Узы крови

По мере того, как подрастали дети, жизнь Иво осложнялась. С женой и любовницей, к шестерым дням рождения и именинам, добавлялось еще четыре. Приходилось дублировать еще и все праздничные дни. Он позаботился о том, чтобы дети посещали разные школы. Девочек определили в школу при французском монастыре Св. Доминика на виа Кассиа, а мальчиков – в Массимо, школу иезуитов в Эуре. Иво встретился со всеми их учителями и всех их очаровал. Он помогал детям готовить домашние задания, играл с ними, чинил их поломанные игрушки. Надо было обладать огромной изобретательностью, чтобы с успехом управляться с двумя семьями, но Иво это удавалось. Он был воистину образцовым отцом, мужем и любовником. На Рождество он бывал дома с Симонеттой, Изабеллой, Бенедеттой и Камиллой. В день Befana, шестого января, Иво, одетый, как Befana, ведьма, дарил Франческо, Карло и Луке подарки и carbone, черные леденцы, которые мальчики обожали.

Жена и любовница Иво были красавицами, дети умны и прелестны, и он всеми ими по праву гордился. Жизнь была прекрасной.

Но наступил день, когда боги плюнули ему в лицо.

Как это часто бывает, беда разразилась внезапно.

В то утро, переспав с Симонеттой перед завтраком, он отправился на работу, где провернул очень выгодное дельце. В час сказал своему секретарю (Симонетта настояла, чтобы секретарем был мужчина), что всю вторую половину дня будет на заседании.

Улыбаясь в предчувствии ждавших его удовольствий, Иво объехал строительные заграждения на улице Лунго Тевере, где в течение последних семнадцати лет строилось метро, пересек мост в Корсо Франсиа и тридцать минут спустя въехал в гараж на виа Монтеминайо. Едва открыв дверь квартиры, Иво понял, что случилось нечто ужасное. Франческо, Карло и Лука, громко плача, жались к Донателле, и когда Иво направился к ней, то прочел на ее лице такую ненависть к себе, что подумал, не ошибся ли он дверью, попав в другую квартиру.

– Stronzo! – пронзительно закричала она ему.

Иво в смятении оглянулся.

– Carissima, дети, что случилось? В чем я виноват?

Донателла встала.

– Вот что случилось!

Она швырнула ему в лицо журнал «Oggi».

– На, смотри!

Еще ничего не понимая, Иво нагнулся и поднял с пола журнал. С обложки на него смотрел он сам, Симонетта и их дочки. Внизу под фотографией стояла подпись: padre di Famiglia, отец семейства.

Dio! Как же он мог забыть об этом! Несколько месяцев тому назад журнал заручился его согласием напечатать о нем статью, и он по глупости согласился. Но Иво и предположить тогда не мог, что его выделят столь особо. Он взглянул на свою рыдающую любовницу, на жавшихся к ней детей и сказал:

– Я могу все объяснить…

– Им уже все объяснили их школьные товарищи, – завизжала Донателла. – Дети прибежали домой все в слезах, так как в школе их обозвали бастардами, прижитыми!

– Cara, я…

– Домовладелец и соседи смотрят на нас волками и шарахаются, как от прокаженных. Нам стыдно выходить на улицу. Мы должны немедленно уехать отсюда.

Иво потрясенно взглянул на нее.

– О чем ты говоришь?

– Я уезжаю из Рима и забираю с собой детей.

– Но это и мои дети, – поднял голос Иво. – Ты не смеешь этого делать!

– Попытаешься помешать, убью!

Это был какой-то кошмар. Он смотрел на своих троих сыновей и на любимую женщину, заливавшихся слезами, и думал: «За что же я так наказан?»

Но Донателла вывела его из раздумий.

– Прежде чем я уеду, – заявила она, – я хотела бы получить миллион долларов. Наличными.

Это было настолько нелепо, что Иво рассмеялся.

– Миллион дол…

– Или миллион долларов, или я звоню твоей жене.

