Ужасное наследство

Так прошло два года. Янко исполнилось пятнадцать. Цыганские мальчики уже в четырнадцать лет считаются взрослыми. Но Анну всё равно смешило, как гордо надувался Янко, когда его мать ласково говорила: «Ты же мужчина!» Анна тоже подросла. Из неказистого подростка она начала превращаться в очень симпатичную девушку. Она выглядела старше своих тринадцати. Всё чаще девочка ловила на себе странный взгляд Янко: то ли удивлённый, то ли зовущий. Один раз мальчик случайно дотронулся до её груди. Жаркий румянец залил его лицо, а сам он смущённо отвёл глаза. У него ломался голос, и он частенько, от волнения «пускал петуха». Анна удивлялась чудному поведению друга. Она ничего не знала о любви. Где уж ей было догадаться, что её друг влюблён в неё и боится об этом сказать.

Как жаль, что счастье вечным не бывает. В тот вечер, разлучивший их на много лет, Янко не смог сдержать чувства и поцеловал Анну. Это был робкий поцелуй двух подростков. Но его увидел, как на грех, задержавшийся где-то отец, как ни странно, абсолютно трезвый. Анна, опьянённая незнакомыми ей ощущениями, даже не заметила, как он прошёл мимо них, стоящих в самой тёмной части двора. Они держались за руки, смотрели друг другу в глаза и больше никого и ничего не видели вокруг себя. В тот вечер подростки поклялись, что их любовь навечно. А потом счастливая Анна пошла домой, пообещав, что завтра они увидятся снова.

Отец, не дотрагивающийся до неё уже несколько лет, встретил Анну на пороге квартиры. Он бил девочку с таким исступлением и садистским наслаждением, ухая и кряхтя от удовольствия, что казалось, все эти годы он безумно жаждал этой экзекуции. Анна не кричала. Она поначалу пыталась загораживаться от ударов руками, но когда отец вошёл в раж, только беспомощно стонала. Остановился он, когда Анюта потеряла сознание. Молча развернулся и ушёл к себе.

Очнувшись, Анна доползла до своей комнатушки, но подняться и лечь на диван сил у неё уже не хватило. И тогда девочка впервые пожелала отцу смерти. Утром он ушёл на работу, даже не заглянув в комнату дочери, только грубо прорычал за дверью: «Чтоб убралась, шалава!» Это были последние слова, которые она слышала от него. Тем утром по дороге на работу отец упал под поезд метро.

4.

Анна отлёживалась два дня. Кто-то звонил и стучал в дверь, Анна не могла подняться и открыть. Она не знала, где отец. Только чувствовала облегчение, что не слышит его тяжёлых шагов и пьяного бормотания. Всё на что её хватало, это дотащить разбитое тело до туалета и крана с водой.

 Через два дня пришёл участковый, Иван Ефимович. Увидев Анну с синим опухшим лицом, он сказал утвердительно: «Отец». И Анна кивнула головой. Тот побежал к соседям по телефону вызывать неотложку.

Девочку увезли в районную детскую больницу в отделение травматологии. Там лежали дети, упавшие с деревьев, велосипедов, сбитые машинами, но ни одного ребёнка, изувеченного родителями, там не было. Ребятне приносили кучу сладостей, которыми они щедро делились с Анной. А ещё она подружилась с молоденькой практиканткой из медицинского училища – Лидочкой. Анне очень нравилось помогать ей: разносить лекарства по палатам, раздавать градусники и потом заносить цифровые значения в температурные листы. Именно тогда Анюта решила для себя, что обязательно станет медсестрой. Не врачом, а именно медицинской сестрой. Чтобы ухаживать за людьми, которые беспомощны и больны. Про отца она так ничего и не знала, совершенно не удивлённая, что тот ни разу не пришёл и не принёс ей передачу. Когда подошло время выписки, в палату за ней пришла Лидочка и пригласила её пройти в кабинет главного врача. А сама при этом смотрела на Анну жалостливым взглядом и повторяла: «Спокойствие, только спокойствие». Заинтригованная девочка пошла за ней.

В кабинете у главного врача отделения Аню поджидал участковый и маленькая худая старушка с цепким и оценивающим взглядом пронзительно синих глаз. Она оказалась её бабушкой, о которой Анна ничего не знала, кроме грубых слов отца «старая ведьма и чертовка». Тогда девочке участковый и рассказал о несчастном случае с отцом, и что жить она теперь будет с бабушкой. Бабка сидела на краешке стула и молчала, пристально разглядывая Анну.

Когда они вернулись домой, старушка долго молча стояла у окна, а потом, поджав губы, бросила Анне: «Долго же ты девонька терпела. Собирайся». Куда и зачем, ничего не объяснила. Побросала Аннушка нехитрые пожитки в портфель, и повела её бабка, куда бы вы думали, на вокзал. Когда Анна поняла, что они уезжают в глухое псковское село, на родину её матери, она умоляла бабушку отпустить её хоть на минуточку. Ведь здесь недалеко от вокзала живёт друг девочки. Она только скажет, что уезжает и куда. Бабка была непреклонна. До отправления поезда оставалось слишком мало времени. Анна тщетно вертела головой по сторонам, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых цыган, которые всегда крутятся на вокзале. Даже женщин гадалок, как нарочно, в тот день не было. Так она и уехала на Псковщину, не попрощавшись с Янко. Поезд катил по бескрайним просторам тогда ещё Советского Союза, стуча колёсами, а Анна глотала горькие слёзы и повторяла про себя: «Вернусь! Я обязательно вернусь, Янко!»

