Уйди с дороги, Грейнджер!
Шрифт:
Страх в её глазах был настолько осязаем, что становилось даже как-то не по себе.
Не неприязнь, не брезгливость, не злость. Страх.
А её глаза метались по его лицу, как сумасшедшие.
— Грейнджер.
Он старался придать голосу спокойный тон. А запах сводил с ума.
— Грейнджер, послушай меня.
А она смотрела на него, как на саму смерть.
— Грейнджер, я хочу…
Она издала громкий вздох, поднимая голову вверх и закрывая глаза:
— Малфой, убери свои руки от меня! У-бе-ри!
— Грейнджер, я хотел…
—
Грейнджер встретила его взгляд, она смотрела уже не со страхом, а с вызовом, а на бледных щеках виднелся проступившийся румянец:
— Убери свои грязные руки и катись на хрен!
Жаркие волны исходили от её лица, она смотрела на него, как на кусок говна, а он думал о том, что прекраснее на свете ничего не видел.
— Грейнджер. Заткнись.
Сам не понял, как впился в её горячие губы.
Она попыталась вырваться, но он держал её крепко.
Дёрнулась, но он пригвоздил её к стене.
Язык с маниакальной жаждой выводил узоры в её мокром, прекрасном рту, а руки не смогли сдержаться и стискивали каждый миллиметр тела, жадно стискивая и сжимая.
Горячая.
Жар от ее тела проникал в кожу.
Щипал мышцы, словно его протыкали тысячи мелких иголок, проникая в каждую пору, каждую точку в его теле.
Он медленно растворялся.
Растворялся по частичкам, словно пазл, отделялся от тела и уносился в воздух, раз за разом уменьшаясь в размере. Воздух подхватывал части его тела и уносил в никуда, РАСТВОРЯЯ.
УНИЧТОЖАЯ.
А она тряслась в его объятиях и отвечала.
Она двигала своим губами на встречу ему!
И мир рушился.
Эмоциональный вихрь выбивал дух из лёгких. Подкидывая, и опрокидывая на твёрдую поверхность.
Её кожа была настолько мягкой, что хотелось прикасаться снова и снова. А прижатое девичье тело отдавалось навстречу твёрдой податливостью, будто так оно и должно было быть, и никак иначе…
Её губы сладко касались его, влажно соприкасаясь, а тонкие, как пушинка, руки, обвивали его напряжённую шею.
Вокруг не существовало ничего. Не было Хогвартса, кабинета, отдалённых звуков из коридора.
НИЧЕГО.
Были он и она.
Существовали только двое.
Окружение испарилось, еле виднеющимся паром растворяясь в воздухе.
Гул в ушах. Её губы, её тело, и так тесно в штанах…
И он её чувствовал своим членом. Так сильно, что она начала стонать.
Упирался ей в живот, не было бы одежды между ними, проткнул бы насквозь.
— Грейнджер, ты сводишь меня с ума.
Малфой умирал.
Умирал и стонал ей прямо в губы, упиваясь моментом.
УПИВАЯСЬ КАЖДОЙ СЕКУНДОЙ РЯДОМ С НЕЙ!
— Малфой…
Гермиона размякла в его объятиях, свесившись, словно тряпичная кукла, жалобно скуля отдельные фразы:
— Это не правильно, так не должно быть…
А Малфой ещё сильнее прижимал её к стенке.
Губы жадно глотали воздух возле её кожи.
Хотелось раствориться в эту секунду, минуту, да и целую вечность,
лишь бы ощущать её возле себя. Вдыхать аромат её волос, тела, ебучей рубашки, которая мешала!Просто вот так быть рядом.
Просто вдыхать в себя Грейнджер и понимать.
Что как прежде уже не будет.
Понимать, что лучшее, что происходило в его жизни, это Грейнджер.
Что он никогда в жизни больше не испытает большего удовольствия, чем элементарно дышать возле неё. Трогать так, что чувствовался ответный трепет на его действия.
Он не ошибся.
Ей нравилось.
— Грейнджер, прости меня.
Малфой прошептал ей прямо в губы, яростно вычерчивая узоры на её теле, крепко держа одной рукой её руки, а другой шаря по коже, куда только доставала собственная дрожащая рука.
— Гермиона, что происходит?
Пустой кабинет разорвал возмущённый голос того человека, которого Малфой уже давным давно хотел стереть в порошок.
Мир растворился, а глаза покрыла пелена.
Давай, сука, скажи ещё хоть слово.
— Гермиона, что здесь…
Часть 15. Ну и?
Малфой выдохнул, сильно зажмурив глаза и оторвался от Грейнджер.
Смит стоял в проходе, и кажется, не понимал что вообще здесь происходит.
Он искал Грейнджер и нашёл её.
Вот только она почему-то была в объятиях слизеринца. И объятия эти были явно не дружеские.
Малфой, выпрямившись в полный рост и засунув руки в карманы брюк, встал напротив Смита и небрежным тоном протянул, растягивая слова:
— Ты что-то хотел?
Смит уставился на него, как на ненормального:
— Что ты делал с Гермионой?
— А ты что, не видел? Ты помешал нам, Смит.
Напряжение в кабинете стало почти осязаемым.
Двое смотрели друг на друга в упор, а Гермиона словно вросла в стену, испуганно наблюдая за парнями.
— Мы с ней встречаемся.
— Да? Ну теперь уже вряд ли, — нагло ухмыльнулся Малфой.
— Зак, я всё объясню! — Гермиона отлипла от стены и подбежала к парням, беря Смита за руку, всё тело трясло, а в глазах читался ужас.
Как же она красива.
Любая эмоция ей шла, как никому другому. Страх, гнев, ненависть, смех, стон…
Смит отдёрнул руку и отступил на шаг назад:
— Чем вы тут занимались, Гермиона?
Грейнджер стояла посреди них двоих открыв рот и тяжело дыша, растерянно хлопая ресницами.
Кажется, ответа у неё на этот вопрос не было, что ж…
— Ты слепой или что? Я зажимал Грейнджер к стене, лапал, облизывал и почти что трахал, да вот только ты припёрся и всё испортил.
— Заткнись, Малфой! Зак, я не виновата, он сам навалился, я не смогла ничего предпринять, просто не успела…
Грейнджер попыталась снова взять Смита за руку, но он отступил ещё на шаг назад, а в глазах бурлила ненависть.
Было отлично видно, что его аж затрясло. Оказывается этот добродушный пуффендуец умеет злиться.