Это случилось шесть месяцев тому назад. Донателла не привела свою угрозу в исполнение – пока не привела, – но Иво знал, что она способна на все. Она не отставала от него, ежедневно звонила ему на работу, требуя:

– Мне плевать, как ты это сделаешь, но мне нужны деньги. И побыстрее.

У Иво был единственный путь приобрести эту огромную сумму: он должен был получить право распоряжаться своей долей акций в «Рофф и сыновьях». Но сделать это мешал Сэм Рофф. Выступавший против свободной продажи акций концерна, Сэм, таким образом, угрожал целостности семьи, его будущему. Его надо убрать с дороги. Необходимо было только найти для этого нужных людей.

Обиднее всего было то, что Донателла – его любимая, страстная любовница – не допускала его к себе. Иво было позволено видеться с детьми, но спальня не входила в программу визита.

– Принесешь деньги, – пообещала Донателла, – и спи со мной, сколько твоей душе угодно.

Отчаявшись добиться какого-либо послабления, он позвонил ей в один из вечеров:

– Я еду к тебе. Насчет денег можешь не беспокоиться.

Он сначала с ней переспит, а потом как-нибудь убедит ее еще немного подождать. Другого пути не было. Он уже полностью раздел ее, когда вдруг, ни с того ни с сего, брякнул:

– Денег у меня с собой нет, cara, но в один прекрасный день…

Вот тогда-то она и набросилась на него, как дикая кошка.

Иво размышлял об этом, когда, выйдя из квартиры Донателлы (теперь он так называл их квартиру), сел в машину и, свернув с забитой автомобилями виа Кассиа, помчался во весь опор домой в Олгиата. Взглянул на свое отражение в обзорном зеркале. Крови уже не было, но было видно, что царапины свежие. Он посмотрел на свою окровавленную рубашку. Как объяснит он Симонетте происхождение царапин на лице и спине? В какое-то мгновение Иво решил рассказать всю правду, но тотчас отогнал от себя эту безумную мысль. Он бы, конечно, мог, скажем, набравшись наглости, сказать Симонетте, что в минуту душевной слабости переспал с женщиной и она от него забеременела, и, может быть, как знать, ему удалось бы чудом выжить. Но трое детей! И в течение трех лет? Жизнь его теперь и гроша ломаного не стоит. Домой же он обязательно должен вернуться сегодня, так как к обеду они ждали гостей и он обещал Симонетте нигде не задерживаться. Ловушка захлопнулась. Развод был неминуем. Помочь ему теперь может разве святой Генаро, покровитель чудес. Взгляд Иво случайно упал на одну из вывесок, в обилии пестревших по обе стороны виа Кассиа. Он резко сбавил ход, свернул к тротуару и остановил машину.

Тридцатью минутами позже Иво въехал в ворота своего дома. Не обращая внимания на удивленные взгляды охранников при виде его оцарапанного лица и окровавленной рубахи, он проехал по лабиринту извилистых дорожек, пока не выбрался на дорогу, ведущую к дому, возле крыльца которого и остановился, припарковав машину, открыл входную дверь и вошел в гостиную. В комнате были Симонетта и Изабелла, старшая дочь. На лице Симонетты при взгляде на его лицо отразился ужас.

– Иво! Что случилось?

Иво нелепо улыбнулся, превозмогая боль и робко признался:

– Боюсь, cara, я сделал маленькую глупость…

Симонетта приблизилась к нему, настороженно вглядываясь в царапины на его лице, и он заметил, как сузились ее глаза. Когда она заговорила, в голосе ее звучал металл:

– Кто оцарапал тебе лицо?

– Тиберие, – объявил Иво.

Из-за спины он вытащил огромного, шипящего и упирающегося всеми лапами серого кота, который вдруг резким движением вырвался из его рук и умчался в неизвестном направлении.

– Я купил его Изабелле, но этот черт набросился на меня, когда я пытался запихнуть его в корзину.