Ужасный век. Том I

— Мы расскажем.

— Ты узнаешь.

— Ты изведаешь.

Перед глазами слегка поплыло, взгляд пеленой подёрнуло — но лишь на мгновение. Лэйбхвинн увидел новые тени. Увидел фигуры, выходящие из темноты позади костра, бредущие вокруг него.

Первыми из тьмы вышли двое мужчин: один был высоким и очень крепким, другой — ещё выше, поистине громадного роста, но худым.

— Воин… — шепнула дева в правое ухо.

— Вождь… — шепнула другая в левое.

Следом шли, кажется, старики: полные и неуклюжие.

— Мудрец…

— И глупец.

— Один хуже другого…

— Один другого опаснее.

За стариками показались четыре обнажённые женщины: скорее тени, чем ясные фигуры, шаман не мог толком их рассмотреть. Тела казались молодыми — по крайней мере, не старушечьими.

— Те, которые любят.

— Те, которые неспособны на любовь.

И снова мужчины: невысокие, ловкие и сильные. Они сражались, но не поймёшь — друг с другом или против кого-то. Этот бой напоминал танец.

— Убийцы.

— Прирождённые убийцы.

Едва те двое скрылись в ночи, как показались двое юнцов и две девушки. Юнцы несли на головах короны, девушки держали на руках младенцев.

— Два короля…

— Две королевы…

Следом — череда вооружённых людей в тяжёлой броне. То были рыцари или некто им подобный. Возможно, Лэйбхвинн уже видел кого-то из них: разобрать было трудно, но сходство угадывалось. Шаман понял, что дело не столько в людях. Дело в истории, которую ему рассказывают. Кто-то был молод и подтянут, кто-то стар и грузен, однако каждый был силён.

Шествие вокруг костра прекратилось. Самого костра не стало: перед Лэйбхвинном развернулась огненная стена, на которой из разноцветных языков пламени и теней начали складываться картины. Сменяющиеся, перетекающие одна в другую, наслаивающиеся.

Лэйбхвинн видел толпы людей. Толпу, окружившую юношу — и толпу, стоящую перед стариком. Он видел двух рыцарей, яростно сражающихся на мечах. Видел огромные армии — и красивые корабли, плывущие сквозь них, как по морским волнам. Видел рядом коронованного старика и полного сил мужчину, не носившего короны. Видел двух юношей — обоих в объятиях женщин, казавшихся куда старше. Видел человека в очень странном наряде. Видел двух ободранных псов, грызших друг друга.

Девы ничего не сказали об этих картинах, лишь продолжали нежно гладить и крепко обнимать Лэйбхвинна.

Показался длинноволосый старик, держащий в руках что-то увесистое, большое — Лэйбхвинн не понял, что это за предмет.

— Он уже идёт.

— Он почти здесь.

Вслед за стариком — громадина, в которой шаман не сразу признал курган.

— Ты знаешь, кто покоится там….

— Ты видел того, кто будет следующим.

— Мы не скажем, кто именно…

— Мы не знаем.

— Никто пока не знает…

А затем перед Лэйбхвинном предстали женские фигуры, которые он узнал тотчас. Тут уж обознаться было никак нельзя.

— Приди к ним.

— Они ждут.

— Настало время.

— Ты знаешь, для чего.

— Нет, ты ничего не знаешь.

— Приди и выслушай.

Последним, кого видел Лэйбхвинн, был длинноволосый всадник, скакавший через поле, поросшее высокой травой. Всадник с саблей, привставший на стременах.

Потом всё рассеялось. Лэйбхвинн больше не чувствовал тепла тел, но зато вновь ощущал костёр. Он не сразу понял, что лежит ничком. Собаки уселись поодаль, внимательно глядя на шамана, не издавая ни звука. Огонь согревал: ни холода, ни сырости. Так что Лэйбхвинн не шевелился. Только смотрел на звёзды, постепенно замедляющие ход, возвращающиеся на привычные места. И ни о чём не думал.

Звёзды тускнели, небо понемногу начинало светлеть. Лэйбхвинн понял, что ночь заканчивается. Может, он и забылся — но совсем ненадолго. Сознание растормошила влага, коснувшаяся губ: это Мирн поднёс питьё, пока Силис заботливо поддерживала голову старика.

— Что ты видел? — спросил Мирн.

Лэйбхвинн не понимал, что именно видел — но одновременно с тем и понимал абсолютно точно. Так что ответил мальчику совершенно правдиво.

— Всё…

Горло словно ножом резанули: пересохло. Потребовалось несколько жадных глотков.

— Я видел всё.

***

Расставшись с Гевином без долгих прощаний, Мартин пошёл по грязными улицам Дартфора, куда глядели глаза. Город всё-таки изменился за последние месяцы, и как ни странно — к худшему. Хотя и прежде был плох.

Тут не стало грязнее, не сделалось больше вони и бедняков — в том осталось по-прежнему. Всё так же временами хотелось зажать нос, особенно из-за сточных канав. Герцог Линкольн в своё время вознамерился построить такие же стоки для нечистот, как в Кортланке — но то ли не хватило ему денег, то ли нанятые мастера оказались посредственными. Местные канавы источали куда большее зловоние, чем обычные для городов выгребные ямы. Ничего похожего на столицу! По ней Мартин уже начинал скучать.

Оборванцев с пропитыми, изуродованными болезнями лицами тоже и не прибыло, и не убыло. Изменился Дартфор в другом.

Кривые рожи кругом — всё те же, но в бегающих взглядах горожан читался страх. Страхом смердело не меньше, чем нечистотами. Прежний Дартфор, хоть был вонюч и непригляден, оставался местом больших надежд. Зачастую надежд давно разбитых, утопленных в дешёвом можжевеловом пойле, потерянных в блуде и удушенных нечистой совестью — но неспроста люди стекались сюда.

Теперь что-то произошло. В каждом из проплывавших мимо лиц Мартин будто читал: беги отсюда, парень! Зачем приехал? Ничего тут хорошего нет…

Что именно случилось — Мартин понял довольно скоро. То самое, о чём говорил Гевин.

На знакомой площади возвышался теперь не только мрачный и величественный собор, но также эшафот — столь же мрачный, однако лишённый величественности. Мартин Мик ростом не вышел, потому из-за широких мужицких спин разглядел помост не сразу. Сначала он подумал, будто тугая толпа сбилась на проповедь местного епископа, но ничего подобного.

Дартфорцы пришли, чтобы увидеть казнь.

— Еретикам башки рубить будут. — пояснил одноглазый детина с мозолистыми руками.

— Почему?

— Ты дурак? Говорю же: еретикам!

— Нет, вы не поняли… Почему рубить головы? Почему не костёр?

Казалось бы, позиция Церкви в этом вопросе однозначна — Мартин прекрасно знал это. Еретиков, ведьм и прочих врагов Творца Небесного полагается жечь. Смерть, подобная смерти святой Беллы, открывает путь к спасению души.

— Да не знаю, почему. Раньше жгли — пока рыцарюги были в городе. Теперь велели рубить.

Ах вот оно что… Приор Найджел уехал в Вудленд — и похоже, установленные из столицы порядки покинули Дартфор вместе с ним. Может, герцог Линкольн не любил костры… А может, местный епископ их счёл трудоёмкими?