Ужасы

Питер делает ход и отводит руку.

— Не надо, — замечает Ханна. — Это мат.

— Ну ты хоть позволь мне проиграть самому, дорогая, — хмурится он, притворяясь оскорбленным.

— Ну а я еще не готова идти домой, — отвечает Ханна, и Питер Маллигэн продолжает трястись над доской, рассказывая о забытой книге месье Ординэра.

Спустя какое-то время она встает и снова наливает обоим кофе. На подоконнике кухни сидят два голубя, черный и серый, смотрят на нее бусинами глаз цвета мочи. Это о чем-то напоминает ей, но она не хочет вспоминать, а поэтому костяшками пальцев стучит по стеклу и прогоняет их прочь.

XII

Старуха по имени Джеки так и не приходит к ней. Вместо нее появляется мальчик четырнадцати-пятнадцати лет, максимум шестнадцати, его полированные ногти цвета красного мака гармонируют с алыми губами, на нем шелковые одежды, украшенные павлиньими перьями. Он открывает дверь и встает там очень тихо, наблюдает за ней, ждет без единого звука. На его гладком лице застыло что-то вроде благоговейного страха, и в первый раз Ханна чувствует себя не просто обнаженной, а голой.

— Они готовы ко мне, наконец? — спрашивает она, стараясь не выдать голосом свою нервозность, потом поворачивает голову, чтобы украдкой в последний раз посмотреть на Зеленую фею в зеркале оправы из красного дерева.

Там никого нет, ни ее, ни зеленой женщины, ничего, кроме пыльной комнаты, забитой антиквариатом, красивых дорогих ламп, обоев цвета спелой клюквы.

— Моя Госпожа. — Голос мальчика хрустит обломками кристаллов, он приседает. — Двор готов принять вас, он в вашем распоряжении.

Он делает шаг в сторону, позволяя ей пройти; музыка на вечеринке неожиданно становится очень громкой, меняет темп, ритм приобретает бешеную скорость, тысячи нот и ударов в барабаны рушатся, падают, преследуют друг друга.

— Зеркало, — шепчет Ханна, указывая на него, туда, где было ее отражение, поворачивается обратно, и на месте мальчика стоит маленькая девочка в перьях и гриме, похожая на ее близнеца.

— Это маленькое создание, моя Госпожа, — говорит она сверкающим, расколотым языком кристаллов.

— Что происходит?

— Двор собирается, — трезвонит девочка. — Они все ждут. Не бойтесь, моя Госпожа. Я покажу вам путь.

"Тропинка, тропинка через лес к колодцу, путь вниз, в колодец…"

— У тебя есть имя? — спрашивает Ханна, удивленная спокойствием своего голоса; все смущение, неловкость, оттого что стоишь обнаженной перед ребенком, и страх, что она больше не видит себя в отражении, прошли.

— Мое имя? Я не такая глупая, моя Госпожа.

— Нет. Естественно, нет. Извини меня.

— Я покажу вам путь, — снова повторяет ребенок. — Нет вреда, ни колдовства, ни чар, иди, наша ночная Повелительница.

— Ты очень добра, — отвечает Ханна. — Я уже думала, что потерялась. Но это же не так?

— Нет, моя Госпожа. Вы здесь.

— Да. Да, я действительно здесь, ведь так?

Дитя улыбается ей, обнажая острые кристальные зубы. Ханна улыбается в ответ, покидает пыльную комнату и зеркало в оправе из красного дерева и следует за ребенком по короткому коридору. Музыка заполняет все пустые закоулки ее черепа, музыка и тяжелые запахи жизнесмерти, диких цветов, опавших листьев, гниющих культей и свеже-вскопанной земли. Безумная какофония тепличных запахов — весны и осени, лета и зимы — она никогда не вкушала столь невероятно сладкого воздуха.

"…дорога вниз, к колодцу, и неподвижная черная вода на дне.

Ханна, ты слышишь меня? Ханна?

Здесь так холодно. Я ничего не вижу…"

В конце зала, прямо рядом со ступеньками, ведущими на площадь, находится зеленая дверь. Девочка ее открывает.

И все создания в огромной-огромной комнате — невероятном зале, простирающемся во все стороны так далеко, что он не может находиться в одном здании, даже в тысяче зданий, — носящиеся, прыгающие, танцующие, вращающиеся, летающие, крадущиеся создания, каждое, до единого, останавливается и смотрит на нее. Ханна понимает, они должны напугать ее, она должна повернуться и бежать из этого места. Но здесь не было ничего, чего бы она уже не видела, давно, давным-давно, и женщина проходит мимо ребенка (который снова превратился в мальчика), а крылья на ее спине начинают бренчать, как неистовые радужные крылышки шмелей или колибри, красных ос и голодных стрекоз. Во рту у нее вкус аниса и полыни, сахара, иссопа и мелиссы; липкий зеленоватый свет льется с ее кожи, лужами собираясь в траве и мху у ее обнаженных ног.

"Тони или плыви, так легко представить ледяную черную колодезную воду, смыкающуюся над лицом сестры, заполняющую ей рот, проскальзывающую в ноздри, заливающую живот, когда когтистые руки тянут ее вниз.

