Уютная душа
Шрифт:
Он осторожно привалился к теплому Олиному боку и положил руку ей на живот:
— Толкается уже?
— Знаешь, да! По срокам до первого шевеления еще далеко, но я чувствую малыша. Будто у меня там рыбка бьется, что ли.
— Оль, а почему вы так долго детей не заводили? Ждали, когда с жильем вопрос решится?
Она грустно помотала головой:
— Не получалось. Я себя даже предательницей чувствовала.
— Ты о чем? Не понимаю.
— У нас все девчонки в общежитии рожали. Комната шкафом перегорожена, в ней две семьи с младенцами — обычное дело. Заходишь в душевую, а там из кабинок только попы торчат — все пеленки стирают. Коляска одна на несколько
Миллер засмеялся.
— Думаю, ты честно заслужила право растить своего ребенка в благоустроенной квартире. Намыкалась уже по гарнизонам.
— Да не мыкалась я! Дим, это была не жизнь, а сплошное веселье! Нам все было смешно. И гнилые макароны, и хозяйственное мыло…
Осторожно посадив сестру на стул, Миллер посмотрел на нее с удивлением:
— Что веселого в хозяйственном мыле?
— Чтобы им стирать, мы сначала сушили его на батарее, а потом терли на мелкой терке. А чтобы не вдыхать этот порошок, надевали на голову полиэтиленовый пакет.
Дмитрий Дмитриевич пожал плечами. Однако в свое время этот способ так развеселил Олю, что она и сейчас не удержалась от смеха:
— А один раз Севке весь паек выдали горчичным порошком. Так я по общаге собрала майонезные банки, приготовила горчицу и продавала у вокзала. Классно было! А селедка в банках, знаешь, железных, плоских, здоровенных таких. Нас как отоварят, мы потом всей общагой ими в коридоре в дискобола играем. Ты не представляешь, сколько блюд я умею из этой селедки готовить! Например, если взять две селедочки, пачку плавленого сыра и две сырые морковки и провернуть через мясорубку, получается суперский паштет. Да, сейчас у нас и квартира есть, и деньги, но, знаешь, это благополучие не принесло бы мне столько радости, если бы не нищие годы в общежитии. Мне есть с чем сравнивать.
— Да, — кивнул Миллер. — За все в жизни приходится платить, так уж лучше стопроцентная предоплата, правда?
Рассмеявшись, Оля снова включила чайник.
— Ужинать еще не хочешь?
— Да мы же только что пообедали!
— Чем бы таким тебя угостить? — спросила она, изучая глубины холодильника. — Дим, а ты не сердишься на меня?
— За что?
— Если честно, я боялась с тобой встречаться. — Оля отошла от холодильника и снова села за стол. — Мне так стыдно, Дима. Просто не знаю, как смотреть тебе в глаза.
— Да почему?
— Ты думаешь, я не понимаю, какой я была противной девицей? Грубила тебе, по дому никогда не помогала… И вообще считала тебя самым главным врагом. Человеком, который не дает мне жить так, как я хочу, исключительно из-за самодурства.
Он хмыкнул и вышел на балкон покурить. Дом стоял почти на самом берегу бухты, и с балкона открывался великолепный вид на океан. У Миллера перехватило дыхание. Он стоял, смотрел и не мог поверить, что находится на кромке материка, на краю огромного водного пространства.
— Да нормальная ты была девчонка, — сказал он, выбросив окурок. — Переходный возраст, дело известное. Я никогда не сердился на тебя. Знал, что ты перебесишься и станешь хорошим человеком.
Оля поежилась.
— Что — переходный возраст? Ты тоже был подростком, когда все случилось.
Они вернулись на кухню. Как ему нравилось просто быть с ней рядом! Молча смотреть на родное лицо, так похожее на его собственное, и не тратить время на бессмысленные
разговоры. Тепло ее рук говорило ему гораздо больше, чем любые слова, но женщины так уж устроены, что любят рассуждать о чувствах.— В шестнадцать лет я был точно таким же, как ты, просто жизненные обстоятельства заставили меня скрывать свои эмоции, — сказал он после недолгого раздумья. — Вот и результат — загнанные в угол, демоны до сих пор сидят в моей душе. А ты могла выплескивать чувства. И слава Богу!
— Прости меня, Дима…
— Вот заладила! Раз и навсегда запомни, ты ни в чем не виновата передо мной. И вот еще что. Ты говоришь, что считала меня врагом. Наверное, ты имела на это право. Из-за бытовых забот у меня недоставало сил тебя любить. Я просто исполнял свой долг по отношению к тебе.
— Дим, этого вполне достаточно.
Она снова обняла его, и Миллер почувствовал, как на макушку упала теплая капля.
— Не плачь. Если бы я тогда любил тебя по-настоящему, ты тоже была бы добрее ко мне. Да вот и сейчас… Если бы я не влюбился, наверное, не заскучал бы по тебе так сильно.
Слезы моментально высохли:
— Ты влюбился? Ну-ка, ну-ка…
Сестра уселась напротив и подперла щеки кулачками, приготовившись выслушать душераздирающую love story.
— Нечего рассказывать. Она замужем. Так что любовь придется вытравить, как тараканов.
— Как многолетняя обитательница общаги, авторитетно заявляю, что тараканов вытравить невозможно. Это утопия. Видно, не по-детски тебя скрутило, раз ты сбежал на другой конец страны.
Миллер грустно кивнул.
— Знаешь, говорят, жена не стена. То есть муж, — опустив глаза, сказала Ольга.
— И кто я тогда буду? Жалкий пес, которому время от времени кидают косточку с хозяйского стола? Нет уж, любовниками мы не станем. Так мы сможем сохранить уважение друг к другу. Знаешь, пока ты не нарушил принципы морали, они кажутся глупыми и косными. Но переступив через них, понимаешь, что на самом деле это предостережения, призванные сохранить твой душевный покой. Отношения, замешенные на лжи и стыде, обречены. Я говорю прописные истины?
Не поднимая глаз, Оля водила черенком вилки по скатерти.
— За годы жизни с тобой у меня чуть голова от твоих прописных истин не лопнула.
— А я думал, она у тебя бронированная. По-моему, от нее все со звоном отскакивало. Ну что же ты? — Он поспешил взять сестру за руку, заметив, что ее глаза снова наполняются слезами. — Все у нас с тобой было нормально, по-другому не бывает.
— Но хоть поухаживать ты можешь? Попытка не пытка. Вдруг она не любит мужа или он изменяет ей? Или уводить жену от мужа ты тоже считаешь безнравственным? Глупо. Если она несчастна в браке, все равно уйдет.
— Она производит впечатление счастливой женщины. Зачем я буду смущать ее покой? Смешно: всю жизнь я был окружен женщинами, мечтающими выйти за меня замуж, а когда захотел жениться сам, выбрал ту единственную, которая несвободна.
— Жизнь не школа гуманизма, — вздохнула сестра.
Все дни отпуска Миллер вел бездумную, почти растительную жизнь. Много спал, ел по четыре раза в день, а остальное время отдавал прогулкам с сестрой.
Они исходили почти весь город — от старых прибрежных домов до новостроек. Владивосток стоит на сопках, которые скрадывают длину пути. Иногда казалось, что до намеченной цели они доберутся за двадцать минут, а шли два часа, но их это не пугало. Ольге нужно было много ходить из-за беременности, а ее брат с детства любил пешие прогулки — они помогали ему сосредоточиться и навести в голове порядок.