Ужин со смертельным исходом

Я посмотрел ей в глаза, очень серьезно и сосредоточенно, и увидел, что они слегка расширились, прежде чем она отвела взгляд, увидел, как слегка порозовела ее шея, и понял, что вызвал в ней внимание к своей персоне и любопытство. Это тонкая тактика — держаться очень близко к тому, во что ты на самом деле веришь, потому что таким образом можно добиться ощущения искренности и подлинности, которые недостижимы, если вы избираете слишком беллетризованный подход. С ней не придется особенно возиться. Она слишком запуталась и устала от своей жизни, Рэнди, Уилмы и себя самой. Тут не требовалось какой-то стрельбы с трюками. Можно было стрелять почти вслепую и при этом угодить в самое яблочко. На короткое время у меня возникла мысль, что не стоит этого делать, потому что это было слишком просто. Но человек должен спасаться всеми доступными ему способами.

Позже, во время утреннего купания, после того как я свалил Хайеса с лыж, у меня появилась возможность растянуться на причале и поговорить с Ноэль еще немного. Поразглагольствовать насчет пустоты и искусственности нашего специфического сегмента цивилизации. Необходимости возвращения к чему-то чистому и честному. Никакой честности не осталось. Одни уловки. Я видел у нее все признаки растущей бесшабашности. Даже в ее походке сквозило осознание чего-то, связанного со мной и с ней. Она начинала пылать изнутри, а от этого смягчился ее рот, она стала чаще смеяться. И еще это побуждало ее все чаще прикладываться к спиртному. Рэнди очень помог мне тем рвением, с каким он относился к маленьким поручениям Уилмы. А она ему давала их великое множество.

Игра в крокет являла собой полную неразбериху. Пол Докер-ти напился так, что это даже вселяло некоторую тревогу. Причем было очевидно, что его подтолкнуло к этому Общество Взаимного Восхищения Мэвис — Хайес. Мы с Ноэль обменивались сочувственными взглядами, ироническими улыбками и все чаще легкими ободряющими прикосновениями. Ленч был поздний, сопровождался обильными возлияниями, и народ мало-помалу погружался в дремотное состояние, набираясь сил для предстоящего вечера. Я попросил Хосе найти мне термос, приготовил порцию виски с содовой и сказал Ноэль, что на озере есть место, которое я хотел бы ей показать. Это был решающий ход. Она согласилась с готовностью, почти поспешно, мы спустились, я взял одну из моторных лодок, затем вскружил ей голову скоростью, крутыми виражами и плеском воды за бортом. Я доставил ее к маленькому островку, перелез через борт, вытащил лодку на берег и помог ей выбраться на поросший травой берег возле знакомых зарослей сумаха.

Ноэль сплошь состояла из зон сопротивления. Одни были убаюканы словами, другие — умиротворены ласками. А какие-то растаяли при помощи термоса. Мы находились в полном одиночестве, лодку из дома не было видно, перед нами только плескалась вода и высились горы. Капитуляция, хотя и откладываемая, стала неизбежной. И я вдруг обнаружил, что она полна неистовства, что у нее слишком много слез, слишком много сбивчивых слов для обозначения постоянства, которых я не ожидал от нее и которых не хотел. Это вызвало у меня тревожное, смутное, нервозное ощущение того, что я зашел слишком далеко. Прежде она никогда не изменяла Рэнди. И была убеждена, что теперь мы вместе навсегда, и знала, что это — рациональное обоснование. Она не находила оправдания для того, что себе позволила, так что ей нужно было повесить на это ярлык большой любви. Я знал, что не смогу без конца отмалчиваться насчет всех этих «вместе на веки вечные». Я видел в ее глазах зарождавшееся подозрение. Так что мне пришлось подхватить эту тему и сказать ей, что, к несчастью, мое материальное благополучие временно связано с Рэнди, Уилмой и остальными, так что нам придется вести себя очень осторожно, как следует все обдумать, избегая скоропалительных шагов.

— Но это действительно случилось, милый, — отозвалась она, улыбаясь мне.

— Действительно.

— Я никак не ожидала найти тебя здесь. Я так долго тебя ждала. Очень, очень долго, Стив.

— Меня это тоже удивило, — сказал я в порыве откровенности.

— Но мы будем вместе.

— Как только сможем все устроить, не загубив на корню мой бизнес.

— Пусть она забирает его. На здоровье. Я отдаю его. Он — бесполезная вещь, Стив. Давно уже ею стал. Рэнди забрел в паутину, и она опутала его, а когда он уже не мог пошевелиться, высосала из него все соки. Ты мужчина, Стив. А он уже давно не мужчина. О, я так рада, что мы нашли друг друга! Обними меня покрепче, Стив. Помнишь, что ты сказал этим утром? И знаешь — я сбросила кожу. Теперь я вся золотистая и блестящая. Больше не коричневая мышка.

— Новая кожа великолепна. Она мне нравится. Она лучше прежней. Сверхмягкая. Сверхтонкая. С бессрочной гарантией прочности.

— Перестань меня разглядывать. Ты меня в краску вгоняешь.

— М-м-м... по-моему, краснеть ты начинаешь вот отсюда.

— Стив!