Вниз.

Вниз.

И иногда, как говорит доктор Воллотон, иногда мы всю свою жизнь проводим в поисках ответа на один-единственный вопрос".

Музыка — это ураган, глотающий ее.

Моя Госпожа. Леди Бутылки. Artemisia absinthium, чернобыль, absinthion, Повелительница Снов Наяву, Зеленая Госпожа Эйфории и Меланхолии.

"Я — гибель и печаль.

Мое платье цвета отчаяния".

Они кланяются, все одновременно, и тогда Ханна наконец видит существо, ждущее ее на колючем троне переплетенных ветвей и птичьих гнезд, — гигантское создание с оленьими рогами, сверкающими глазами, человека-оленя с волчьими челюстями, и она кланяется в свой черед.

Дэвид Моррелл Было время

Дэвид Моррелл — автор удостоенного награды романа "Первая кровь" ("First Blood"), в котором впервые появляется Рэмбо. В Пенсильванском университете Моррелл получил степень доктора наук в области американской литературы, работал на кафедре английского языка в университете Айовы, пока не оставил преподавательскую деятельность ради карьеры писателя.

"Кроткий профессор с кровожадным воображением", как назвал его один критик, Моррелл создал множество триллеров, ставших бестселлерами, в том числе "Братство розы" ("The Brotherhood of the Rose") (книга, послужившая основой популярного телефильма), "Пятая профессия" ("The Fifth Profession") и "Смертный приговор" ("Extreme Denial"), действие в котором происходит в Санта-Фе, штат Нью-Мексике, где живет писатель.

Рассказы Моррелла появлялись во многих сборниках, включая "Шепоты" ("Whispers"), "Тени" ("Shadows"), "Ночные видения" ("Night Visions"), "Галерея ужасов Додда и Мида" ("The Dodd Mead Gallery of Horror"), "Пути психоза" ("Psycho Paths"), "Первичное зло" ("Prime Evil"), "Темные сердцем" ("Dark at Heart"), "Метаужас" ("MetaHorror"), "Откровения" ("Revelations"), "999" и "Красное смещение" ("Red-shift"), а также в серии "Мастера тьмы" ("Masters of Darkness") и журнале "The Twilight Zone Magazine".

Два романа Моррелла получили премию Брэма Стокера, присуждаемую Ассоциацией писателей жанра "хоррор" (Horror Writers Association). Моррелл еще четырежды номинировался на премию Брэма Стокера и Всемирную премию фэнтези за другие произведения. Роман ужасов "Тотем" ("The Totem"), по-новому раскрывающий тему оборотней, был выпущен в серии "Хоррор: 100 лучших книг" ("Horror: 100 Best Boob").

Не так давно опубликованный роман "Лазутчики" ("Creepers") критики назвали "жанроопределяющим" за необычную комбинацию элементов триллера и хоррора.

"В большинстве моих произведений герои борются за сохранение своей индивидуальности, — объясняет автор, — и боятся забрести не в тот коридор, войти не в ту комнату и обнаружить там иную, опасную версию реальности.

Я предпочитаю масштабные декорации и для рассказа "Было время" выбрал ландшафт американского юго-запада. Я живу в Нью-Мексико, часто проезжаю по Аризоне и каждый раз бываю потрясен просторами этого края и опасностью, которую он таит.

Как-то раз по дороге из Тусона в Феникс я задумался, что произошло бы, если бы затор на шоссе заставил автомобилиста свернуть в пустыню. Что он нашел бы там? И что, если из-за найденного он утратил бы все самое дорогое?"

— Дебби, я сегодня чуток запоздаю, — сказал Сэм Вентворт, прижав к уху мобильный телефон.

— Чуток? — Неустойчивая связь в зыбком мареве пустыни делала голос жены едва слышным, что, впрочем, сполна компенсировалось силой ее интонаций.

— Ну, может, приеду еще до сумерек.

— Ты обещал Лори быть на вечеринке в честь дня ее рождения.

— Знаю, но…

— Ты и в прошлом году пропустил день ее рождения.

— Я застрял в дикой пробке. Она растянулась на километры. По радио передают, что перевернулся и взорвался большой жилой автофургон. Репортер говорит, полиции потребуется несколько часов, чтобы убрать следы аварии и восстановить движение. Я попытаюсь объяснить ей. Слушай, я понимаю, что в последнее время не часто бываю дома, но…

— В последнее время?

— Думаешь, мне нравится так вкалывать?

Стрелка температурного датчика "форда-эксплорер" подползла к красной черте, и Сэм выключил двигатель и кондиционер. Потом открыл окно.

Несмотря на сухой жар пустыни, с подбородка мужчины то и дело срывались крупные капли пота.

— Я не собиралась придираться и жаловаться. — Голос Дебби стал еще слабее. — Просто… Не важно. Где ты?

— На Ай-десять. Такое дерьмо, я все распланировал, закончил дела и выехал из Таксона час назад. Но если все пройдет гладко, я буду дома как раз к началу праздника Лори.