Ужасные невинные
Шрифт:
– Что, все хотят их купить?
– Каждый первый. А картины не продаются, язык отваливается об этом говорить.
– Тогда повесьте объявление при входе. «Картины не продаются».
– Хорошая идея. Вот ваша выпивка. А мясо придется подождать.
– Вы как относитесь к богу? – Мне не терпится испробовать на бармене тезис знаменитого манхэттенского сидельца.
– А что?
– Да так… К слову пришлось…
– Вы мормон?
– Почему мормон?
– Ну тогда свидетель Иеговы…
– А что, похож?
– К нам всякие забредают. Один раз вообще приклеился тип, назвавшийся архангелом Гавриилом. Просидел полдня, цитировал
– Да нет, я просто так спросил…
Время для бога и водопроводчика еще не пришло, и неизвестно, когда придет. И придет ли вообще. И если оно не придет, то что будет с пушкой «Глок»? Я так и не смог с ней расстаться, что будет с «Глоком»? В стволе у него поселятся божьи коровки, пустит ростки бамбук, им можно будет забивать гвозди или колоть орехи, смогу ли я когда-нибудь расколоть хотя бы один орех?..
– Как зовут вашего друга?
– Э-э… Сонни-бой, а что?
– У меня была собака, ДжЭфКа. Как американский президент. Ну, знаете…
– Джон Фицджеральд Кеннеди.
– Именно! Приятно поговорить сумным человеком… JFK, в просторечии – Джэфка. Гадила, где ни попадя, кусала всех за пятки, а потом заболела бешенством. Пришлось ее пристрелить.
– Сочувствую.
– Я сам ее пристрелил. Большего счастья в жизни не испытывал. Теперь вот новую завел. Жду, когда и ее бешенство прихватит. Угадайте, как назвал. Три попытки. Попадете в яблочко – еще пятьдесят водки вашему другу. За счет заведения.
– Джордж Буш.
– Попытка не засчитана. Это сука.
«Лора», – вертится у меня на языке.
– Сука? Дайте-ка подумать… Мадлен. Как госсекретарь. Мадлен Олбрайт.
Бармен раскуривает сигару, что должно подчеркнуть торжественность момента. Я угадал, такие задачки – ничто для безумного Макса, за полтора часа укокошившего троих отморозков. Я выиграл бы и в нарды, короткие и длинные, и в баккару, правил которой не знаю, и в наперстки, правила которых знаю очень хорошо, я выиграл бы миллион баксов в лотерею, я выиграл бы золотую олимпийскую медаль в стрельбе по тарелочкам и гигантскому слалому, я разнес бы к чертям американский пул, еще никогда я не чувствовал себя таким живым.
– Точно. Мадлен. Так ее и зовут – Мадлен. Как госсекретаря. Ваши пятьдесят. Приятно с вами поговорить, правда. Такое нечасто случается.
– Мне тоже приятно с вами разговаривать. А что это за парень?
– Который?
– Играет на бильярде.
– А-а… Просто парень. Бывает здесь раза три в неделю.
– Это е го де ву ш ка?
– Что, понравилась? У нас здесь есть пара комнат, что-то вроде маленькой гостиницы…
– Хорошее дело.
– Не думаю, чтобы это была его девушка. Она здесь впервые.
– Деаушка не в моем вкусе. – Получи, Лора, фальшивая сука! – Не то, что картины. Картины нравятся мне гораздо больше.
– У меня есть девушка…
Бармен перегибается через стойку, я вижу его коньячные глаза, я вижу смуглую кожу вокруг глаз, все остальное скрыто плотной черной тканью, но мне и не надо всего остального. Смуглая, тягучая, медовоглазая кровь красавчика из медресе напоминает о себе, эти воспоминания не вызывают во мне никакого ужаса, никакого протеста, мне бы хотелось время от времени к ним возвращаться. Не часто, чтобы не исчезла острота восприятия. Острота восприятия, неожиданно открывшаяся мне, – я боюсь ее потерять. Почти так же, как
боюсь потерять Тинатин.– У меня есть девушка… Похожая на картины, если уж они так вам нравятся.
Безумная мысль проносится у меня в голове, проносится – и тут же исчезает. Это не может быть Тинатин. Это было бы слишком банально, слишком пошло – встретить Тинатин в закусочной на трассе, это было бы против правил, хотя правил я не знаю, так же, как в баккаре. Похожая на картину… Тинатин не похожа на картину, она похожа на ангела. Она и есть ангел.
– Она к вам подойдет… Мало ли что…
– Вы всегда так любезны? – задаю я совсем уж лишний вопрос.
– Здесь полно всякого отребья, поговорить не с кем. Вы редкое исключение. И угадали, как зовут мою собаку…
– Ясно. Я даже могу угадать ваше звание.
– Валяйте. Угадаете – бутылка джина за счет заведения.
BRISTOLL'S GIN НАСТРОЕНИЕ ВЕЧЕРА
Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью.
– Субкоманданте.
– Си, компанероде армас 28 ! – выдав малопонятную мне тираду, бармен ударяет кулаком по столу. – Коменданте был Че. А я – субкоманданте. Бьен 29 !
28
Да, товарищ по оружию! (исп.).
29
Верно!(исл.).
…Прихватив бутылку с джином и Сонни-боя, я устраиваюсь за столиком в углу, у окна. Отсюда хороша видна парковка перед «Че…лентано», «десятки» уже нет, остались «Опель-Кадетт» и грузовичок, моя уверенность в том, что он принадлежит Кожаному Тому, растет. Столики пусты, за исключением одного, где стоят две бутылки безалкогольного пива и две тарелки со стейком, похоже, герр субкоманданте втюхивает мясо на гриле всем посетителям. Я бы в жизни не разглядел, что пиво – безалкогольное, но сейчас я вижу этикетку совершенно отчетливо, сейчас – все по-другому, чем было несколько часов назад.
Все по-другому.
Плакат, под которым я сижу, гласит:
«При помощи фоторобота установлено, что Че Гевара и Иисус Христос состоят в кровном родстве».
Фоторобот прилагается.
Вернее, два фоторобота вышеозначенных компанеро (если я правильно понял значение слова), узкие полоски делят лица на четыре части, хрестоматийные усы, хрестоматийные бороды, уже непонятно, кому что принадлежит, но вряд ли от перемены мест слагаемых что-то изменится. Кожаный Том идет на опасное сближение с Лорой, последние несколько минут он терся возле нее, теперь же приблизился почти вплотную. Удастся ли ему сорвать поцелуй с продажных Лориных губ?
«При помощи фоторобота установлено, что Лора Дюмонд (дешевка и дрянь) и гиена вульгарис состоят в кровном родстве».
Никогда не задумывался над тем, настоящую ли фамилию носит Лора или это дань Гаване, в которой она не была, Марселю, в котором она не была, овечьему Лондону, который она видела с высоты мусорного контейнера для органических отходов?.. Лора Дюмонд, неплохое созвучие для рубрики «У1Рить и немножко нервно». И для муниципального борделя – тоже. Как бы то ни было, Лора в состоянии вертеть мужиками также неподражаемо, как собственной задницей.