 * * *

Поездка получилась грустной. Бабушка оказалась не особенно разговорчивой – большей частью спала или бормотала что-то себе под нос. Анне было не по себе от неизвестности, в которую она ехала. Все её робкие вопросы бабка пресекала шиканьем. А поезд всё дальше мчался на северо-запад, увозя Анну от Москвы и единственного любимого друга.

Едва начал заниматься рассвет, они сошли с поезда на небольшом полустанке. Потом долго ждали, пока откроется билетная касса, и заспанная толстая кассирша продаст им билеты на рейсовый автобус. Наконец, автобус подкатил к остановке, дребезжа и наполняя воздух удушливыми выхлопами отработанного бензина. Народу к тому времени собралось немало. Транспорт редко ходил в то забытое Богом место, как говаривала обычно бабушка. Пришлось изрядно потолкаться локтями, чтобы залезть в железную развалюху. Они долго тряслись по разбитым дорогам и вышли на самой последней остановке, когда кроме их двоих в автобусе никого не осталось. Конечная остановка располагалась в лесу, никаких домов поблизости не было. Смешной низкорослый мужичонка сидел неподалёку на телеге. Его пегая лошадь понуро щипала траву, иногда взмахивая куцым хвостом, чтобы отогнать оводов и слепней, в огромном количестве роящихся над ней. Завидев бабушку и Анну, мужчина радостно и дурашливо рассмеялся. Быстро соскочил с телеги и бросился к ним помочь донести сумки. Он ни на минуту не переставал хихикать, и Анна поняла, что чудак не совсем в своём уме. Он по-детски радовался бабушке, а она то и дело с доброй улыбкой, которую Анна ещё не видела, говорила ему: «Да будет, Митенька, будет!» Потом они забрались в телегу, и лошадёнка неспешно повезла их по просеке сквозь обступающий со всех сторон густой и неприветливый лес. «Заколдованный какой-то ».- Думала девочка. И хотя денёк обещал быть жарким, озноб пробирал её до самых костей. Целый час тряски в старой телеге измотал Анну. Её попутчики, занятые разговором о незнакомых ей людях, не обращали на неё внимания, только мужичонка изредка косился хитро.

Наконец они подъехали к небольшой избёнке, стоящей на самом краю крохотной – дворов на двадцать, деревушки. «Слазь девка, приехали».- Произнесла бабушка первые за всю поездку слова. Анна с опаской и восторгом осматривалась вокруг. Дом выглядел старым и покосившимся. Вокруг него повсюду висели и лежали пучки незнакомых трав, и их пряный запах наполнял воздух упоительным ароматом. «Ты что, колдунья?»- Выпалила Анна, и неожиданно бабушка по-молодому звонко рассмеялась и обняла девочку. Анна с облегчением поняла: она дома.

Поместили её в бывшей когда-то маминой комнате, хоть и малюсенькой, но очень уютной. В ней всё осталась нетронутым, как будто мама только на минуточку вышла куда-то. Множество девичьих безделушек, книги, старые тетради с выцветшими обложками, облезлый одноглазый мишка, с которым Анна полюбила спать, и рисунки. Анна не знала, что её мать так хорошо рисовала. Да и кто бы ей рассказал? Ведь отец никогда просто так не разговаривал с девочкой. Только теперь, живя у бабушки, она постепенно все больше узнавала о покойных родителях. Митяй – чудаковатый мужичок, оказался бабусиным сыном, то есть Анниным родным дядькой – младшим братом её покойной матери. Он был блаженный, но очень добрый и забавный человек. Бабушка говорила, он не родился таким, но в детстве переболел «воспалением мозга», и вот, пожалуйста.

Деревенька, как я уже говорил, была совсем невелика. Но с небольшой церквушкой, в которой местный батюшка – отец Серафим исправно проводил службы. Анне нравилось приходить в церковь. Ей был приятен запах горящих свечей и ладана, и скорбные лики святых завораживали её. А ещё, как ни странно это звучит, она подружилась с отцом Серафимом. Одного только Анна сначала не понимала – почему бабуля не ходит в церковь. Однако местные ребятишки быстро объяснили в чём причина. Бабка Анны была ведунья, знахарка, колдунья, ведьма. Каждый выбирал себе слово по душе, но мнения у всех сходились: её бабка водится с нечистой силой. Как бы ни называли односельчане бабусю, о чём бы ни шептались, сплёвывая через плечо по три раза и истово крестясь, все они при малейшей хворобе и недомогании спешили к старушке за снадобьями и травками, не задумываясь о грехе. Бабуля никогда не отказывала в помощи даже самым зловредным сплетницам, оговаривающим её.

Анне всё нравилось в её новой жизни. Она подружилась с деревенскими девчонками и парнями. По буднишним утрам они залезали в телегу, и с песнями и шутками Митяй вёз их десять километров до ближайшего села, где располагалась единственная в районе школа. А после занятий все так же дружно катили домой.

Природа Псковщины необыкновенно богата и щедра лесными дарами. С деревенскими друзьями они часто бегали за грибами и ягодами, в несметном количестве росшими в чащобе. Бабушка учила Анну распознавать целебные травы. Рассказывала, какие недуги и болезни они могут излечить, и как правильно собирать, хранить и применять их. Но больше всего Анюте полюбилось в одиночку подолгу бродить в лесу, слушая тихий шелест листвы и пересвисты птиц. Она боготворила его строгую тишину. А сам лес казался ей зелёным собором – величавым и совершенным. Порой девочка до сумерек оставалась там, за что бабушка ей сильно выговаривала. Анна обнимала её и смеялась: «Бабуль, ну что ты! Не съедят же меня волки. Нет в лесу ничего страшного». На что бабка только вздыхала и отводила глаза.