Ужин с соблазнителем

— Валерий Александрович Козельков, учитель математики, — представился Козлик бабушке Тане, которая сидела на своей неизменной двухколесной тачке на резиновом ходу. Сколько я помнила, она всю жизнь возила на ней с огорода мешки с картошкой, кукурузные початки, арбузы.

Поезд отошел. На платформе, кроме нас, стоял широкоплечий мужчина в темном пиджаке и с саквояжем.

Я с удивлением узнала в нем нашего с Каролиной бесстрашного заступника.

Бабушка Таня была несказанно рада мне. Я видела это по ее глазам, хоть она и прикрывала их от солнца ладошкой. А вот обнять почему-то стеснялась. Козлика, что ли? Ну конечно же, его, осенило вдруг меня, — ведь он отрекомендовался учителем, да еще математики.

Пока мы грузили в тачку пожитки, инвалид завел с бабушкой Таней серьезный разговор на сельхозтему — про урожаи, дожди, клопа-черепашку, колорадского жука и прочие прелести местной жизни. Получив от нее самые обстоятельные ответы, объяснил, что воевал в этих краях, при этом многозначительно указав глазами на пустой рукав пиджака, и теперь собрался отыскать могилки фронтовых друзей. Так сказать, память о них в душе освежить.

— Ты, папаша, по географии хорошую отметку в школе имел? — вдруг с явной подковыркой спросил Козлик, впрягаясь в тачку.

— Я, брат ты мой, географию не по картам с учебниками изучал — от Москвы до Берлина пеший проход сделал, — важно изрек инвалид.

— Видать, ты ее за последнее время маленько подзабыл. Хошь, напомню?

— Ты, парень, шутишь, а вот мне не до шуток, — примирительным тоном сказал инвалид. — Так вы говорите, до Кирпичного поселка десять километров? — осведомился он у бабушки Тани. — Спасибо за приглашение, но я доеду на попутке — участника войны каждый готов своим вниманием обласкать. Счастливо добраться.

— Ну и пыли себе на здоровье, — сказал вслед ему Козлик и, смачно сплюнув, вытер рукавом своей куртки вспотевший лоб.

Помню, я какое-то время пребывала в недоумении по поводу неожиданного Козликового хамства.

Бабушка Таня туговата на оба уха, вследствие чего не поняла, почему это вдруг обходительный инвалид, которого она вызвалась подвезти на своей моторке, ни с того ни с сего сделал ноги.

— Смылся, подлюка, а уж как намылился бабулю охмурить. Она у тебя небось вдовая, да?

Это было сказано уже в моторке. Я сидела рядом с Козликом на носу, прижав к себе дрожавшую и повизгивающую Каролину. Бабушка Таня, запустив с ходу допотопный мотор, ловко выруливала на фарватер реки.

— Если ты не изменишь свой словарь, то даже моя бабушка не поверит в сказочку о бездомном учителе математики, — изрекла я.

— Пардон, мадемуазель. Кстати, прошу помнить, что меня зовут Валерием Александровичем. Что ты закончила восьмилетку отнюдь не круглой отличницей. Ну и что на этом свете еще не совсем перевелись бескорыстные джентльмены. К тому же ты сама пригласила любимого учителя на свежий воздух и домашние помидоры. У бабульки имеются местные внуки?

— Пашка в седьмой перешел. Точней, переполз. Мишка собирается поступать в электромеханический техникум.

— Так это же замечательно! — Козлик даже подпрыгнул от радости, и лодка едва не зачерпнула водицы с середины Дона. — Организуем на базе местных кадров выездные курсы повышения квалификации двоечников.

Из чего я сделала вполне обоснованный вывод, что Козлик, простите, Валерий Александрович, решил провести на природе все лето.

О, бабушку он хитро обхаживал. Начал в тот же вечер. Помню, мы, проголодавшись после двухчасовой поездки по водным просторам, с удовольствием расселись за столом в тени старой груши. Козлик, отведав молодой картошки с укропом, меда в сотах, малосольных огурцов, абрикосового варенья и вяленой рыбы, стал нахваливать местную природу, воздух, гостеприимство, вольготный образ жизни и прочие прелести. Как вдруг с самым серьезным видом спросил у бабушки Тани, кто из соседей пускает квартирантов.

Он получил самый обстоятельный и исчерпывающий ответ, вместивший в себя площадь каждого подворья в сотках, количество рогатого скота на нем, а также степень родства и кумовства его обитателей с бабушкой Таней.

Я слушала вполуха, поглощенная идиллической картинкой завязывания знакомства между родовитой аристократкой и безродным, хотя и очень симпатичным котенком Мурзиком. Каролина с визгливым лаем носилась вокруг низкой скамеечки, на которой сидел распушивший все свои серые меха Мурзик. Время от времени он поднимался на задние лапки и дирижировал в воздухе передними.

Скоро я окончательно потеряла нескончаемую нить их беседы.

— Зачем же так человека обижать? Я от всей души, а вы деньги суете, — услыхала я вдруг плаксивый голос бабушки Тани.

Я повернулась к столу и увидела в руке у Козлика двадцатипятирублевую бумажку.

— А я-то, дура старая, Ульке и деду Василию похвалиться успела: Мариночкин учитель в гости пожаловал, честь-то какая на старости лет Татьяне Лукашовой выпала. А вы, на тебе — деньги за квартиру суете.

К такому обороту дела мой Козлик был явно не готов.

Он даже побледнел от напряжения, тужась найти выход из столь безвыходной, на его взгляд, ситуации.

— Бабушка, Валерий Александрович очень щепетильный человек, — поспешила ему на помощь я. — Ну, щепетильный — это такой, который чувствует себя вечным должником перед всеми остальными людьми. — (Откуда только я сей перл выкопала? Скорее всего из какого-нибудь анекдота.) — Он занимался со мной математикой почти всю четвертую четверть, а деньги так и не взял. На маму здорово обиделся, когда она попыталась с ним расплатиться. У тебя, бабушка, мне кажется, очень много общего с Валерием Александровичем, — сделала неожиданный вывод я.

До сих пор не могу понять, почему я всегда грудью становилась на защиту Козлика. Сотни раз анализировала события давно минувших дней, а к определенному выводу так и не пришла. Очевидно, потому, что мне всегда казалось, будто Козлику постоянно что-то угрожает. И даже дело не в его супружнице, чей зловещий образ маячил где-то вдалеке и уж слишком абстрактно. В то лето, помню, меня мучили какие-то нереальные страхи, терзали предчувствия… И все так или иначе было связано с Козликом.

Козлика, как мне казалось, отныне ничего на свете не мучило.

Он поселился под кустом винограда на полусгнившем деревянном топчане, над которым соорудил из веток и свежескошенного сена большой навес. Спал почти до полудня, завтракал, снова спал. Ближе к вечеру, когда спадала жара, собирал за столом под грушей босоногих оболтусов.

«Волк и семеро козлят», — прозвала я эти математические занятия.

Козлику несли благодарность натурой — деньги он исключил из обращения решительно и бесповоротно. Яиц, сала, сметаны, свежей и вяленой рыбы, которыми расплачивались с Козликом благодарные родители семи отъявленных бездельников, с лихвой хватало на всех нас и на обычно торчавших у нас до позднего вечера моих двоюродных братьев Пашки и Генки.