Уютная душа

К утру она заставила себя переменить мнение о нем. Наверное, он не так плох, раз смог разглядеть в неказистой санитарке привлекательную и хорошую девушку. К тому же отвергать поклонников — для нее непозволительная роскошь. Вдруг больше никто в нее не влюбится, и она останется старой девой?

Пусть плохонький, да свой. Потом, уже будучи замужем, Таня напомнила маме эту максиму. «Не настолько же плохонький», — еле слышно пробормотала мама, но дочь услышала.

Борис Владиславович не позвонил ей, хотя номера телефонов всех сотрудников висели возле поста. Он просто дождался, когда она придет в клинику на дежурство.

Они пили чай в сестринской, долго разговаривали, и к вечеру он уже казался Тане довольно милым. Ему было тридцать два года. Целоваться он больше не лез.

А через неделю они переспали. Таня пыталась отстаивать свою честь, но Борис Владиславович поведал ей, что люди перед свадьбой должны обязательно узнать друг друга, ибо существует такая вещь, как сексуальная несовместимость. Надо убедиться, что между ними ее нет, иначе придется всю жизнь мучиться. Да и вообще, некоторые его знакомые, слишком целомудренные девушки, горько раскаиваются в своей былой неприступности. И теперь мечтают только о том, чтобы хоть кто-нибудь, хоть в подъезде… (Этот аргумент подействовал на не избалованную мужским вниманием Таню особенно сильно.) Еще он сказал, что она оскорбляет его своим недоверием.

В общем, ему удалось внедрить в Танино сознание мысль, что она должна, просто обязана лечь с ним в постель.

Воодушевленная туманными обещаниями, похожими на обещание жениться, одурманенная ложным чувством долга, замученная комплексом неполноценности, Таня уступила.

Заниматься с ним любовью было так же противно, как и целоваться.

В те годы уже выяснилось, что секс в стране все-таки есть. Рынок был наводнен всевозможными научными, псевдонаучными и откровенно похабными изданиями, обещающими неземные удовольствия. Бедная Таня изучала наиболее фундаментальные, пытаясь понять, почему же ей-то физическая близость не приносит ничего, кроме омерзения, и как это можно исправить.

Но экспериментировать, как советовали авторы книг, не получалось. Борис не был щедр на нежности, да и вообще Таня удостаивалась его мужского внимания раза два в месяц, не чаще. А если она сама начинала ласкать его, просто обнимать, даже не желая вызвать близость, Борис обижался и говорил, что разнузданные приставания не украшают женщину. Будь Таня поопытнее, поняла бы, что ее любовник просто боится опозориться, но бесхитростная девушка во всем винила себя.

Борис переехал к ней, однако о женитьбе не заговаривал.

Проще всего было, конечно, сказать: или штамп в паспорте, или возвращайся в свою коммуналку. «Ну вернется он, — уныло думала Таня, — и останусь я совсем одна. Ладно, подожду еще».

Постоянно думая о том, женится он на ней или нет, и как бы так сделать, чтобы женился, она не находила ни секунды, чтобы поразмыслить, а нужен ли он ей вообще-то? Хочет ли она провести с ним всю жизнь? Задачей текущего момента было приобретение статуса замужней дамы любой ценой.

Отношения между тем складывались непросто. Борис сумел стать главным в их союзе и убедил Таню в том, что она кругом ему должна. Теперь он распоряжался ее жизнью. Незаметно для себя Таня попала в зависимость.

Материнские наставления сыграли с ней злую шутку. Мама говорила, что в браке люди должны уступать друг другу, ставить интересы партнера выше собственных. Если бы Таня встретила хорошего и доброго человека, эти советы, безусловно, помогли бы ей создать счастливую семью. Но в случае с Борисом они стали прутьями клетки, в которой она оказалась.

«У вас в семье абсолютная общность интересов, — позже говорила Танина мама. — Ты думаешь только о его желаниях и удобствах, и он тоже думает только о собственных желаниях и удобствах!»

Но это было еще не самое страшное. Среди мужчин полно эгоистов, и во многих семьях жена уступает чаще, чем муж. Но большинство эгоистов, если им не перечить, в быту остаются нормальными людьми.

Здесь был другой случай. Стремясь закрепить Танину покорность, Борис поселил в ее душе трех чудовищ — чувство долга, чувство собственной неполноценности и чувство вины.

С логикой он всегда был в ладах, поэтому легко находил аргументы, доказывающие, что Таня, во-первых, должна поступать так, как он скажет, во-вторых, она никому не нужна и, главное, сама во всем виновата. Он терпит ее, такую неумелую дурочку, из чистого милосердия, но его терпение на исходе и, если она хочет сохранить отношения, ей следует полностью подчиниться ему, опытному, умному и справедливому.

Лишь однажды Таня позволила себе очнуться от дурмана.

Она возвращалась домой со свадьбы своей однокурсницы. Радостный жених был так не похож на угрюмого Бориса, а веселая свадьба — на тягостное ожидание предложения от него, что по дороге она задумалась: «А так ли много я потеряю, если он уйдет?»

Дома Борис, не знавший о Таниных настроениях, обрушился на нее с упреками: как она смеет приезжать после полуночи, заставляя его нервничать?

— Ты вообще не должна была идти на эту свадьбу! — распалившись, заявил он.

— Почему?

— Потому что меня не пригласили.

Таня представила себе надутого Бориса на шумной студенческой свадьбе и чуть не рассмеялась.

— Если бы мы были женаты, тебя бы пригласили, — внезапно осмелела она. — И знаешь, я давно хотела сказать — или мы завтра идем в ЗАГС, или ты уезжаешь от меня.

Таня была уверена, что он уйдет. Но Борис Владиславович поступил гораздо хуже — он на ней женился.

Познакомившись с ним, родители расстроились. Им сразу же все стало ясно.

Таня тоже теперь многое понимала. Борис, конечно, врал, что мучается с ней — такой неудалой хозяйкой, на самом деле он ценил ее умение вести дом. Еще он ценил ее уступчивость и готовность во всем ему угождать, просто никогда не говорил об этом. Возможно, он даже любил ее, как, например, любил свой кожаный портфель. Удобная вещь, не больше. Сама по себе Таня была ему абсолютно неинтересна.

— У него было тяжелое детство, — защищала она мужа перед отцом. Они гуляли в сквере возле метро «Горьковская». По деревенской привычке отец ступал прямо в лужи, а Таня берегла туфли. — Мать ушла к другому, отец спился, Бориса воспитывала бабушка. Такие психические травмы не проходят бесследно, Но терпением и любовью мне удастся сделать из него человека. Он же видит, как я к нему отношусь…

— Сдается мне, он не ценит твоей заботы, — грустно вздохнул отец.

— Нужно время. Сам знаешь, любовь творит чудеса.

— Значит, ты думаешь: я люблю, он позволяет себя любить, но со временем оценит мои чувства и полюбит тоже. Нет! И знаешь почему? — Отец остановился, ожидая, пока она обойдет лужу. — Потому что он не позволяет, а заставляет себя любить! Это довольно распространенное явление — он отыгрывается на тебе за то, что в детстве его не любили родители. Они шпыняли его, он — тебя, никакой тут особой психологии нет.