Уж на сковородке, или Слава богу, вынужден жить!

Так вот. Жил в те времена один Начальничек не то чтобы очень большой, но с большими возможностями. Вырос он на советской родине, потому, привычки имел соответственные. «Слава КПСС», как «Отче наш» всегда был готов отбарабанить, даже если ночью разбудить, даже смертельно пьяный. «Отче наш» про себя перед начальственной «головомойкой» тоже хорошо исполнял. Воровал талантливо, взятки брал артистически, руководил, благодаря партбилету, хорошо. В общем, был опытный, крепкий хозяйственник. По части пития опыт также имел немалый и здоровье подходящее. Подчиненные – народ тренированный, на совещание раньше одиннадцати не собирались – не безопасно, отданные после семнадцати распоряжения не выполняли – все равно забудет, да и распоряжения еще те. Коллектив дружный – к 17—00 портвейн был разлит, пельмени и сосиски поделены по авоськам, в 18 – 00 – все как штык, к семейному очагу продолжать начатое в 17, чтобы завтра дружно на трудовую вахту.

Так бы и дошли все спокойненько до заслуженной пенсии, а Начальничек до почетной, но… Нежданно – негаданно грянула Перестройка. Коллектив к этому событию оказался не готов, Начальничек же, на удивление, своими насквозь отравленными алкоголем мозгами, вовремя скумекал, что к чему и в новую НЕ плановую экономику стал вписываться. И все бы ничего, но новые хваткие ребята – партнеры его, не имели тренировки в его коллективе и в график не вписывались. Звонит ему в 17 – 00, ничего не подозревающий партнер, просит к завтрашнему утру бумажку важную навалять и подписать (а в том его часть дела и состояла, должность и старые партийные связи в нужное русло направить), он рапортует готовно – пьяно: «Всегда готов! Будет сделано!». Наивный молодой подельник в 9 утра за бумажкой прилетает, а не тут-то было. Опытная секретарша мягко советует ему не заходить, занят, мол, в 11 освободится. Но куда там, у того пальцы веером, в обратную сторону в дверь не проходят. Влетает в просторный кабинет и видит раздувшуюся, красную, хоть прикуривай, физию. В глазках, как у пекинеса, не выгулянного нерадивым хозяином, ни тени мысли, даже намека на то, что он его, компаньона, помнит, не то что семнадцатичасовые вчерашние договоренности. Бизнес-пацан безрезультатно камлает, как шаман над приболевшим чукчей, и вылетает с гортанным криком в приемную. Умная секретарша, стремится сохранить место, на котором можно работать, ласково, но крепко хватает его за полу малинового пиджака и уверенно предлагает забрать бумажки в 11. Парень обреченно кивает и, выдав на выдохе, воспоминания об интимных отношения с Начальничком и его матерью, соглашается. Ровно в 11, совершенно преобразившийся, опохмелившийся хозяин кабинета, вручает ошалевшему бизнес-партнеру нужные документы, выправленные в лучшем виде. Ничегошеньки юноша не понимает в старых правилах организации труда, простых, как режим работы вино-водочного магазина. Эх, новое неопытное поколение дельцов, у которых дым коромыслом от вершимых сделок и подделок! Но, наступив несколько раз на грабли, парень пристраивается к расписанию и «Наполеон» в пакете с пачками денежек передает только после подписания всех важных бумаг.

Так бы они и дошли спокойненько до максимального своего благополучия финансового, а Начальничек до новопартийного, но… Все-таки, новое время диктует новые отношения и привычки старые желательно менять и перестраивать из чистого самосохранения. Расслабился как-то бизнес-партнер юный, деньги, они притупляют чувство опасности, не учел привычек своего старшего подельника и подставил с нужными бумажками Серьезных ребят. Вытряхнули они его из шикарного малинового гардероба и пустили голым по широкой центральной улице в сибирскую стужу, хорошо никаких частей тела не лишили, а то и самой жизни. Добежал он до любовницы, облачился в запасной кардинальский пурпур и на большой скорости до ненадежного соратника догалопировал. А времени было 17—10. Ах, как пожалел молодец, что время после пяти, когда увидел маслянистые лужицы знакомых глазок: «Я ж тебя, ё… кобеля, трезвым, трезвым хотел пристрелить, чтобы ты весь мой ужас пережил, б… Бог ты мой!».

