Ужас приходит в полнолуние

Глава 21. СТАСЯ

Честно говоря, я пошла не потому, что мне так уж хотелось сегодня оттянуться, а скорее из чувства долга.

Ведь ребята приехали именно ко мне. И по моему приглашению. К тому же мы так давно планировали эту вылазку. Поэтому я сказала маме, что ухожу, придумав благовидный и невинный предлог: наплела ей, что схожу на часок к подружке Вере, живущей не очень далеко от нас. Возьму журнал, который она мне привезла из Москвы. И через пару минут я уже шагала по ярко освещенной фонарями улице поселка, направляясь в сторону Марьина озера. Я бросила взгляд на наручные часы: начало десятого. М-да. Не шибко рано я освободилась. Ну ладно — лучше поздно, чем никогда.

Я вышла на окраину поселка и свернула на хорошо знакомую тропинку, самым коротким путем ведущую к Марьину озеру. Включила прихваченный в прихожей японский фонарик — мощный, работающий на аккумуляторах — и бодро затопала вперед. Пятно яркого желтого света плясало передо мной по утоптанной, усыпанной сосновыми иглами тропинке, выхватывая из темноты выступающие из земли мощные корни сосен, которые ее пересекали. В луче света вспыхивающими искорками суматошно роились мелкие ночные бабочки. Над верхушками деревьев, плотно стоявших по обеим сторонам тропинки, словно сопровождая меня, неспешно плыла круглая улыбающаяся луна. Чуть слышно прошелестел в кронах сосен легкий прохладный ветерок. И сразу же стих. Потом откуда-то сбоку до меня донеслось короткое хлопанье крыльев и странный, приглушенный, но в то же время какой-то испуганный крик ночной птицы.

И сразу же резко оборвался.

Внезапно мне стало как-то не по себе: ни с того ни с сего я почувствовала непонятное беспокойство. Я внезапно ощутила, как по спине пробежала дрожь. Слух у меня как-то сразу обострился, утончился, различая теперь самые легкие, но от этого не менее таинственные ночные шорохи.

Опять коротко крикнула невидимая птица.

Я резко остановилась.

И в этот самый момент мне вдруг показалось, что из чащи леса, справа, как раз откуда послышался крик птицы, на меня кто-то внимательно смотрит.

Господи!

В груди у меня похолодело, а во рту сразу пересохло. И я, с трудом сдерживая уже готовый вырваться крик, быстро повернулась и направила луч фонарика в сторону от тропинки — туда, где, как мне казалось, затаилось это неведомое и ужасное нечто. Но кусты там стояли сплошной неподвижной стеной, и, даже если за ними кто-то притаился, я не смогла бы его увидеть: мощности фонаря не хватало, чтобы пробить лучом эту плотную застывшую массу листьев. Я, чуть помедлив, повела фонариком вокруг себя. Он чуть дрожал в моей руке. А еще бы ему не дрожать!.. Я вгляделась в темноту. Желтоватый луч света высветил такие же замершие неподвижно кусты, корявые стволы деревьев, серебристую от росы высокую траву и уходящую назад, к поселку, узкую тропинку.

Никого и ничего не было видно.

Тени вокруг меня медленно сгустились. Я подняла голову: на круглую холодную луну медленно наползло полупрозрачное облако и почти скрыло ее из виду.

Я попятилась, развернулась и быстро пошла, почти побежала в сторону озера. У меня возникло непонятное убеждение, что некто, чей тяжелый и пристальный взгляд из темноты я только что почувствовала, не только следит, но и следует за мной, перемещаясь в лесу параллельно тропинке. И следует он — или оно — совсем недалеко от нее. И, возможно, с каждой секундой все приближаясь к тропинке, а значит — и ко мне. Умом-то я понимала, что все это не более чем ночные иррациональные страхи, атавистическая боязнь перед первобытно сумрачным и от этого кажущимся очень и очень враждебным лесом. Возможно, подсознательно на появление этого страха повлияло и вчерашнее убийство, о котором я почти забыла. Забыть-то забыла, но тревожное состояние внутри меня наверняка оставалось, лишь притихнув на время. И я ничего не могла с собой поделать: ощущение того, что меня кто-то преследует, было сильнее любых доводов разума.

Вдруг мне стало до чертиков страшно.

