Уж эти мне мужчины

– Этого ублюдка нигде нет, – заревел Костолом, с размаху грохая кулаком по столу. – Он сбежал! Швейцар сказал, что видел, как тот выходил из ресторана около получаса назад.

Звякнули подпрыгнувшие от удара тарелки, вилки и ножи. Мириам испуганно вжалась в стул, но глаза ее светились восхищением.

– Кто сбежал? Ты имеешь в виду Хосе Мануэля? – с типично немецким флегматизмом уточнил Гисберт.

– А кого еще я могу иметь в виду? – с убийственным сарказмом поинтересовался Гарик.

Его сарказм не произвел впечатления на немецкого журналиста.

– Интересно, зачем он сбежал? – так же флегматично спросил Гисберт, обращаясь в пространство.

– Да это же очевидно! – фыркнула Мириам. – Уверена, что он помчался искать эту бабенку. Наверняка заранее договорился с ней о встрече.

– Странно, – заметил Гисберт. – Я довольно хорошо знаю Хосе Мануэля и до сих пор не замечал за ним ничего подобного. Как и для любого хорошего журналиста, дело всегда для него было на первом месте. Я не верю, что он мог просто так бросить расследование исчезновения маркиза де Арнельи, чтобы помчаться за первой попавшейся юбкой.

– Вы слишком хорошего мнения о Чеме, – возмущенно фыркнула модель. – Поверьте мне, уж я-то его знаю как облупленного.

– Ладно, – мрачно сказал Костолом. – Рано или поздно он вернется в гостиницу. А уж тогда я с ним поговорю и выясню, куда и зачем он исчезал. Я тоже не думаю, что тут дело в женщине.

– Зря ты это сделал, – укоризненно покачал головой Джокер. – Не стоило открываться этому журналисту, а тем более приглашать его сюда. Наше положение и без того слишком опасно, а ты еще одного совершенно постороннего человека в дело втягиваешь. А вдруг он в милицию настучит?

– Ты что! – возмутился Альберто. – Да я Чему сто лет знаю! Мы с ним вместе в Сорбонне учились.

– В том-то и дело, что в Сорбонне. Именно это меня и беспокоит, – мрачно заметил Джокер.

– Кончай свои идиотские инсинуации, – неожиданно вспылил маркиз. – Я, конечно, понимаю, что для вас, русских, тюрьма – лучший университет жизни, но в Европе люди тоже научились неплохо выживать с несколько менее романтичным высшим образованием. Чема бывал почти во всех горячих точках планеты, он прекрасный журналист, и на него, как и на твоего сочинского крестного отца, тоже можно положиться. Порядочные люди встречаются не только среди преступников.

– Ну ладно, не заводись, – примирительно махнул рукой Джокер. – Не будем вступать в международные конфликты, тем более что мы уже почти родственники.

– Родственники, как же, размечтался, – фыркнула Маша. – Да я недели не пробыла с тобой, а уже превратилась в трансвестита и занимаюсь тем, что соблазняю жирного и уродливого извращенца-мафиози. С меня хватит. Я просто хотела спокойной жизни, в которой есть электричество и горячая вода.

– Зато благодаря мне ты нашла брата-маркиза, – заметил Вася. – Настоящий испанский маркиз в родственниках – это тебе не жук начихал.

– А при чем тут жук и почему он чихает? – заинтересовался Альберто.

– Не обращай внимания, – махнула рукой Маша. – Это все издержки тюремного образования.

Маркиз насторожился.

– Кажется, подъехала машина, – сказал он, осторожно приподнимая край занавески и выглядывая наружу. – Точно, такси. Это Хосе Мануэль.

Дождавшись, когда такси отъехало, журналист огляделся по сторонам в поисках двери.

– Чема! Сюда! – тихо позвал вынырнувший из темноты двора Альберто.

