Уйти красиво и с деньгами

– Это воля ваша, это пожалуйста, – ухмыльнулся соглядатай. – Только скандальчика, как вы, наверное, желаете, не выйдет. Мы бывалые.

Лиза с досадой топнула ногой. Появляться на людных улицах в сопровождении этого кошмарного субъекта ей не хотелось. Она повернула назад и быстро пошла к дому.

– Вот и правильно, – похвалил человек в канотье. – Посидите-ка лучше дома. Это дело хорошее. Вы благородная барышня, вам по улицам шлындать не пристало.

Вот наглец! Он еще и советы дает! Лиза злобно стукнула калиткой, а соглядатай вежливо приподнял канотье, показав черные волосы, слепленные помадой в сплошную пленку, и подбритый пробор.

Дома было тихо, скучно. Лиза прошлась по комнатам. Матреша и Артемьевна возились на кухне, отец читал «Речь», сидя в постели. Тетя Анюта в новом зеленом платье, сшитом в английском стиле, который так нравился Игнатию Феликсовичу, вязала в гостиной. Она то и дело спускала петли и сбивалась со счету: в голову ей лезли мысли о том, что Лизе в Ницце будет трудно без поддержки опытной дамы, тонко знающей светские обычаи самого высокого толка. Теперь, на пороге благополучия, стать умным руководителем в жизни юной особы…

Тоска-тощища! Собственная комната сегодня показалась Лизе куда больше похожей на тюрьму, чем тогда, когда ее заперли на ключ. Жаль, что так и не увез ее Ваня на остров Буян! Вода вокруг Буяна темная от глубины и холодных низовых течений. Под ветром клонятся длиннорукие лохматые ивы – и никого вокруг. Пустота, и тишина, и воля.

Бездельем Лиза томилась недолго. Она снова стала строить планы насчет бегства в Америку. Потом вспомнила, как Варнавин играл Ромео и венчался с Джульеттой в картонной беседке под руководством какого-то монаха, который все время забывал свои слова. Потом Варнавин в красных чулках полез к Джульетте на балкон.

Лиза взяла лист бумаги и написала:

«Ваня! Мы все равно будем вместе, и этого не изменить. За мной по пятам ходит человек в канотье, а Фрязины уехали в Ушуйск. Видеться теперь мы можем только у меня. Сегодня приходи в одиннадцать через сад к нашему дому. Там есть старая яблоня. Ее ствол изогнут и похож на французский S. Поднимись по этому стволу к бельэтажу и легонько стукни в окно. Оно мое! Я тебя люблю и не хочу больше ничего ждать. Если все против нас, то я против всех, зато с тобой. Потом мы сразу обвенчаемся. Твоя Е. Одинцова».

Лиза перечитала письмо и осталась довольна. Мысль о ночном свидании и о том, что наконец с нею сегодня случится, обдавала радостным ужасом. И все-таки Лиза немного трусила. Она не знала, чему верить – няниным ли словам, что ничего нет проще и слаще, или стишкам о горестях грешной беззаконной любви. Стишки она недолюбливала – даже те, которые не задавали учить наизусть. Скорее всего, они врали! Поэтому она решила, что бояться нечего. В конце концов, у Джульетты в пьесе все устроилось как нельзя лучше: она закололась кинжалом рядом с бездыханным телом возлюбленного.

– Не понесу я, – заявила Артемьевна, когда Лиза, совсем по Шекспиру, сунулась к ней со своим письмом. – Сама не возьму и Матреше не дам. Чо удумала? Игнат за порог, а ты к другому? Надо было гулять, пока не просватали. Твой-то Игнат, как узнает, тебя со свету сживет.

– Все равно! – топнула ногой Лиза.

– Не бита ишшо, вот и все равно. Игнат и теперь весь белый, как ты на мушшину глянешь. Горяча-то любовь самая злая. Сиди дома, Лизавета! И к Матрене не приступай со своим писанием – не пушшу ее!

Отправить письмо по почте Лиза не могла, потому что не знала Ваниного адреса. А ведь надо было доставить записку как можно быстрей!

Лиза перебралась через забор к Фрязиным и постучала в окно кухни:

– Саня! Открой.

Кухарку Саню Фрязины обычно оставляли на хозяйстве, когда отбывали в гости. Однако Саня не отзывалась. Лиза заколотила изо всех сил в ставень – не столько в надежде на удачу, сколько от досады. Внутри дома послышались быстрые, совсем не Санины шаги, дверь открылась, и на крыльцо вышла Гаша – в обычном своем темном платьице, но без передника. Она сейчас не походила на горничную – бледная от пудры, кудряшки пущены на лоб ниже обычного, губы накусаны и облизаны.

– Чего вы, барышня, хотели? – спросила Гаша.

– А Саня где?

– Саня в Ушуйск уехала. Аделаида Петровна дом на меня оставили. Им показалось, что я их пудру беру, – высокомерно сообщила Гаша. – Неправда: моя пудра роза, а их рашель. Они без меня еще в Ушуйске намаются.

Лизе выбора не оставалось. Гаша лживая, Гаша ядовитая и даже Аделаиду Петровну нисколько не почитает, но больше нести письмо некому.

– Гаша, послушай, – вздохнув, начала Лиза. – Не могла бы ты исполнить одну мою просьбу…

– Смотря чего вам надо, – без всякого смущения отвечала Гаша.

– Нужно отнести письмо в один дом и передать одному человеку в руки. Но только незаметно. Сможешь?

– Смотря что за дом.

– Ты, может, и не знаешь, они в Нетске недавно… Рянгины.

– Знаю, – сказала Гаша. – Большой белый дом на Думской, у Ширяевых купили. Знаю! А письмо кому?

– Ивану Рянгину, – прошептала Лиза и покраснела.

Краснеть перед горничной! Глазки у Гаши загорелись: ей, видно, нравились подобные приключения. Она с готовностью ответила:

– Знаю. Интересный блондин, высокий. Я его у нашего Бориса Владимировича видала. И по Почтовой он ходит почти каждый день. Интересный!

– Так ты снесешь письмо?

– Могла бы, но трудно. Дом незнакомый, прислуга у них вся своя, приезжая.

Она выжидающе уставилась на Лизу, сложив губки бутоном. Лиза по пьесам знала, как следует поступать в подобных случаях. Она стащила с пальца кольцо. Колечко было скромное, из первых подарков Пиановича.

– Вот, возьми!

– Дайте примерить сначала, – деловито попросила Гаша. – Ну-ка! Хорошенькое, только камушек бледный.

– Это аметист.

Гаша радостно дрогнула бровками-дугами, правленными наслюненным пальчиком среди гладкого пудреного лба. Она заглянула в колечко, туда, где ставят золотую пробу, осталась довольна и оттопырила мизинец с кольцом.

– Хорошенькое, – признала она. – Боялась, не налезет! Давайте ваше письмо. Не беспокойтесь, доставлю. Я не подведу! Дождусь и вручу.

– Только поскорее!

– Можно и скорее. Трудно, конечно – дом незнакомый. Но я пройти сумею. Прислуга у них больше мужская, а с мужчиной всегда сладить проще. Лично в руки передам.