И тогда я, плюнув на все — на гордость, на доводы разума, на пресловутую, не зря приписываемую всем нам, Бутурлиным, смелость, — уже не оглядываясь, что было сил припустилась по тропинке. Как кошка, за которой гонится дворняга. К тому же мне казалось, что если я хоть раз обернусь, то увижу такое, отчего у меня сразу же разорвется сердце; сердце, которое и так от страха колотилось в груди, как сумасшедшее.

Поэтому-то я и бежала.

Я абсолютно потеряла счет времени, но судя по тому, что скоро из темноты до меня донеслись громкие звуки музыки — «Иглс» во всю наяривали свой бессмертный «Отель «Калифорния»», — а потом и пьяные голоса, веселый смех, — я неслась по тропинке недолго. На меня дохнуло влажной сыростью — озеро было уже буквально в двух шагах.

Я пробежала еще совсем немного, тропинка резко свернула к берегу, и я наконец остановилась, тяжело дыша. Но при этом почувствовала невероятное облегчение — я невредимой выбралась из леса.

И сразу все мои страхи как рукой сняло.

На полянке у самой воды стояла большая шестиместная палатка, освещенная изнутри лампой. Возле палатки вовсю полыхал костер и виднелись черные на фоне пламени силуэты людей: яркий огонь делал ночь еще темнее. На траве и кустах плясали вытянутые огромные тени. Донельзя аппетитно пахло шашлыками: сбоку от костра над мангалом — продолговатой ямкой, вырытой в земле и заполненной раскаленными углями, над которыми на камнях висели шампуры с нанизанными на них кусками мяса, помидоров и кольцами лука, — витал просто потрясающий аромат. Я сразу почувствовала голод. И судя по всему, шашлык был уже на подходе. Над шампурами, сбрызгивая их белым вином и размахивая полотенцем, колдовал Мишаня, одновременно отгоняя оголодавший народ, который, постанывая от нетерпения, стаей голодных троглодитов окружил мангал со всех сторон. Наверное поэтому никто и не заметил, как я появилась возле костра.

— Привет, а вот наконец и я! — громко, запыхавшимся голосом сказала я, выходя из темноты.

В самый последний момент, увидев совсем близко костер и почувствовав себя в безопасности (от чего все же?), я заставила себя перейти на пусть довольно торопливый, но все-таки шаг.

В ответ раздался восторженный пьяный рев.

Народ бросился ко мне, окружил, затормошил, заобнимал, наперебой говоря о том, что летний отдых на даче пошел мне на пользу, что следы прошедшей сессии ликвидированы успешно, что загар у меня прямо-таки какой-то крымский и вообще я красотка. Все это было слышать приятно, даже если не обращать внимания на количество вина, уже уничтоженного народом.

Сразу же я узнала и все свежайшие новости: людей, кроме нас, здесь никого, плавал тут один подрывник-браконьер, да и тот смылся, уничтожив, наверное, в озере всю живность; а само озеро у вас тут просто ломовое, мы купались; Андрюша — отличный проводник, гений, ну просто Кожаный Чулок, и в награду за его труды Алена сразу по приходу сюда утащила Андрюшу искать грибы.

— На ночь глядючи, — вставила ехидно Маня.

— Ходили до самой темноты, а грибов принесли — ноль. Не повезло, — сочувственно вздыхая, добавила Любаша. — А уж притомились, бедняги… Утверждают, что купались.

— Тем не менее, усталые, но довольные, вернулись они домой, — резюмировал Слава, почти дословно цитируя знаменитого пионерского писателя.

Реплику покрыл дикий хохот.

— А где же они сейчас? — спросила я, оглядываясь.

— Андрюша ее снова уволок. Теперь, наверное, корешки собирать, — сказал Иван.

— Какие такие корешки? — не поняла я сразу.

— Волшебные. От которых дети бывают, — под общий смех невозмутимым тоном заявил Слава. — Давай, давай к столу, Станислава.

Меня буквально поднесли к потрескивающему костру и усадили на свежесрубленное бревнышко возле расстеленной на траве скатерти-самобранки. Кто-то сунул мне в руку стакан, кто-то уже наливал в него вино, кто-то совал в руку бутерброд с сулугуни и зеленью. В общем — все, как обычно. Знакомые скалящиеся физиономии, по которым за лето я уже успела соскучиться. И я поняла, что не напрасно тащилась сюда из дому. Но, с другой стороны, пары-то у меня здесь не было. Увы. Михайлишин в данный момент, наверное, колбасой носился по поселку.