Увязнуть в паутине

Ярчик замолчала, пугливо глянула на мужа, который провел рукой по седым волосам, — Шацкий подумал, что и сам делает точно так же, когда приходит усталость — и продолжил излагать план изощренного убийства:

— Я бы и не говорил об этом, если бы не его чертов диктофон и мания записывать все на свете, но раз все это вышло на свет божий, я обязан. Идея с Ханей, изображающей покойную дочку Теляка, была несколько театральной, — Квятковская поглядела на отца так, что это не оставляло сомнений в том, что «несколько» не было подходящим словом, — но я посчитал, что это будет той самой соломинкой, которая переломит спину верблюду. Что после чего-то такого Теляк побежит в туалет, выпьет порошки, и все. И месть свершится.

Теодор Шацкий слушал с кажущимся спокойствием. Он держал себя настолько, чтобы не показать отвращения. Снова почувствовал, что его тянет на рвоту. Отвращение к Рудскому он воспринимал чуть ли не физическим образом. Ну что за трусливый старикан, думал он. Если бы хотел отомстить, мог бы дать по голове, тело закопать, рассчитывать на то, что все удастся. Как правило, все удается. А он — нет, втянул во все это жену, втянул дочку — тем самым делаясь подобным Теляку — втянул Каима. А зачем? Чтобы распылить ответственность? Чтобы обременить их виной? Хрен его знает.

— Можете поздравить себя, — саркастически заявил он. — Хенрик Теляк записал на диктофон прощальное письмо жене, в котором сообщил, что намеревается покончить с собой ради добра Бартека, после чего вернулся к себе и принял таблетки. Всю упаковку. Вам почти что удалось.

Цезарий Рудский выглядел потрясенным.

— То есть как это? Не понимаю… Но в таком случае, почему…

— А потому, что сразу же после того он поменял взгляды, таблетки вырвал, собрал вещи и вышел из комнаты. Может — струсил, а может — просто отложил все это на несколько часов, чтобы попрощаться с семьей. Этого мы уже никогда не узнаем. Впрочем, это и не важно. Важно то, что Хенрик Теляк около часа ночи завершает собирать чемодан, надевает пальто и тихонько выходит. Проходит коридор, выходит в зал, где еще несколько часов назад проходила терапия, и… — тут он ободрительно махнул рукой Рудскому. И снова во рту он почувствовал вкус желчи. И снова перед его глазами встало пятно в форме гоночного болида.

Психотерапевт полностью потерял энергию. Обтягивающий гордо выпрямленную фигуру пиджак неожиданно сделался слишком большим, волосы сделались матовыми, взгляд утратил надменность и сбежал в сторону.

— Я расскажу, что произошло дальше, — тихо произнес он, — но если вы поначалу ответите на пару моих вопросов. Мне хочется знать, откуда вы знаете.

— Только не смешите меня, — возмутился Шацкий. — У нас здесь процессуальный эксперимент, а не детективный роман. Я не стану подробно рассказывать вам о ходе следствия. Хотя бы потому, что кропотливое следствие — это сотни элементы, а не один блестящий следователь.

— Вы лжете, пан прокурор, — деликатно усмехнулся психотерапевт. — А я не прошу, а только ставлю условие. Пан желает узнать, что было дальше? Тогда ответьте на мой вопрос. Или же начну повторять, что ничего не помню.

Шацкий колебался, но только очень недолго. Ему было известно, что если присутствующие пойдут в отказ, будет невозможно доказать из вину в суде. У него возникла бы проблема даже с юридической квалификацией их запутанной мести.

— Четыре элемента, — сказал он наконец. — Четыре элемента, которые мне следовало бы сопоставить значительно раньше. Что интересно, два из них — совершенно случайны, они могли бы появиться когда угодно. Первый элемент — это терапия расстановок, которая для вас оказалась обоюдоострым оружием. Вы могли управлять всеми, но не Теляком.

— С кем пан консультировался? — вмешался Рудский.

— С Еремияшем Врубелем.

— Хороший специалист, хотя на лекцию в духовной семинарии я бы его не пригласил.

Шацкий даже не усмехнулся.

— В ходе всей терапии Теляк упорно в кого-то вглядывался. В кого? Я не понятия не имел. Мне был внушен принцип, что более ранние партнеры, если им не было разрешено уйти, заменяются детьми. А так же тем, что ребенок от последующей связи символизирует утраченного партнера. И я был уверен, что у Хенрика Теляка ранее была любовница или любимая женщина, которую он потерял в трагических обстоятельствах.

