Ужасный век. Том I
Шрифт:
— Вот та пешка скоро поставит шах, верно?
— Верно, это вы сумели заметить. Так вот, сеньор Ривера: хороший шахматист отличается от плохого умением обращаться с пешками. Пешки! Вот ключ в победе! Часто встретишь противника, который не придаёт им должного значения. Такому игроку интересны фигуры короля с королевой, рыцарей, епископов, замков… Слабая стратегия. Я играю иначе: используя все средства, имеющиеся на доске.
Пешки… Фиделю и самому вчера пришло на ум такое сравнение. Вполне прозрачная мысль.
— Я уже играл роль пешки, решающей исход партии. И не раз.
— Знаю. Но
Да неужели? Захватывающая перспектива. Фидель давно был готов к любой судьбе, послужи она благу Балеарского королевства — однако ни за что не отказался бы от подобной возможности. Вот только…
— Вы ведь знаете мою историю, Ваша Светлость? Это скверная, грязная история. Меня, можно сказать, разжаловали в пешки. Причём неспроста. И я благодарен даже за такую возможность продолжить служить Балеарии. Сделанного не воротишь, да я ни о чём и не жалею. Просто… разве мне путь наверх не заказан?
— Да, я знаю эту историю. Знаю, что вас привело на тайную службу и как вы несли её — хочется верить, что в надежде искупить грехи перед родиной, а не от безысходности. На этот раз, сеньор Ривера, партия больно уж крупная. А вы — уж очень ценная пешка, которую я способен поставить в самую сильную позицию. Так что, если совместными усилиями партию мы выиграем… Скажем так, в Балеарии нет ничего невозможного. Пешка сможет начать новую жизнь, в новом качестве. Это я обещаю.
Никакая перспектива не смогла бы подкупить Фиделя больше. Он любил родное королевство, но и себя любил тоже. Как любой здравомыслящий человек: пусть охваченный некой идеей, однако сохраняющий голову холодной.
Впрочем, какие-то посулы было странно слышать. Он ведь не наёмник.
— Вы ведь можете просто приказать, Ваша Светлость. И я исполню всякий приказ.
— Могу, вы правы. И я прикажу! Но прежде хочу убедиться в вашем понимании серьёзности момента. Речь не о балеарских интересах в Тремоне. На сей раз дело куда серьёзнее. И уж если вы окажетесь на доске — то уже никакого пути не будет, кроме пути вперёд.
— Как у пешки.
— О, да вы схватываете на лету, сеньор! Именно: этим вы также напоминаете пешку. Я хочу представить вас кое-каким людям. Начиная с этого знакомства вы будете уже не просто служащим Третьего секретариата Тайной королевской канцелярии. Это другая плоскость… Вы станете прежде всего моим человеком. Служба ещё более серьёзная, чем обычная для канцелярии. Чувствуете ли вы себя готовым к ней? Не торопитесь отвечать: не суть важно, что вы скажете мне. Хочу увидеть, как вы ответите на этот вопрос сами себе, Фидель Ривера. Ну же?..
Собственное внутреннее ощущение было Фиделю понятно. Оставалось надеяться, что канцлер прочитает его правильно. Судя по всему, так и произошло.
Это был любопытный момент. Коль скоро канцлер делал акцент на себя, то Фидель догадывался: речь идёт о партии, как минимум не инициированной королевой. Очень возможно, что о замысле герцога Анхелика вовсе не знала.
Тайных дел мастера это не смутило. Фидель
Ривера был верен прежде всего Балеарии, а уж потом — её королеве. Он относился к новому, послевоенному поколению, которое научилось различать монарха и государство. Таковая способность подданных и делала Балеарию особенной.— Если желаете, чтобы я был вашим человеком, я буду им.
— Не сомневаюсь. Уже не сомневаюсь. — тут герцог громко хлопнул ладонями. — Добро пожаловать на мою сторону доски!
Канцлер наполнил себе бокал: Фидель к своему почти не притронулся.
— Раз так, мы немедленно сделаем первый ход, после которого пути назад у пешки не будет. Я познакомлю вас с одним человеком. Меня убеждают, будто он — фигура чрезвычайно сильная. Если так — она нуждается в защите хорошей пешки. Но важно, сеньор Ривера, и другое! Может статься, что вам придётся защищать саму нашу стратегию от этой фигуры. Понимаете?
— Понимаю. Вы не доверяете этому человеку?
— Доверяю меньше, чем вам. О вас я знаю почти всё, а о нём… почти ничего, если честно.
— И речь не о той женщине?
— О той женщине, полагаю, вы узнаете позднее. Всё, что будет нужно. Пока — нет: не о ней. Надеюсь, у вас не было планов на вечер? Мы посетим одно любопытное общество.
Глава 14
Худшее, что может сделать тайное общество — придумать себе название. В этом Фелипе де Фанья был глубоко убеждён.
Едва только появится какое-нибудь название — будь оно претенциозным, вроде «Союза Посвящённых», или обманчиво-обыденным, вроде «Вольных рыболовов» — и всё покатится в пропасть. Именно так настоящее тайное общество, способное к великим делам ради великих целей, встаёт на путь вырождения. Рано или поздно, причём скорее рано, оно превратится в очередное сборище пьяниц, или извращенцев, или пустопорожних болтунов, или безумных мистиков.
К счастью, у этого общества названия не было. И никто не ощущал в таковом нужды.
Встречи проводились вечерами, достаточно далеко от столицы. Это причиняло членам тайного общества известные неудобства: к примеру, жёны могли заподозрить дурное. Но иначе поступать было бы неразумно. Раз в две недели лучшие люди Балеарии съезжались в особняк на высоком холме, откуда вид на огни Марисолемы открывался потрясающий — но пейзажем редко кто-то любовался.
Фелипе де Фанья давно не пропускал ни одной встречи.
Теперь он, конечно, приезжал уже не один — а в обществе мудрого старца, чьи глаза были закрыты повязкой. Посвящённые к обществу Ишмура успели привыкнуть, а вот Фелипе привык не вполне. Он-то знал гораздо больше остальных.
Размышления о великой цели, которая до появления Ишмура не имела чёткой формулировки, не были единственным занятием тайного общества. Да: теперь мудрец, не являвшийся человеком, донёс до каждого мысль о грядущих переменах. Но ещё задолго до того, как Ишмур впервые переступил порог уединённого особняка, в этих стенах уже зрел амбициозный план.
План, который не очень-то касался Фелипе. Идею своего рода реванша — возрождения амбиций эпохи Великой войны в новой форме и новом качестве, вынашивали другие люди. Те, кто был ближе к государству, нежели к науке.