Ужин со смертельным исходом

Я знал, что отныне буду иметь дело с Полом, и чувствовал, что он сохранит наше сотрудничество. Мне нечего бояться. Я снова и снова внушал себе это. Совершенно нечего бояться.

Это не было по-настоящему ужасным для меня до тех пор, пока они все не собрались и не стали плавать взад-вперед на лодках, вылавливая ее тело. Но тут перед моим мысленным взором возникли беспощадные крючки, рыщущие в поисках ее плоти. По-моему, у меня слишком богатое воображение.

У меня не было сил за этим наблюдать. Но молодой человек, одетый в штатское и довольно назойливый, сказал, что уехать нельзя. Я пошел в свою комнату. Мне хотелось, чтобы весь этот эпизод меня не коснулся. Облачился в свой излюбленный фланелевый халат, сел в глубокое кресло, раскурил в темноте трубку и попытался думать о работе, которая предстояла мне по возвращении в контору. Но все то время я осознавал, что они там, с фонарями, лодками, крючками и своим ржанием. Я знал, что это попадет в газеты и что мистер Хоуи сочтет необходимым вызвать меня к себе для небольшого разговора.

Прежде мне казалось, что я ему нравлюсь. Теперь, похоже, я ему разонравился. У него язык не повернется сказать, что я не справляюсь с работой. Конечно, это Уилма Феррис настроила его против меня. Несправедливо. Я не охотился за заказом от Феррис. Чего мистер Хоуи, похоже, не осознает, так это что я наиболее эффективен, когда занимаюсь клиентами, которые ведут бизнес по всем правилам. В деловых отношениях нужно быть джентльменом. Спокойствие и тщательное обдумывание могут оказаться гораздо действеннее, нежели все это застенчивое мельтешение в свете. Хороший спокойный ленч, бренди и обсуждение деловых проблем. Я никогда не просил дать мне заказ от Феррис. Никогда не ощущал себя вполне компетентным, чтобы заниматься им, потому что я никогда не мог разговаривать должным образом с этой чертовой бабой. Казалось, что она всегда будет надо мной насмехаться. А я не считаю себя комичным человеком. Я образованный. И довольно прочно стою на ногах. Я наделен здоровьем и, как мне думается, определенным достоинством.

Я не просил об этом заказе, и если бы мне не отдали его, то, вероятно, даже сейчас был бы в гораздо лучших отношениях с Хоуи. Для меня совершенно ясно, что она настроила его против меня. Намеренно, из вредности.

Не понимаю я таких людей. Человек должен иметь добрую волю. Разумеется, временами я вынужден проявлять твердость с разными мелкими сошками, чтобы защитить себя. Но добрая воля — это мое кредо. Если бы все мои клиенты были такими надежными консервативными старыми фирмами, как «Дурбин бразерс», можно было бы жить припеваючи. Мы сходимся во мнениях относительно СМИ. Я никогда не пытаюсь заставить их увеличить общий счет. Мы в полном согласии относительно достоинств материала. А можно ли найти программу, более заслуживающую поддержки? Их «Гражданский форум» оказывает благотворное влияние на умы. «Дурбин бразерс» почитают за честь поддерживать «Форум». Они соответствуют моим представлениям о бизнесмене, осознающем свои обязательства перед обществом, в котором он живет. По правде говоря, это довольно мелкий заказ. Но продукт отличный. Отличный.

Они никогда не стали бы вести себя так, как Уилма в тот ужасный день, когда я отнес новый материал в ее квартиру по ее просьбе. Я приглушил в нем некоторые явные цветистости. И выправил кое-какие довольно неуклюжие обороты. Ее лицо ничего не выражало, пока она читала материал. Я не мог предугадать ее реакцию.

А потом она разорвала статью в клочки и разбросала их по полу. Я недостаточно хорошо ее знал. Поэтому издал встревоженный звук.