А Начальничку повезло, конечно, если бы было «до одиннадцати», неизвестно, от пули бы умер мгновенно-счастливо или от инфаркта долго-мучительно.

2015 г.

Рифмозависимость

Когда-то было принято ходить на службу в армию. Все так делали, а тех, кто не делал, даже неполноценными считали. В эти времена жил на свете славный юноша. Жил – не тужил, окончил математическую школу, учился в институте на инженера, стихи сочинял, песни пел под гитару. Парень, как видно, он был чувствительный, вот и влюбился страстно и вместо того, чтобы дальше зачеты успешно сдавать, перестал вовсе конспекты писать, а только серенады исполнял и стихи читал в комнате общежития предмету своей страсти. К концу семестра, не имеющие снисхождения к влюбленным студентам, ректор и проректор нашего Ариэля отчислили. И пошел он в весенний призыв охранять родину. Но это было еще полбеды.

Самая беда случилась во время службы. И, скорее всего, из-за его чувствительности и склонности к поэзии. А дело было так. Служить парня, как высокого ростом и положительного характеристикой, отправили на Северный флот. На флоте старшина называется мичман. Мичман этот имел обыкновение свои приказы, наставления и прочее рифмовать. И все бы ничего, только рифмы эти начинались с одного и того же слога «ху». Ну, например, учит он матросиков тщательно кровать заправлять, а кровать на флотском жаргоне «люля» и звучит такой диалог:

– Это что у вас, товарищ матрос?

– Люля, товарищ мичман!

– Это, по-вашему, люля?

– Так точно, люля!

– Ху… ля, – соответственно, рифмовал начальник, а дальше шло его мнение о качестве заправки кровати.

Или спрашивает коварно мичман провинившегося матросика, куда он его послал с поручением, на что тот отвечает вполне искренне, не ожидая подвоха:

– На камбуз, товарищ мичман!

– На камбуз?! Ху… з, – лихо заворачивает командир, дальше следует характеристика действий матроса.

– Стоял как-то наш студент на посту у знамени крейсера, как самый красивый и политически грамотный, а тут мимо мичман идет, заметил он, что у матроса в почетном карауле ремень не в порядке и спросил по привычке, указуя на ремень: «Что это у вас такое, товарищ матрос?». «Ремень, товарищ мичман!». «Ремень – ху… нь!» – гаркнул мичман, так грозно, что у юноши в глазах потемнело, а когда прояснилось, видимо, осложнение уже случилось. Теперь он без рифмы ничего не говорил, при том все рифмы начинались с приставки «ху». Рифмовал он все и вся, независимо от обстоятельств, да так, что шокировал даже видавшего виды мичмана. За этот талант его даже в штаб служить перевели, откуда он успешно демобилизовался. И тут у него сложности начались. Когда дома любимой бабушке в ответ на предложение покушать шанежек, он их привычно срифмовал, старушка по тугоухости не услышала, но когда он срифмовал папе политическую ситуацию в мире и условия службы на флоте, маме пришлось выйти за заварочным чайником на кухню. Отношение к замужеству своей девушки в его отсутствие он срифмовал так, что товарищу мичману и не снилось, а у бывшей невесты изменилась форма ушей. Решил тогда парень продолжить учебу, восстановиться в институте. Но на первом же зачете засыпался и не из-за отсутствия знаний, а из-за проклятых рифм. Даже умудренный опытом профессор, сам в свое время неплохо рифмовавший, вынужден был признать, что формулировки для общего употребления некорректны и к обучению бывшего студента допустить невозможно. Поплакала мама, попереживал папа и устроил мальчика на работу. Но с работы его скоро уволили, по той же причине, что не взяли обратно в институт. Дело он хорошо делал, голова варила, но рифмы в рабочем процессе так рифмовал, что ни один отоларинголог не мог поправить потом уши пострадавшим. Мужчины не выдерживали. Повели паренька к докторам, сначала к тем, кто попроще, потом к профессорам. В конце-концов, особо устойчивые к рифмам специалисты, поставили диагноз – рифмозависимость. Изучать юношу стали, как лингвистический феномен. Ведь он не просто рифмы виртуозно подбирал, а исключительно с первым слогом «ху». Родители подали иск, с требованием наказать мичмана и выплатить компенсацию, так как теперь их сын был не трудоспособен. На суде парень подтвердил, что товарищ мичман – ху… ман явился основной причиной его стресса, вследствие которого он начал все подряд рифмовать. Присяжных тогда не было, потому в шоке был небольшой судейский кворум, который и удовлетворил иск.

