Уйти красиво

— Я не знаю. Лучше вам все-таки прийти завтра.

— А можно, я здесь подожду? — стал валять дурака Поздняков. — Посижу в кресле и подожду?

— Не положено, — тоскливым голосом произнес охранник и замер, прислушиваясь к тому, что происходило наверху. А там хлопнула дверь, и следом застучали торопливые каблучки. Стук каблучков приближался.

— Ну идите же, идите, — взмолился охранник и схватил Позднякова за рукав.

— Что, прошляпил? — издевательски осклабился Поздняков и, обернувшись, посмотрел на лестницу: Виолетта Шихт собственной персоной эффектно и величественно ступала со ступеньки на ступеньку. Ни дать ни взять Клеопатра Египетская и царица Савская в одном лице!

— Что здесь происходит? — осведомилась она тоном, приличествующим вышеперечисленным особам.

— Да вот, — заканючил охранник, — я говорю, приходите завтра, а… — он замялся, подыскивая Позднякову подходящее определение. Ничего лучшего, чем «товарищ», он не подобрал. Не тянул, эх, не тянул старый служака Поздняков на обращение «господин». — А этот товарищ не слушает.

Виолетта соорудила на лице гримаску, в ее понимании символизирующую крайнюю степень удивления:

— Николай Степанович, это вы? Так поздно? Что-нибудь случилось?

Она стояла на середине лестницы, словно раздумывая, спускаться ли ей вниз или же вернуться.

— Случилось, — подтвердил Поздняков без утайки. — Открылись новые обстоятельства, которые нужно поскорее обсудить.

— Такая срочность? — произнесла Шихт с тоской в голосе. — А я безумно устала, вы даже не можете себе представить — как. Просто с ног валюсь. Сегодня пришлось просмотреть столько эскизов, присутствовать на стольких примерках… Мы тут все выдохлись перед предстоящим турне…

— И все-таки нам нужно срочно поговорить, — настаивал Николай Степанович.

Она развела руками, — что с вами поделаешь? И, повернувшись, пошла вверх по лестнице.

Охранник, до сих пор державший Позднякова за рукав, раскрыл рот от удивления и расцепил пальцы. Поздняков красноречиво посмотрел на него и неторопливо последовал за мерно покачивающей бедрами Виолеттой.

Наверху она достала из сумочки ключ и пожаловалась:

— Голова прямо раскалывается, столько событий за последние дни!

Открыла дверь своего кабинета и, полсекунды помедлив, сказала:

— Секретаршу я уже отпустила, так что кофе вас не угощу.

— Да ладно, переживу, — успокоил ее Поздняков.

Виолетта Шихт пересекла приемную и вошла в свой кабинет. Двигалась она замедленно, как кошка, выслеживающая зазевавшегося воробья, но в плавности ее движений ощущалось напряжение и тягостное ожидание неприятностей. Она положила сумочку на стол, вежливо предложила Позднякову присесть и спросила:

— Собираетесь огорошить меня своей информацией?

— Уже начинаю, — отозвался сыщик. — Итак, я знаю, что вы зачем-то устроили подмену рентгеновских снимков в поликлинике, в результате чего Ларисе поставили ошибочный диагноз. Теперь меня одолевает любопытство, с какой целью вы это сделали. Боюсь, пока ваши мотивы выглядят ужасающе, выглядят, как стремление подтолкнуть Ларису к самоубийству, а это практически то же самое, что и убийство.

Лицо Виолетты Шихт покрылось красными пятнами.

— Что вы такое говорите! Вы хоть понимаете, в чем вы меня обвиняете? В убийстве лучшей подруги, человека, которого я боготворила!

— Да ладно вам, Виолетта Станиславовна, — скучным тоном оборвал Поздняков ее излияния, — со мной ваша патетика не пройдет. Между прочим, девушка по имени Лолита сидит сейчас на лавочке неподалеку отсюда, и я могу в любой момент представить ее пред ваши ясные очи, которые она, кстати, обещала вам выцарапать. Не бойтесь, я этого не допущу.

Виолетта по-прежнему пребывала в состоянии мраморного изваяния.

— Этого вам мало? — удивился Поздняков. — Тогда продолжим. В последний раз вы видели Ларису Петровну Кривцову не в пятницу, как вы мне сообщили вчера, а в воскресенье.

Виолетту не так легко было купить за рубль двадцать.

— Ну и что? — заявила она холодно. — Даже если и так, что это меняет? Я могла и забыть.

— Забыть, когда вы в последний раз видели лучшую подругу и человека, которого вы боготворили? — театрально всплеснул руками Поздняков.

Виолетта выказала признаки озлобленности:

— Послушайте, милейший, я никак не пойму, куда это вы клоните? У меня тоже есть информация, знаете какая? Ларисино дело закрывают. Можете успокоиться и спокойно наслаждаться отдыхом на заслуженной пенсии.

Выпустила-таки яд!

— Ах, какие мы осведомленные! — с уважением заметил Поздняков. — Ни с какого бока не подъедешь. Так, что ли?

— Я устала, понимаете, я устала, и мне необходимо отдохнуть, — Виолетта протянула руку к сумочке.

— Пойдете отдыхать, но сначала расскажете, как вы со своим мальчиком Вадиком довели Ларису до самоубийства, если, конечно, это действительно было самоубийство. А у меня есть все основания сомневаться. Особенно после того, как я узнал, что Ольшевский тоже наведывался в Хохловку в воскресенье вечером и никто не видел, чтобы он ее покидал!

Вот этого Виолетта не знала! По крайней мере, ее удивление выглядело на редкость натуральным:

— Ольшевский был у Ларисы?!

— А что, разве этот визит не был между вами согласован, как все остальное?

— Все остальное? — переспросила она. — Что, например?

Поздняков не собирался долго играть с ней в кошки-мышки — не тот человек.

— Не далее как сегодня утром я имел приватную беседу с Ольшевским, и он рассказал мне много любопытного.

— Да? — Она задумчиво уставилась ему в переносицу. — Что же вы у него не спросили, что он делал у Ларисы? Если, конечно, он действительно был у нее. Насколько я понимаю, у вас нет свидетеля, подтверждающего сей факт, у вас есть свидетель, который видел Ольшевского в Хохловке, но ведь это не одно и то же. Хотя… не все ли мне равно, я тут ни при чем.

Модельерша демонстрировала хладнокровие, которому мог бы позавидовать любой боец невидимого фронта, и логики ей было не занимать. От нее исходила такая незыблемая уверенность, что для пробивания ее обороны впору было применять что-нибудь покрепче аргументов и фактов. Как назло, ничего другого у Позднякова под рукой не имелось.

Он невольно подался вперед, словно собирался сокрушить ее всей тяжестью своего тела, и отчеканил:

— Я уверен, что сценарий этой смертельной игры сочинили именно вы.