Сердце Рябого бешено колотилось. Он знал, что смертный приговор, обещанный ему Генсеком, не был пустой угрозой. И вот ему улыбнулась удача. Он подозревал, что этот испанский журналист выведет его на маркиза, и оказался прав. Все оказалось проще простого – проследить за журналистом в ресторане, затем незаметно пристроиться к пойманному тем такси, затормозить в соседнем переулочке и тихо подкрасться в темноте неосвещенных улиц. Женщина, которая позвала журналиста, говорила по-испански и, что было гораздо интереснее, говорила мужским голосом. Если бы Рябой мог, он бы расцеловал сам себя.

Выждав несколько минут, Рябой бесшумно подкрался к окну, уголок которого был неплотно прикрыт немного отогнувшейся занавеской, и, затаив дыхание, принялся наблюдать.

Джип Стрелка свернул с каменистой горной дороги и, взметнув колесами фонтанчики сосновых иголок, затормозил в укрытии за скалой. Стрелок накинул на машину маскировочную сеть и, вскинув на плечо небольшой рюкзак, отправился в горы.

– Я изуродую этого подонка. Я убью его. Я разрежу его на куски и скормлю шакалам, – восклицал Махмуд Дарасаев, яростно меряя шагами небольшую каменистую площадку, укрытую между скал. – Да как они посмели обмануть меня, Волка! Эти шелудивые гиены прикарманивали мои миллионы, а сами смеялись за моей спиной! Но теперь все. Теперь этому пришел конец. Волк выходит на тропу войны. Волк отомстит. Волк еще умоет вас кровью.

– Кому это ты собираешься мстить? – поинтересовался Стрелок, бесшумно появляясь из-за скалы.

Волк вздрогнул и, обернувшись к Дмитрию Сергеевичу, хищно оскалил зубы.

– Тэбэ, дарагой! – с нарочито утрированным кавказским акцентом рявкнул он.

По знаку Дарасаева из укрытий, щелкая затворами, выскочили несколько чеченцев и с гортанными криками нацелили автоматы в грудь Борисова.

– Очень эффектная сцена, – оценил ситуацию Стрелок. – Может быть, теперь ты объяснишь мне, в чем дело?

– Я задам тебе только один вопрос, дарагой, – яростно чеканя слова, произнес Махмуд. – И если ты ответишь неправильно, мои люди пристрелят тебя на месте. Так какую сумму выкупа Генсек собирается получить с Серого Кардинала?

Дмитрий Сергеевич ухмыльнулся и, достав из кармана сигареты, неторопливо закурил.

– Именно об этом я и собирался с тобой поговорить, – сказал он.

– Прежде всего ты должен мне поклясться, что все, что я расскажу тебе, останется строго между нами, – твердо сказал Альберто по-испански.

– Говори по-английски, – потребовала Маша. – Мы и так в ужасном положении, и я не допущу, чтобы вы о чем-то там секретничали за моей спиной.

– Но я же журналист, – не обращая внимания на Машин протест, заныл Чема. – Нутром чую, что здесь дело пахнет потрясающим материалом. Ты-то у нас маркиз, а мне ведь карьеру делать надо. Неужели ты собираешься подложить мне такую свинью? Ведь все равно журналисты других агентств рано или поздно разнюхают о тебе всю подноготную. Так почему я не могу быть первым?

– Черт побери, говорите по-английски, – стукнув кулаком по столу, рявкнула Маша.

– Пожалуйста, оставь их в покое, – вмешался Джокер. – Уверен, Альберто потом тебе все расскажет. В конце концов, ты должна доверять своему брату.

– Своему брату? – недоверчиво переспросил журналист, поворачиваясь к Маше. – Он сказал «своему брату»? Альберто, он что, тебя имел в виду?

Маркиз застонал и, закрыв лицо руками, обессиленно опустился на кровать.

Чема смотрел на Арлин со все возрастающим подозрением. Девушка, чувствующая, что допустила-таки оплошность, тоже не мигая уставилась на него.