снова запускает ее в ведерко с мороженым.

– Это такое образование в теле. Сама болезнь называется «рак», – отвечает Дженна. – Действие происходит в двадцатом веке.

– Они будут заниматься сексом на этом операционном столе? – недоверчиво спрашивает Сесилия.

– Фу, какая гадость! – не выдерживаю я.

– По-моему это даже мило, – восклицает Дженна.

– А по-моему, опасно, – Сесилия в возмущении размахивает ложкой. – Там рядом лоток с иглами. Вон, совсем близко.

– Ему только что вынесли смертный приговор, – парирует Дженна. – Самый выигрышный момент, чтобы подкатить к любви всей своей жизни.

Пара на экране и в самом деле начинает заниматься сексом на операционном столе. Снято все довольно целомудренно: видны в основном только лица актеров, на общих планах их тела прикрыты различными деталями интерьера, но я все равно отворачиваюсь. Опускаю ложку в ведерко с мороженым и теперь жду, когда закончится романтическая музыка.

– Гляньте-ка на эту недотрогу, – говорит Сесилия, заметив мою реакцию.

– Совсем нет, – защищаюсь я.

– Ты так и не переспала с Линденом. Чего ждешь, нашей золотой годовщины?

Сесилия – единственная, кто верит в то, что Вон найдет волшебный антидот и мы сможем дожить до старости.

– Происходящее в моей спальне тебя совершенно не касается.

– Это всего лишь секс, – не сдается Сесилия. – Делов-то. Мы с Линденом занимаемся им каждый день. Иногда даже по два раза.

– Да ладно, – вмешивается Дженна. – Не придумывай. Он так боится выкидыша, что к тебе с такими мыслями даже близко не подходит.

– Ну так будем заниматься, – вскидывается Сесилия. – Когда-нибудь эта дурацкая беременность все-таки окончится. Даже не надейтесь, что я одна буду рожать ему всех детей. – Она указывает ложкой сначала на Дженну, потом на меня. – Следующий ребенок с одной из вас. Тебе, Дженна, уж точно не отвертеться. Я заметила, как часто вы запираетесь вдвоем.

Сесилия, возможно, и не отличается особой наблюдательностью, но зато как будто всегда знает, что происходит в наших спальнях – или, в моем случае, чего там не происходит.

Дженна, заметно смутившись, отправляет в рот ложку мороженого.

– Мы стараемся. Но у нас почему-то ничего не выходит.

– Плохо стараетесь.

– Может, не будем об этом?

Они продолжают спорить, и я перевожу взгляд на экран. Там разворачивается ничем не примечательная сцена: двое о чем-то беседуют. Я не хочу принимать участие в этом споре. Я больше сестра Дженне и Сесилии, чем жена Линдена, и я просто не могу заставить себя думать о нем как о любовнике. Ни о ком не могу так думать.

В голове снова возникает образ Габриеля. Вспоминаю наш поцелуй после урагана, тепло, окутавшее мое тело и приглушившее боль. Если нам когда-нибудь удастся сбежать из этого дома, перерастет ли наша связь во что-либо большее? Не знаю, но притягательность идеи совместного побега как раз и заключается в том, что у меня появится возможность самой определить будущее наших отношений.

Между ног прокатывается жаркая волна. Мороженое во рту становится невыносимо сладким. Без всякой видимой причины у меня из груди вырывается вздох.