Узкий круг

Но Шурочка тоже не собиралась замуж, и без того было хорошо. А замужество - это хлопоты, новые тревоги родителей, непонятные обязательства. Зачем?

– Нет, ты все-таки ненормальная!
– сказал он.
– Чтобы девушка не хотела замуж? Такого не бывает. Или думаешь найти кого-то получше?

– Может быть, - передразнивая его, ответила она.
– Но если хочешь, я готова.

– Так человечество вымрет, Шурочка.

– А почему оно должно быть вечно?

В своей радости Шурочка была как будто на острове и смотрела с этого острова назад, на родительский дом, зная, что больше не сможет жить по его законам.

– Наверное, я действительно порочная, если так говорю о человечестве? спросила она.

– Я же реалистка! Я даже повторю, что мы не любим друг друга. Просто нам пока хорошо... Но это распоряжается природа.

Цыганков закрыл ей рот ладонью.

– Не надо, милая, бога гневить. Ты еще знаешь жизнь не дальше отцовского бумажника.

Шурочка легко шлепнула его по щеке, он отпрянул.

– Это лишнее, - удивленно произнес он.

– Прости, никогда не закрывай мне рот, - объяснила она.
– Может, ты хотел сказать, что я чересчур красноречива? Или у тебя другая точка зрения на любовь?

– О любви не говорят, об ней все сказано. Но я вполне представляю тебя своей женой, - снисходительно сказал Цыганков.
– От тебя глаз не оторвешь.

Прошло пять дней. Еще оставалась целая неделя каникул, и Шурочке казалось, что это очень-очень много. Она с удовольствием подолгу бегала на лыжах, каталась с гор, по вечерам танцевала в клубе под музыку оркестра старшеклассников из местной школы. И каждую минуту она ощущала себя какой-то новой, словно уже наступила весна.

За несколько дней отдыхающие перезнакомились, установили ровный приятельский тон общения. Даже Большой и Могучий не выделялись среди остальных. Могучий с медвежьей галантностью кланялся Марго, когда приглашал ее, и, танцуя под быструю музыку, выпячивал грудь и живот и выдавал такую азартную чечетку, что ему аплодировали. Может, аплодировали чуть сильнее, чем аплодировали бы другому, но сам Могучий тут был ни при чем. Его звали Иваном Ивановичем, Марго же обращалась к нему с игривой фамильярностью лишь по отчеству, часто с ним танцевала и легко принимала его внимание. Адам глядел на ее кокетство сквозь пальцы.

Товарищ Ивана Ивановича, Игорь Андреевич, пытался ухаживать за Шурочкой. А что она? Смотрела только на Цыганкова, и тот в шутку заметил ей, что не обидится, если она разок-другой спляшет с Игорем Андреевичем. И Шурочка послушалась. Игорь Андреевич танцевал играючи и шепотом говорил ей на ухо, что у нее необыкновенно смелые глаза, что с такими глазами бывают либо очень счастливыми, либо совсем несчастными. Больше он не сказал ничего особенного, но она почувствовала: если захочет, может увлечь его. Немного удивилась Цыганкову: почему он сам подталкивал ее к Игорю Андреевичу?

За столиком в баре между Цыганковым и Игорем Андреевичем случилась небольшая неприятность. Игорь Андреевич вытащил из бумажника деньги, попросил Цыганкова принести коньяку, апельсинов и пепси-колы. Цыганков тоже достал деньги и предложил ему:

– Может, вы сходите?

Тот слегка прищурился, потом улыбнулся и, взяв деньги, направился к стойке.

Цыганков посмотрел на Шурочку, как будто проговорил: "Ты видела, как я обращаюсь с этими Большими и Могучими? Пусть знают!" Но ей стало неловко за него, она отвернулась.

– Игорь Андреевич настоящий умница, - пожурил Цыганкова Иван Иванович.
– И деньжат у него поболе твоего, и возможностей. Ценить его надо.

– То есть как? Чего угодно-с?
– Цыганков изобразил, что снимает шляпу.
– Нет, мы бедные, да гордые.

Марго отвлекла Ивана Ивановича, разговор на том кончился.