Сказка эта – назидание юношеству. Учишься – учись, влюбиться всегда успеешь, неустойчивая юношеская психика может оказаться не готовой не только к сильным любовным переживаниям, но и к армейским сильным выражениям.

2015 г.

Замученный мальчик

Один мальчик сильно мучился, страдал даже – никак не мог отличить правду от лжи. Старался очень, но ничего у него не получалось. Спросит в магазине у продавщицы: «Тетя, у вас хлеб свежий?». Та, ясно дело, отвечает: «Свежий». Он ей в глаза заглядывает: «Правда?». Она на чистом глазу: «Конечно, правда». Паренёк пальчиком в булку тычет и долдонит: «А почему твердый?». «Корочка хорошо пропеклась, мальчик!» – и сдачи сует. Принесет дитё хлеб домой, тот старый, черствый, плесенью один бочок подернулся, ребенок и заплачет: «Опять не разобрал, врет или нет!».

Даже мама родная помочь не могла.

– Мама, учительница нам сказала, что наша демократия самая демократичная в мире и живем мы лучше всех. Это правда?

– Конечно, правда, – отвечает мать, – нам про это еще 30 лет назад в школе говорили и бабушке твоей 70 лет назад, значит, так оно и есть.

Маме он привык верить, но сомнение все же скребется, так и тянет пальчиком черствый бочок «благополучия» потыкать. Тыкай не тыкай, а «кушать» имеющуюся демократию приходится, другой-то нет, не булка все-же, в булочную за другой не сбегаешь, главнюков, как продавщицу не выругаешь, а продавщице на твои ругания начихать. Мучительно пытался он переварить учительские, мамины, телевизионные и радио – пироги, находясь в объективной реальности. Получалось несварение.

Тут он влюбился, в самую лучшую, конечно, девушку на свете и самую искреннюю, разумеется. Засветился весь надеждой, порозовел: «У неё только правда! Можно жить и дышать спокойно!». Пищеварение наладилось, прогулки при луне, на свежем воздухе, на пользу пошли. «Ты меня любишь?» – глаза в глаза. Из глаз любимой свет: «Да, люблю!». Как-то на скамеечке, под фонарем:

– Ты меня любишь?

– Да!

А глаза не светятся, тусклые глаза. Решил, показалось, темновато под фонарем. Днем снова: «Ты…», «Да…», – а не светятся.

– Может, разлюбила?

– Что ты? Тебе кажется.

Он уже, как в детстве, в магазине, в глаза заглядывает, а она взгляд отводит. Не может быть, не может самая-самая обманывать! Побежал к лучшему другу:

– Она меня не любит?!

– Что ты, что ты? Тебе показалось, – и в глаза не смотрит.

Только по очень сильному несварению понял, что их правда – ложь. В отчаянии выскочил на балкон и прыгнул, тело упало камнем вниз, а сам он взлетел. Предстал перед Петром у огромных ворот. Тот ключами помахивает и говорит: «Ты что же, мальчик, с такой высоты неосторожно прыгаешь, убиться захотел?». Тут мальчик задумался: «Сказать „хотел“, в ад отправят, сказать „нет“, опять отправят – за враньё». Понял мальчик, что от мучений ему и на «том свете» не избавиться. Так и бродит неприкаянный между небом и землей, все пытается правду ото лжи отличить.