Ужин с аристократом

Сегодня рабочий день директора фонда складывался удачно. Еще до обеда трое его служащих привезли своему шефу документ, поднявший ему настроение и суливший немалую прибыль. Положив бумагу перед собой на полированную столешницу, Ибрагим снял трубку и набрал номер.

– Все, бля, в порядке, Мака. Можешь приезжать.

Не прошло и часа, как Мака сидела в директорском кабинете и внимательно рассматривала бумагу. Документ имел печать жилищного департамента Москвы и подпись ее начальника.

– Молодец, Ибрагим. Сколько?

– Полтинник, бля, как и договорились.

Посетительница вынула из сумочки мобильный телефон и, сказав в трубку два слова, убрала обратно. Через минуту в дверь кабинета вошел молодой человек с кейсом в руке. Молча приблизившись к Казиеву, раскрыл кейс, вынул перевязанную резинкой пачку сто долларовых купюр и выложил на стол.

– Свободен, – бросила ему Мака и дождалась, когда молодой человек удалится.

– Что-нибудь еще? – Улыбнулся Казиев, скидывая деньги в приоткрытый ящик стола.

– Есть одно дело, – сообщила посетительница, доставая из сумки сигареты.

Казиев щелкнул зажигалкой:

– Выкладывай. Что в наших силах, все, бля, сделаем.

Мака с удовольствием затянулась и выдержала паузу:

– Хочу баллотироваться в Государственную Думу.

Ибрагим долго и весело смеялся. Мака стряхнула пепел и, не мигая, смотрела на веселившегося бандита. Когда он немного успокоился и носовым платком промокнул набежавшую слезу, спросила:

– Ты меня понял?

– Хули не понять?! Неприкосновенности, бля, захотела?

Теперь расхохоталась Мака. Смеялась долго. Внезапно лицо ее стало серьезным:

– Дурак.

Казиев покраснел, наливаясь гневом:

– Что ты сказала?

– Дурак, я сказала, – спокойно повторила она и затушила сигарету: – Сидя в Думе лучше видно, что еще можно прикупить в стране. Хочу немного заработать и предлагаю тебе поучаствовать.

При словах “заработать” Казиев тут же успокоился, а предложение поучаствовать вызвало у него добрую улыбку:

– Хули я должен делать?

– Возглавить мой избирательный штаб.

Бандит почесал затылок:

– Бегать, бля, много придется…

– Бегать не надо. Подключишь своих шестерок. Чем больше, тем лучше.

– Помозгуем, госпожа депутат.

– Вот и помозгуй.

– А скажи, был бы жив Кащей, ты бы ко мне, бля, с этим пришла?

– А был бы жив Алехан, ты бы сидел в этом кресле?

– Не трогай, бля, память брата. До сих пор не врубился, кто же его шлепнул… Думаю, теперь никогда, бля, не узнаю.

Мака загадочно улыбнулась:

– Не зарекайся, еще не вечер.

– За брата, блядь, Алехана, клянусь тебе, женщина, если выплывет имя гада, из-под земли вытащу, порежу на мелкие кусочки и опять на хер в землю зарою.

Она согласилась:

– Хорошо, зароешь. – И поднялась с кресла: – Ну хватит, мне пора. При следующей встрече обговорим детали.

– Начинать такую игру, бля, нужны большие деньги, – задумчиво произнес директор некоммерческого фонда.

– Деньги найду. Твое дело грамотно провести избирательную компанию.

– Никогда, бля, не занимался подобной лабудой…

– Ты же доктор философских наук, вот и оправдывай ученую степень, – посоветовала Мака, направляясь к двери.

Казиев проводил ее до машины, галантно усадил в Мерседес и долго смотрел вслед удаляющейся иномарке. Черный лимузин, принадлежавший когда-то Кащееву, он хорошо помнил. Вернувшись в свой кабинет, открыл ящик стола и внимательно пересчитал доллары. Удостоверившись, что не обманут, вытащил из бара бутылку водки, выпил четверть прямо из горлышка, поморщился и нажал кнопку. Секретарь директора с татуировкой на шее почтительно замер на пороге.

– Скажи, бля, Корявому, пусть закажет сауну и обзвонит братков. Сходняк завтра в восемь вечера, – распорядился хозяин.

– Телок готовить? – Услужливо предложил секретарь.

– На хера? Бабы делу помеха. Сами, бля, посидим. Базар есть. – Ответил доктор философских наук, вовсе выпустив из вида, что именно баба с сегодняшнего дня и становится его главным делом.

Лена заглянула к мужу. Увидев на письменном столе опустошенную бутылку, нарезанный на газете лимон и разбросанные вокруг бумаги, тихо попросила:

– Трофим, может на сегодня остановишься? – Бывшего телохранителя Маки, кроме жены, никто больше не называл по имени. Трофим Юрьевич Мараконов уже несколько лет занимал кабинет мэра города.

– Лена, не нуди. Завтра выходной, а мне надо расслабиться. Ты же знаешь, – он сгреб разбросанные по столу бумаги, поднял их и серпантином разбросал вокруг: – как я устал от всего этого?

На глазах Лены выступили слезы:

– Ты меня больше не любишь. – Она захлопнула дверь кабинета и быстро ушла в свою комнату. Трофим вошел следом, покачиваясь, встал рядом, положил ей руку на плечо:

– Ленка, я ненавижу свою должность. Ты же помнишь, как я не хотел идти в мэры! Она меня заставила.

Лена сбросила его руку:

– Нечего обвинять Маку. Ты не ребенок. Согласился, веди себя достойно. Не желаю краснеть за мужа. Мне своей дочке в глаза смотреть стыдно.

Трофим заглянул ей в лицо:

– Тебе дочке стыдно в глаза смотреть, а мне всем. Понимаешь, всем!? Меня теперь даже в соседний дом на машине возят.

– Зачем же ты не бросишь пить?! Ты сильный, молодой еще мужик. Перестань пьянствовать, и не надо будет стыдиться людей.

– Ничего ты, Ленка, не понимаешь.

– Я все понимаю. Ты боишься эту женщину. Она тебя поработила. Она заставила тебя стать мэром и теперь вьет из тебя веревки!

– Ты так ничего и не поняла… – Он, пошатываясь, вышел из ее комнаты. Лена слышала, как супруг завернул в спальню и, не раздеваясь, завалился на кровать.

Она остро почувствовала жалость. Захотелось бежать к нему, пожалеть, погладить, как маленького, по голове. Но порыву воспротивилась живущая в ней профессиональная учительница: “Трофим сам себя слишком жалеет. Нельзя потакать”. Поднялась, постояла немного и пошла умываться. В огромном зеркале отразилось ее покрасневшее от слез лицо. Решила принять ванну, разделась и включила воду. Система джакузи тугими струями массировала тело. В сорок с небольшим она сохранила подтянутую фигуру, да и лицом выглядела моложе своих лет. Только постоянные боль и стыд за мужа резали нежную кожу морщинами.