Я подозревал, что он мог чувствовать себя виноватым в ее смерти. Вместе с доктором Врубелем мы определили, что это более всего вероятно. И что Кася, совершенно неосознанно, настолько сильно идентифицировала себя с его утраченной любовью, что даже отправилась за ней в смерть. А Бартек стремится к тому же, чтобы снять с отца вину и исполнить его мечту соединиться с любимой. Но крайне трудоемкое копание полиции в прошлом Хенрика Теляка никакого результата не принесло. Не было выявлено следов любовницы или какой-либо большой любви. Похоже на то, что единственной женщиной в жизни Хенрика Теляка была пани, — указал он на вдову. — То был бы тупик, если бы не бумажник Хенрика Теляка — оставить его было громадной ошибкой с вашей стороны. И это является вторым элементом. Самым любопытным в бумажнике были купоны спортлото, на которых повторялся один и тот же набор цифр. Мне он ничего не говорил, пока я не узнал дату и время смерти Каси Теляк. Тогда до меня дошло, что цифры на купоне являются датой — конкретно: 17 сентября 1978 или же 17 сентября 1987 года — и время: 22–00, десять часов вечера. В тот же самый день, в то же самое время, в двадцать пятую — или шестнадцатую — годовщину этого события девушка покончила с собой. Я стал просматривать газеты и среди массы информации обнаружил сведения про убийство Камиля Сосновского. Теоретически, ничто этих дел не объединяло, но в какой-то момент я начал размышлять: а не может ли отсутствующим звеном быть мужчина? Может ли это означать, что Хенрик Теляк был геем? Но, может, вообще все время я концентрировал внимание не на той половинке супружества Теляков, что следовало? А что если отсутствующим звеном расстановки является умерший любовник пани Ядвиги? Соперник Теляка? Ведь его смерть была бы для Теляка одним из счастливейших моментов в его жизни. Настолько счастливым, что на него можно было ставить в спортлото.

На этом этапе я считал, что во всем этом имеется некий закрученный смысл, а вся терапия и вправду обладает действенной силой. Хеллингер утверждает, что человек, желающий сохранить верность умершему партнеру, идет за ним — в смерть, в болезнь. Подобное бы сходилось, вот только в данном случае дочь выручила пани Ядвигу. Помимо того, азбукой расстановок является принцип, что если перед тем женщина очень сильно любила какого-то мужчину, то часто видит его в сыне. Что, в свою очередь, объясняло бы болезнь Бартека. Ведь к вашего сына тоже было больное сердце, я прав?

Рудский кивнул.

— Сам не знаю, — продолжал Шацкий, — как такое возможно, но я поверил в фантастическую гипотезу: Хенрик Теляк каким-то образом — может быть, и самым непосредственным — был замешан в смерть любовника собственной жены конца восьмидесятых годов. В ходе терапии он узнает, что совершенное им преступление довело до самоубийства дочку, и что оно же связано со смертельной болезнью сына. Каким-то необъяснимым образом, благодаря «знающему полю», это же чувствует и его жена. Эмоции пани Ядвиги, среди которых ненависть и желание мести, настолько сильны, что их воспринимает ее заместительница в терапии, пани Барбара Ярчик, которая и совершает убийство. Весьма стройно, но у меня не было ни единой улики, которая бы объединяла Теляка с Сосновским, равно как и пани Теляк с жертвой из прошлого. Полиция не смогла найти его родных, материалы старого следствия исчезли — так что тупик. Опять же, что-то снова не давало мне покоя, все эти мелкие шероховатости. Ваши ошибки в ходе проведения расстановки, таблетки, запись на диктофоне. Слишком уж много стечений обстоятельств. И вот тут приходит третий элемент — моя дочка.

Кузнецов обеспокоенно глянул на приятеля. Шацкий, делая вид, будто этого не замечает, продолжил:

— Конечно же, она не имеет ничего общего с этим делом, просто, она очень сильно похожа на меня и совершенно не похожа на свою мать — рядом с ней она выглядит приемным ребенком. Удивительно, как сильно дети могут быть не похожими на своих родителей. Однажды я размышлял об этом, думал и о том, насколько сын пани, — он вновь указал на Ядвигу, — выглядит не так как пани и пани муж. Иногда лишь мелкие жесты, применение тех же речевых оборотов, интонация, вещи, которые осознанно не замечаются, свидетельствуют о родстве. И внезапно что-то щелкнуло, перед глазами у меня встали допросы вас обеих, — он отдал легкий поклон Квятковской и Ярчик. — Две совсем различные личности, разные типы внешности, различные — теперь-то мне кажется, что, возможно, излишне преувеличенные — словари и способы выражаться. Зато идентичный изъян зрения — легкий астигматизм — и на сто процентов идентичный жест, когда дамы поправляли очки. Наклон головы влево, наморщенные брови и прищуренные глаза, оправа поправляется обеими руками, под конец — большой палец прижимает очки к носу.

— И раз уже мы говорим о моей дочке, — прокурор на миг улыбнулся, вспомнив о своей принцессе, — то отцов и дочерей объединяет исключительная, особого вида связь. Это тоже дало мне пищу для рассуждений, когда во время одной из наших бесед пан бросился на меня, чтобы защитить пани Квятковскую. В первый момент мне показалось, будто бы вы любовники, только потом до меня дошло. Как оно часто бывает, когда что-то не идет — то не идет и все остальное. Но когда все начинает складываться, то складывается тоже все. Одновременно оказалось, что Хенрик Теляк был замешан в убийство Камиля Сосновского, хотя совершил его и не своими руками — вполне возможно, то дело будет выделена в отдельное следствие, и всех вас еще будут допрашивать. — Шацкий врал как по нотам, зная, что «в отдельное следствие» ничего выделено не будет, а если даже и так, делу скрутят шею уже в первую же неделю. Все это время он тщательно следил за тем, чтобы самому не сказать и не допустить того, чтобы другие сказали чего-нибудь, способное вызвать, что необходимо было бы заводить расследование убийства из прошлого.