Мы оставались там до летних сумерек, пока светило солнце. И пока не закончилось содержимое термоса. Наши тела становились все тяжелее и медлительнее от сладостной истомы любви на свежем воздухе. Мне было как-то не по себе от этого подразумеваемого вступления в договорные отношения на веки вечные. Но это был плод на ветке, которому случилось расти в пределах досягаемости. И я мог без конца тянуть время под предлогами, которые поначалу будут казаться очень убедительными, но постепенно станут менее убедительными и в конечном счете превратятся в некую условность, которую мы сохраним в качестве рационального обоснования формулы «когда-нибудь». И наконец это прекратится, как прекращались у меня подобные вещи прежде и как они будут прекращаться впредь, потому что удовольствие без цели само себя подпитывать не может, это мертвая вещь.

Мы отправились в обратный путь. Ее лицо так светилось от удовольствия, что я порадовался наступившей темноте. Когда мы подплыли к причалу, там стоял Рэнди, хлипкий и неподвижный.

— Где вы были? — негромко спросил он.

Ноэль засмеялась в тихих сумерках, при этом грубо и точно сымитировав голос Уилмы:

— Да вот, дорогой, устроили что-то вроде пикника. Соскучился по мне?

Он повернулся и пошел прочь. Казалось, в этот уик-энд Рэнди только тем и занимался, что уходил от меня.

— Немножко грубовато, милая, — попрекнул я Ноэль.

— Разве? А что он корчит из себя праведника? Что...

— Тсс, милая. Пожалуйста.

Я подал ей руку и помог выбраться из лодки. Она поднялась на причал, на какой-то момент оперлась о меня, легкая, как пушинка, и прошептала:

— Прости. По-моему, у меня какой-то бесшабашный настрой.

— Сдержи себя. На какое-то время.

— Конечно, милый. Все, что ты скажешь. Все, что угодно.

Тем не менее я присматривал за ней. Ночь была теплее, чем любая из проведенных мной прежде на этом озере. Мы поели. Появились звезды. Потом отнесли бутылки, стаканы, лед и газированную воду на причал. Озеро казалось черным, смех звучал заразительно. На Ноэль напала пьяная смешливость. Уилма предложила потушить свет и искупаться так, как, вероятно, это замыслила природа. Идея понравилась не всем. Джуди, Рэнди и Уоллас Дорн уклонились. Я пошел к электрическому щиту, чтобы выключить освещение. Выключил. Выждал несколько мгновений, а потом снова включил. Раздались крики притворного возмущения. Я выключил свет насовсем и спустился, двигаясь на ощупь. Мы собрались в полном составе, не считая Пола Докерти. Я наткнулся на кого-то в воде. Это была Мэвис, она приняла меня за Гилмана Хайеса. Но мы быстро разобрались, что к чему. Я отыскал Ноэль. Мы лежали на воде, перевернувшись на спины, держась за руки, глядя на звезды. В воде она была гладкая, как рыба. И совсем как ребенок. О, мы были восторженными и беспечными. На какое-то время завязалась беспорядочная игра в салочки, с постоянно усложнявшимися правилами. Рэнди, наверное, тихо исходил злостью. В смехе Мэвис чувствовалась некоторая истеричность. У меня возникло чувство, что мы — стайка цирковых тюленей, выступающих на потеху Уилме.

Но в какой-то момент я удивился — почему Гилман Хайес так громко зовет Уилму?

Глава 5 Уоллас Дорн — после

Я, безусловно, был счастлив, что мне не пришлось участвовать в этой недостойной возне с одеванием в темноте, пока Уинсан бежал, чтобы снова включить свет. Я слышал их влажное дыхание. И мне стало немного не по себе, когда я вспомнил, насколько близок был к тому, чтобы присоединиться к их маленькой оргии. У меня и в самом деле на несколько секунд возникло такое искушение, при мысли о темной, мокрой женской плоти в ночи. Это тот бесшабашный настрой, который так умеет создавать Уилма, сама при этом оставаясь довольно холодной, несмотря на создаваемое ею ощущение теплоты.

Я спрашивал себя: интересно, что думала Уилма, когда над ней сомкнулась вода. Зная ее, я бы сказал, что это было чувство крайнего раздражения, сознание того, что кто-то расстроил ее планы. Не страх, как мне представляется, потому что, по-моему, она, подобно ребенку, была абсолютно неспособна объективно думать о своей собственной смерти. Она обладала поразительным умением понемножку умерщвлять других. Но теперь умерла сама. Совсем. И я обнаружил, что мысль об этом на самом деле мне довольно приятна. Мне эта смерть пришлась как нельзя кстати. Наш маленький разговор состоялся. Смерть делала ее решение бессмысленным, а я и собирался каким-то образом сделать его таким.

У меня было чувство, что теперь я могу начать процесс воссоздания своего собственного достоинства. За годы, проведенные с Уилмой, от него мало что осталось. Возможно, ничего, кроме видимости, лишенной сути. Теперь у меня появилась уверенность, что я смогу освободиться от всех этих жутких людей. Освободиться от Рэнди, этой пустой оболочки, этого лишенного всякой этики ничтожества. Конечно, освободиться от Хайеса и от необходимости использовать его совершенно бездарную мазню в программе «Феррис». Освободиться от этой бабенки Джуди Джоны — грубой, неженственной клоунши. Расплеваться наконец-то с Уинсаном, который являет собой утрированную почти до непотребства картину моей собственной потери самоуважения. Пол Докерти — вот кого я оставил бы из всех них, по необходимости. Он — лучший из всей этой братии. Возможно, лучший, потому, что, не считая Гилмана Хайеса, совсем еще новичок. Еще несколько лет, а то и месяцев, и Уилма какими-то окольными путями добралась бы и до него, получив над ним контроль, отобрала бы у него все.