Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)

Потрясало то, что вся эта человеческая белизна словно светилась, толкала его вверх из вечерней мглы вокруг. Фосфоресцирующая игрушка, сверкающая ночная лилия.

— Так! Что случилось? — Полицейский оказался большим и дородным, с голосом как у огромного грузовика, меняющего передачу.

— Что случилось? Эта дрянь въехала в мою машину.

— За языком следи, дружок! При даме говоришь.

Я посмотрела на копа и постаралась выжать из себя улыбку благодарности. Сердце вроде притихло; я медленно выбралась из машины и встала между двумя мужчинами.

— Я хотела проехать на зеленый, когда меня подрезал велосипедист. Пришлось резко свернуть.

— Прямо в меня, вы хотели сказать.

— Да, это так.

— Да, сука, естественно, это так!

Полицейский сурово взглянул на альбиноса и принялся записывать показания в большой блокнот, который вытащил из переднего кармана. У него вообще все было большое: блокнот, ручка, пистолет — коричневый, блестящий, уверенно сидящий в кобуре на широком бедре.

— А вы почему вдруг свернули вправо?

— Дамочка слишком медленно ехала, а я опаздывал.

— Насколько я понял, она вообще не двигалась, а старалась не столкнуться с велосипедистом. Вы сами нарушили правила, потому она в вас и врезалась. Именно это я напишу в рапорте.

У альбиноса аж челюсть отвисла, а потом рот превратился в узкую щелочку. Похоже, водитель не мог поверить в услышанное:

— Да это полная херня! Откуда вы знаете, что она правду говорит?

— У меня есть свидетели, а вы этого не отрицаете!

— Где эти ваши свидетели?

Полицейский указал на группу людей, стоявших около его машины и разговаривавших с напарником.

— Они все утверждают, что вы слишком резко набрали скорость и попытались совершить обгон справа. А это опасно, знаете ли. Явное нарушение правил. Значит, если дело дойдет до суда, шансов у вас нет.

— Я, блин, просто не верю, что вы можете такое говорить!

— Слушай, Белоснежка, мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Покажи свои водительские права.

Альбинос полез в задний карман и достал оттуда прекрасный бумажник красной кожи. На нем красовалась большая переводная картинка, логотип «Полночи», — очередного отвратительного фильма ужасов, которые так популярны в наши дни.

— О, а вот это уже интересно! Права просрочены на три месяца, знаешь? У тебя недействительные водительские права, и грозит обвинение в нарушении правил дорожного движения, повлекшем аварию. Понимаешь, Брюс, Брюс… Битц?

Полицейский подмигнул мне. Альбинос, увидев это, сделал такое лицо, словно ему глотать неприятно.

Добравшись домой, я набрала ванну — вторую за вечер. Ванны — моя тайная любовь и порок. Подражаю своей героине, Бланш Дюбуа, [2] — как только что-то идет не так, сразу открываю кран. Горячо, горячо, так горячо, как только возможно! Врачи говорят, подобный шок не очень полезен для сердца, но это тот случай, когда мне плевать. Кажется, у моего мотора свое мнение на этот счет. Он знает, что живет внутри меня, а потому уже привык падать в кипящую воду, стоит его обладательнице разнервничаться.

2

Бланш Дюбуа— одна из главных героинь пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай „Желание“».

Я вылила в ванну большую порцию кокосового масла. Наблюдая за тем, как оно жемчужно-кремовым потоком завивается в воде, даже забыла на время о разбитой машине и сердитом альбиносе — злом белом мужчине с белой машиной.

Повесив одежду на крючок, я нырнула в курящиеся пузырьки и расслабилась. Пару раз медленно мигнула и задремала.

Мне приснился незнакомый город, серый и печальный; с первого взгляда и запаха он показался восточноевропейским. София или Прага — иностранный город в самом прямом смысле слова. Город тишины и безымянной боли. Я в нем никогда не была, это точно. Еще больше меня удивил спутник. В мою руку крепко вцепился незнакомый мальчик — альбинос в голубых джинсах, голубом блейзере, красных кедах и бейсболке с эмблемой «Кардиналов Сент-Луиса».

— Как тебя зовут?

— Брюс Битц.

— Сколько тебе лет?

— Семь.

— Ты знаешь, куда мы идем?

Он нахмурился:

— Ты должна отвести меня домой.

— А это где?

Ребенок начал плакать. Я сжала его ладонь и постаралась ободряюще улыбнуться, но понятия не имела, где мы и кто он. Разве что детская версия блондина с разбитой машиной.

Сон был настолько странным и комичным, что я проснулась смеясь. Вечно засыпаю в ванне и до сих пор не утонула, но вот пробуждаться от хохота совсем не в моем стиле.

Я оглядела комнату усталыми слипающимися глазами, фокусируясь на мире, из которого меня вырвал сон. Ничего не изменилось. А потом я посмотрела на саму ванну. Посреди пузырей плавала белая пластмассовая машинка — «фиат уно», прямо как у Брюса Битца. Я к нему не прикоснулась, но хорошо видела: передний бампер аккуратно погнут, как и у большого реального автомобиля.

Ужас!

Сердце, содрогающееся внутри тебя словно дерево во время урагана, предупреждает: каждое слово может оказаться последним. А потому смакуй его и убедись, что используешь верное, прежде чем произнести.

Жуть!

Игрушечная машинка не на шутку меня перепугала. Забавная и одновременно самая страшная угроза. Неужели альбинос действительно зашел ко мне в ванную, пока я дремала, и положил это в воду? Оставил игрушку здесь, пока во сне я водила его ребенком по странному далекому городу?

Хуже того, может, он все еще в моем доме?

В наши дни одиноким женщинам нужно заботиться о себе. Например, у меня в квартире есть два пистолета, как бы параноидально это ни звучало: один под раковиной, другой — за кроватью. Есть лицензия, я много практиковалась и знаю, как застрелить кого-нибудь, если понадобится.

Убедившись, что замок закрыт (а он был закрыт, когда я полезла в воду), я вытерлась и быстро натянула джинсы и футболку. Пистолет в ванной — тридцать восьмого калибра, тяжелый. Всегда заряжен.

Взведя курок, я открыла дверь. В груди опять начало грохотать сердце.

Прошла на цыпочках по квартире. Никого. Я этого, конечно, ожидала, но убедиться все равно чертовски приятно. Проверила каждый закоулок, шкаф, под кроватью, прежде чем сказать: «Хорошо».

Я вернулась в ванную, и по спине у меня опять пробежал холодок. Альбинос действительно был в этой самой комнате, пока я спала. Достаточно близко, чтобы бросить машинку в воду.

Даже мысль о том, что он видел меня голой, не беспокоила так, как образ его мокрой белоснежной руки, погружающейся в ванну.

Вдруг зазвонил телефон.

Я взяла трубку.

— Антея Пауэлл?

— Да, с кем я говорю?

— Сдохший белый «фиат». Помнишь? Парень, в которого ты врезалась? Машинка в ванне? Я.

Я все еще держала пистолет в руке и положила его рядом с рычагом, словно это могло помочь.

— Что тебе надо? Зачем ты забрался в мой дом?

— Ты изнахратила мне машину. За тобой должок.