Вечером Шурочка прямо высказала Цыганкову, что ей не понравилось его поведение, а он раздраженно ответил, что обойдется без ее советов.

– За что ты меня обижаешь?
– спросила она.
– Я же хочу, чтобы ты оставался самим собой!

И они поссорились.

Правда, наутро Цыганков извинился, и мир был восстановлен. "Это я виновата, - думала Шурочка.
– Он ради меня не хочет никому уступать... Боится обнаружить, что Игорь Андреевич подавляет его". Она решила в следующий раз вмешаться и поддержать Цыганкова.

Днем Иван Иванович объявил, что приглашает молодую компанию на ужин в зимнем лесу. Приглашение было принято. В ранних сумерках расписные санки, запряженные гнедой лошадью, повезли всех к назначенному месту.

На поляне, окруженной соснами, кем-то были выложены пирамидкой сухие поленья, с дощатого стола и скамеек сметен снег. Подросток-возница вытащил из саней большую кастрюлю с мясом, развел огонь и принялся носить к столу бутылки и свертки.

Снег лежал розовый, а в ложбинах - синеватый. Солнце уже село. На закате разлился яркий красно-розовый свет и плавно соединялся с зеленовато-фиолетовыми сумерками.

Пока прогорали дрова, Иван Иванович велел откупорить одну бутылку. Шурочка прежде не пила водки, но выпила почти без страха. Все смотрели на нее. Иван Иванович поднес к ее губам горсть квашеной капусты.

– А вообще-то невкусно!
– призналась Шурочка, чувствуя, что от нее чего-то ждут.

– Согласен целиком и полностью!
– одобрительно вымолвил Иван Иванович.
– Очень невкусно.

За столом происходила веселая неразбериха. Летели вверх искры костра, шатались тени сосен. Пламя отражалось в черных, без белка, глазах лошади.

Разговор еще не установился, еще в нем преобладала гастрономическая тема, еще Иван Иванович, как хозяин, предлагал попробовать то маринованных подберезовиков, то ветчины, то моченых яблок. Но вот прошло несколько минут, вспомнили о кинофильме, объявленном на вечер в клубе, и решили, что не стоит туда торопиться, так как это дрянь несусветная о современном производстве. Марго с простодушным видом стала расспрашивать Иваныча: в чем таится духовная жизнь подобных ему людей дела? Тот, уловив подвох, прижмуривал маленькие глазки, молча смотрел на нее.

– Иван Иванович ужасный ретроград, - усмехнулся Игорь Андреевич.
– Льва Толстого перечитывает на сон грядущий.

– А вы?
– спросила Шурочка.
– Для вашей робототехники требуется любить модернистов?

Игорь Андреевич махнул рукой: мол, какие, к черту, модернисты!

– Предпочитаю техническую литературу и песни Высоцкого, - сказал он. О человечестве думаю в целом хорошо. Женат. Несудим. Какие еще вопросы?

– А можно сделать мыслящего робота?
– продолжала Шурочка.
– Чтобы вам его было жалко, как человека?

– Ты хорошая девочка, - улыбнулся Игорь Андреевич. Его моложавое твердое лицо приблизилось к ней; на скуле и в углу глаза лежали красноватые отсветы костра.
– Давай прокачу тебя на санках?

– Давайте, - согласилась она и посмотрела на Цыганкова. Тот пожал плечами, но ничего не сказал.
– Нет, лучше потом, - передумала Шурочка.

– Надо повторить!
– торопливо вмешался Адам, словно хотел удержать ее, правда, с опозданием.
– Иван Иванович, тост!

Через полчаса поспели шашлыки. Поляна уже казалась обжитой, все чувствовали приятную расслабленность и доброжелательность. Цыганков вспомнил приключения в шабашных бригадах, свою ловкость и предприимчивость. Он разыгрывал в лицах, как брали у него взятки: одни - застенчиво, другие весело, третьи - с презрением. Он как будто хотел раскрыться без утайки, без стеснения и продемонстрировать темные стороны жизни, касаться которых, пожалуй, мудренее, чем овладеть какой-то робототехникой. Однако с ним никто не спорил, его вызов остался незамеченным.