Она подскочила ко мне с искаженным лицом и наклонилась так близко ко мне, что я встревоженно подался назад. Она назвала меня Парнем. Едва открывая рот, проговорила:

— Парень, тебе нужно объяснять на пальцах, откуда дети берутся, да? Это замысливалось как материал о парфюмерии. С такой стариковской болтовней ты ничего не продашь даже своей незамужней тетке. Все, что ты должен сделать в этом материале, — это растолковать девчонкам, что чем лучше от них пахнет, тем их чаще будут иметь.

— Ну знаете ли, миссис Феррис!

— Не порть мне дело, самодовольный ноль без палочки. Я сказала — сексуальный материал, и мне нужен сексуальный материал. Я, с этой моей парфюмерной линией, не запахами торгую, а сексом. Но если тебя это так травмирует, Дорн, тогда топай отсюда. Найду кого-нибудь, кто в состоянии понять, о чем я толкую. А может быть, ты не одобряешь секс, ах ты, старая бесчувственная коза!

— Я не могу позволить вам разговаривать со мной в таком тоне.

— Я слышала, что ты сочинял приличные материалы. Иди вон к тому столу и напиши что-нибудь хоть как-то пригодное, а не то ты прослывешь в рекламном деле парнем, который не справился с заказом от Феррис.

Я ничего не мог поделать. Эта женщина просто ошеломила меня. Она продержала меня у себя три часа. Наконец я состряпал нечто такое, что ей понравилось, хотя почти не сомневался, что журналы от этого откажутся. К моему изумлению, они взяли это без комментариев.

Подобные сцены происходили между нами и после. Я никогда не мог предугадать, как она отреагирует. И большую часть времени был выведен из равновесия, потому что задавался вопросом — зачем ей нужно постоянно создавать впечатление того, что она насмехается надо мной. Уилме нужно было властвовать надо мной. Я это чувствовал. И не мог ей помешать это сделать.

Вообще-то мне думается, это мое беспомощное ощущение того, что надо мной господствуют, в конечном счете и привело меня к той роковой ошибке в ее квартире. Я действительно думал, что мы наконец-то поменяемся с ней ролями, скатившись к этой основополагающей форме взаимоотношений между мужчиной и женщиной. И, уверовав в это, провел час дурака в той райской куще, веря в то, что навязываю ей свою волю, в полной мере наслаждаясь ее поистине дивными прелестями. Но потом, когда начал одеваться, ожидая от нее тепла и определенной покорности, к моему полнейшему ужасу, увидел, как она присела на край кровати, начала хихикать и в конце концов, не сдержавшись, взорвалась от смеха. Уилма долго не могла выговорить, что ее так развеселило. Когда же к ней вернулся дар речи, рассказала, что представила себе совершенно непристойные, низменные вещи, по большей части имеющие отношение к моей манере одеваться и держать себя, хотя я всегда считал, что веду себя с достоинством джентльмена.

Так что ожидаемый обмен ролями обернулся лишь еще большим унижением.

Знаю, что это она настроила мистера Хоуи против меня.

Мне не понятен такой человек.

Я очень даже рад, что она мертва.

Я очень рад.

Я ликую.

И я не боюсь.

Глава 6 Рэнди Хесс — до того

Я сказал Ноэль, что Уилма ждет нас обоих на уик-энд, и это положило начало одной из наших вялотекущих, противных маленьких ссор. Ни вдохновенных тирад, ни неистовства. Лишь глухое раздражение. Так было не всегда. До Уилмы такого не случалось. Нервы у меня были крепче. А теперь мы с Ноэль почти чужие друг другу — по-моему, мы уже давным-давно не смеялись вместе. И это не имело для меня особого значения до тех пор, пока шесть месяцев назад на сцене не возник Гилман Хайес. Он почти полностью вытеснил меня из одной сферы, в которой я был полезен для Уилмы. Я думаю об этом и спрашиваю себя: как это мне удалось отбросить всю мою гордость и приличия? И недоумеваю: почему я готов день за днем выполнять эти унизительные задания, которые она мне дает? Неужели исключительно ради тех коротких и редких моментов, когда она открывает свои объятия?

