Узлы

Васиф рассмеялся. Схватив секретаря за рукав пальто, подтащил к заасфальтированной площадке.

– Смотрите! Вот это, допустим, труба, по которой поднимается нефть, он ткнул конец ржавой проволоки в нефтяную лужицу и присел на корточки.

Видимо, оба они, тыкая пальцами в асфальт под ногами, представляли забавное зрелище.

– Эй! Что вы тут, клад нашли, что ли?
– окликнул Васифа знакомый бурильщик.

– Нет, дорогой. Занятие по техминимуму. Спасаю честь научных авторитетов, - откликнулся Васиф.

Он не успокоился до тех пор, пока не объяснил бывшему зоотехнику принцип работы штуцера.

Уже прощаясь с Васифом у развилки дороги, секретарь помотал головой:

– Смотри - будь осторожен. Как бы чего другого не подумали люди...

И снова штуцеры. События повторяются, есть в них какая-то злая похожесть.

Не должно быть. Время не то. Не может быть, не может...

– Вы что-то сказали?
– спросил Махмудов, обернувшись.

– Нет, нет. Кто это стоит там, у будки?

Человек в стеганке обернулся, прищурил светлые и без того узкие глаза, неуверенно пошел навстречу.

– Узнаешь?

Он стянул кепку, и над высоким лбом вздыбилась тугая копна волос.

– Мустафа?

Они молча обнялись. Махмудов терпеливо ждал в стороне, постукивая веткой по трубам, сваленным у стен будки.

– Я сейчас!
– обернулся Васиф к Махмудову.
– Знакомьтесь, Мустафа, сын Мустафы, - представил он друга.

– Значит, и вы друг Мустафы?

– Во-первых, он наш.

– Ничего подобного, он наш.

Мустафа и Гамза Махмудов улыбнулись, переглянувшись. Васиф понял и смутился: они-то ведь давно работают вместе.

– Смешно, да? А я его столько времени не видел! В Раманах еще мальчишками дружили. В городе жили по соседству. И здесь, в Кюровдаге, встречались - я тогда на заочном учился, - скороговоркой объяснил он Махмудову.

– Ну, вы тут поговорите, я пошел.

Обняв Васифа за плечи, Мустафа повел его в будку.

– Подожди, я сейчас машину вызову.

– Кто у вас тут гаражом командует?
– спросил Васиф.

– Не знаешь? Он тебя еще возил. Лазым...

– Смотри! Мне здорово повезло! Все друзья оказались рядом.

– Тебя только не хватало. И ты пришел. Теперь нас не согнешь. Сила! Он поднял большой палец правой руки.

– Девять лет назад этот парень подсмеивался надо мной. Я, бывало, размечтаюсь о будущем Кюровдага, а он ворчит: "Так говоришь, как будто в этой забытой богом степи все уже есть, только завгара не хватает". Выходит, прав я был...

– Хороший парень. Машины любит и знает. И звать его Лазым - нужный человек.

Васиф оглядел комнатушку - промазученные скамьи, рассыпанные по дощатому столу костяшки домино, чайник на плите. Все знакомое, родное до боли, от прокуренрых, захватанных занавесок до портрета Ленина - кто-то пристроил к раме пушистую сосновую ветку.

Под окном просигналила машина.

– Поехали! Я тебе сейчас устрою экскурсию.

Надо отдать должное, Мустафа оказался отличным гидом. Он рассказал Васифу о перспективах газа в химической промышленности. О том, что в республике намечено производство каучука из этилового спирта.

Мустафа волновался, рассказывая, торопился выложить все. И о матери своей, об общих знакомых, и о поездке в Москву на выставку нефтяной промышленности.

– Представляешь? Нейлоновые, капроновые платья... Меховое пальто. Думаешь, из хлопка или шерсти, да? А обувь из кожи, да? Нет. Все из газа! А мех знаешь какой, от настоящего не отличишь! Своими руками трогал!

"Эх, где сейчас старый чабан?
– подумал Васиф.
– Его бы на эту выставку".

– Прости, я заговорил тебя, да? Целую лекцию выдал. А ведь от тебя это. Когда-то, признаюсь, ты мне казался фанатиком. Заболел я Ширваном, теперь сам могу часами говорить! Ну, извини.

– Что ты! У тебя здорово получается. Сразу видно секретаря парторганизации. Не ошибся? Ну, вот видишь.

– Стоп! Приехали!

Отпустив машину, Мустафа свернул к неказистому дощатому бараку.

– Я живу здесь. Прошу...

Васиф протестующе поднял руки.

– Спасибо. Я как-нибудь... Я завтра зайду.

– Почему завтра?

Васиф замялся - знал, у Мустафы дети, неудобно как-то с пустыми руками. Мустафа понял.

– Оставь, не на банкет зову. Свои люди. Не зайдешь - обижусь.

Он взял его за руку и потащил за собой. Жил Мустафа тесновато. Жена, двое детей, все в одной небольшой комнате: На стенах самодельные полки для книг. Три металлические кровати, старинный, под самый потолок шкаф. В углу торжественно поблескивал полированный новый приемник, рядом детский велосипед. На столе, заставленном всевозможным инструментом, стояла незаконченная модель планера, под чугунным утюгом досыхали крылья. Пахло подгоревшим столярным клеем, резиной.

– А ну, изобретатели! Расчистить взлетное поле!
– весело скомандовал Мустафа.

Мальчик лет семи и девятилетняя девочка осторожно принялись за уборку. Планер перекочевал на одну из кроватей, а крылья вместе с утюгом - на приемник. Ни мать, ни отец не вмешивались в суету ребят. Видно, здесь умели уважать дело каждого, независимо от того, большой он или маленький. Расчистив "взлетное поле", дети с помощью матери быстро превратили его в умело сервированный стол, ничего не забыли, вплоть до салфеток, С застенчивой улыбкой входили они в комнату то с тарелками, то с вымытой зеленью. Васифа тронуло, с какой радостной готовностью помогали они матери, как исподтишка поглядывали на занятого разговором Мустафу - все ли сделано как надо, доволен ли отец...

Васиф мысленно увидел себя ровесником этого смуглого, синеглазого "изобретателя". Нет, он был другим, неловким и застенчивым. Стоило прийти гостю или незнакомому человеку, Васиф предпочитал отсиживаться в темном углу или под кроватью. Никакие уговоры не могли заставить его сесть за стол со всеми вместе. Как сердилась и смущалась мама, когда его подолгу уговаривали в гостях выпить хоть стакан чая, взять яблоко или печенье. И потом уже, будучи взрослым, он все не мог до конца избавиться от застенчивости. От людей, конечно, уже не прятался, но и сейчас далеко не всегда приходило чувство внутренней легкости, раскованности.