Думая о себе, я удивляюсь, что могу быть настолько свободным от стыда. По-моему, в свое время я был гордым человеком. По крайней мере, у меня сохранились о себе такие воспоминания, хотя иногда кажется, что они принадлежат какому-то другому человеку.

Уилма не плохая. Не злая. Люди ошибаются, считая ее коварной. Она всего лишь Уилма. Помню один случай, когда она разговаривала со мной таким голосом, которого мне прежде не доводилось слышать.

— Я была толстым ребенком, Рэнди. Ужасно толстым ребенком. У меня широкая кость, а на кости много подкладки. Бог мой, я все время ела. И ненавидела свою внешность. Я была уродкой. — Она говорила негромко, лежа рядом со мной в своей постели, ее профиль четко проступал на фоне красного тумана, стоявшего над городом. — Я мечтала о том, чтобы явилась добрая фея. С волшебной палочкой. Дотронется до моего лба и скажет мне, что я прекрасна. И во сне все бежала, бежала, бежала к зеркалу, так что сердце оказывалось в горле, смотрелась, но видела всю ту же толстушку. В итоге я возненавидела мою добрую фею. Возможно, это и подвигло меня к тому, чтобы заняться косметикой, Рэнди. Я размышляла над этим. Волшебная палочка. Слушай, возьми это на заметку, хорошо? Для помады. Может неплохо получиться. Меня слишком разморило, чтобы думать об этом прямо сейчас. Наверное, мои толщина и уродство имели и другие последствия. Понимаешь, я видела, как прелестные маленькие девочки ходят на вечеринки. А я пряталась. Иногда, расхрабрившись, бросалась грязью. Был один мальчик, по которому они все сохли. Бог мой, я тоже по нему сохла. Сердце мое начинало колотиться, стоило только увидеть его в школьном коридоре. Это было так нелепо. Я как-то рассказала обо всем этом моему психоаналитику.

— И что он сказал?

Уилма перевернулась, приподнялась на локте, надвинувшись на меня, так что одна большая безупречная грудь затмила полмира.

— Он сказал, Рэнди, что может идентифицировать причину моей так называемой нимфомании. Посчитал, что она не имеет под собой никакой физиологической основы. Таковая, по его мнению, вообще редко присутствует. Обычно это обусловлено тем, что человек страстно хочет быть любимым, но тому есть какое-то препятствие. У меня это внешность. Бог мой, что у меня творилось в душе! Средоточие безумных желаний. А эта моя семья! Господи! Они давали мне затрещину ни за что — просто за то, что я прошла мимо. Странно кажется, как подумаешь об этом — о том, что ты проводишь всю оставленную жизнь сводя счеты. Но психоаналитик сказал, что именно этим я и занимаюсь. Что я затаила обиду на мужской пол. Они не замечали меня, когда я хотела, чтобы меня заметили. Сказал, что это скверно, потому что теперь я никого не смогу любить по-настоящему. Но, черт возьми, наверное, я вполне без этого обхожусь. Я спросила его, почему у меня такая большая потребность в физической любви. Он объяснил, что это просто символ. Он пообещал меня вылечить, если я дам ему время. Ну, я подумала над этим и ответила: мол, большое спасибо, а я и так проживу. Вот так-то, Рэнди. Я действительно тебя ненавижу. Ты можешь в это поверить?

И, посмотрев на нее, я смог в это поверить. И, несмотря на это, ее понять. И, несмотря на это, даже пожалеть и полюбить того ребенка, которым она когда-то была.

А еще я пожалел себя за то, что мне случилось встать в нужном месте в нужное время, для того чтобы меня переехала эта беспощадная женщина-машина, при всем при том осознавая, что это ни в коей мере меня не оправдывает. Она лишь раскрыла во мне изначальную чувственность, мазохистскую слабину, о которой я не подозревал.

Но Уилма редко так со мной разговаривала. По большей части мне была уготована роль мальчика для битья.