В аду нет выбора

Все принялись украдкой разглядывать Елену, испытывая то ли замешательство, то ли какую-то стыдливую заботливость, точно она была живой мученицей. Лишь миссис Салливан, взглянув на нее, тотчас отвела глаза и стала мешать угли в камине. На ее губах появилась чуть самодовольная улыбка, которая как бы говорила: «Я же вас предупреждала. Иностранцам доверять нельзя. Можете мне поверить: так или иначе она замешана в этом деле».

На столе, стоящем в стороне, Джастин Лики раскладывал пасьянс. Он то и дело начинал все сначала, небрежно бросая карты одна на другую, а выражение его лица говорило о настороженном внимании к чему-то совершенно иному. Лэнс Аттерсон буквально изнемогал от скуки, поглаживая за ушами кошку, обитающую в Домике. Гнетущее молчание прервала Черри. Придвинувшись по полу к ногам Елены, она сказала:

— Я глубоко сочувствую вам, но я уверена, что все будет хорошо. Не волнуйтесь, миссис Рэгби.

— Благодарю вас, моя дорогая.

Адмирал взглянул на часы, включил радио погромче и вернулся на свое место. Найджел, стоя у радиоприемника, видел, как пальцы Клэр сжались в кулаки: его собственное напряженное состояние передалось и ей. Остальные придвинулись ближе или же просто наклонились вперед, точно голос диктора был голосом дельфийского оракула.

— «Профессор Алфред Рэгби, дочь которого исчезла в прошлый четверг — как полагают, была похищена, — пропал. Последний раз его видели…» — произнес хорошо поставленный голос. Затем прозвучало описание профессора. Ко всем, кто, возможно, видел его, обращались с просьбой сообщить об этом. Полиция высказывала предположение, что он мог лишиться памяти… Это было весьма завуалированное объявление. Лишь единицы в Англии, знавшие характер работы Рэгби, осознали бы, что его исчезновение означает большой урон для страны.

Слегка покашляв, диктор принес свои извинения. Послышался шелест страниц. И он продолжал:

— «Сегодня вечером снегоочиститель, разгребая от снега дорогу вблизи Лонгпорта, неожиданно отрыл тело ребенка. — У Елены Рэгби остановилось дыхание, точно кто-то ударил ее в сердце. — Это было тело мальчика около девяти лет, которое пролежало под снежным сугробом несколько дней. Следов насилия на теле не обнаружено. Предполагают, что ребенок мог погибнуть в снежный буран, направляясь по дороге в Лонгпорт на железнодорожный вокзал. Около мальчика найдена сумка на молнии с предметами его одежды. В кармане у мальчика лежал обратный билет до Лондона. В настоящий момент установить его личность представляется невозможным, поскольку полиция не располагает сведениями ни об одном пропавшем мальчике в данном районе».

Елена, несколько расслабившись в своем кресле, при известии о том, что это мальчик, снова напряглась, словно струна.

— «Весьма любопытно, что никаких инициалов или других отличительных отметок на одежде мальчика нет. Единственным ключом к разгадке является тонкий серебряный медальон размером с личный знак на цепочке. Он был на шее у мальчика, под бельем. На одной стороне медальона изображен феникс, встающий из пепла. На другой стороне выгравирована надпись…»

Голос диктора заглушил страшный крик, какого Найджел никогда не слышал. Лицо Елены стало пепельного цвета. Глаза ее не отрываясь смотрели на радиоприемник, словно из него шел голос, осуждавший ее на вечные муки. Прерывистый крик сорвался с ее бескровных губ. Он пугал не потому, что был громким. И все же, заполнив комнату и отразившись от стен, он словно повис в воздухе, когда Елена, встав, затем опустилась на пол и, теряя сознание, произнесла:

— Ивэн.

Глава 11 Признание

31 декабря

Найджел отнес Елену Рэгби наверх и положил на постель, где за ней стала ухаживать Клэр. Человек в штатском снова стал охранять ее дверь со стороны коридора.

Елена, придя в себя, попыталась сказать:

— Извините, я вела себя глупо, доставив вам столько хлопот. — Она посмотрела на Найджела: — Узнав, что это не Люси…

— Нет, Елена, — произнес Найджел мягко. — Об этом говорить уже поздно. Ивэн ведь ваш ребенок, не так ли?

— Да, — прошептала она наконец и разразилась рыданиями без слез, которые сотрясали все ее тело. Казалось, они никогда не кончатся. Клэр взяла ее за руки, утешая, как только могла. Она сама тихо плакала.

Это должна была быть Елена, думал Найджел. Многое говорит в пользу этого предположения. То, как она восприняла новость об исчезновении Люси. Тот факт, что другие источники информации были практически исключены. Но более всего то, что в панельной обшивке было отверстие, с помощью которого ей какое-то время удавалось вводить его в заблуждение. Когда Елена поняла, как велики подозрения, падающие на нее, она позаимствовала сверло в мастерской владельца Домика и проделала это отверстие. Она была женщиной изобретательной и с большим самообладанием. Не поддавшись искушению самой его «обнаружить», она показала его Найджелу. Мысль о потайном микрофоне пришла ему в голову без всякого подталкивания с ее стороны. Но как только было установлено, что в комнате Лики разговаривала Черри, а не Елена, коварный замысел относительно потайного микрофона отпал: ни у кого из обитателей Домика не было убедительной причины проделывать отверстие в стене. В любом случае это было всего лишь последнее и временное средство. Ей необходимо было отсрочить свое разоблачение, дабы дать время тем, кто ее нанимал.

Перед Найджелом была женщина, рыдавшая на постели, женщина, которая помогла похитить свою падчерицу и, весьма вероятно, погубила жизнь своего мужа. И все же Найджел не находил в своей душе ни отвращения к ней, ни ненависти, ни презрения. Елена, подобно героине греческой трагедии, оказалась перед дилеммой, поставленной перед ней роком: она стала жертвой безликих сил, которые использовали ее сокровенные инстинкты, чтобы отсрочить свой конец, уничтожив ее. У Найджела не было ни малейшего сомнения, что Ивэн каким-то образом был использован в этом деле с целью оказать нестерпимое давление на Елену, так же как и Люси была использована в целях принуждения ее отца.

Мало-помалу рыдания утихли. Елена села на постели, поддерживаемая рукой Клэр, отхлебнула из стаканчика бренди, которое ей предложил Найджел.

— Вы должны презирать меня, — были ее первые слова.

Найджел взглянул на когда-то прекрасное лицо, теперь же измученное и изменившееся до неузнаваемости.

— Нет, Елена, я не презираю вас. Я могу лишь догадываться о том, что случилось. Вы же должны рассказать нам все. Но прежде всего — знаете ли вы, куда они увезли Люси?

— О, если бы я только знала, я бы сказала вам! Верите ли вы мне?

— Да. Но вы даже не можете предполагать… в Лондоне ли она или где-нибудь поблизости от нас?

— Нет. Сожалею. О Боже, зачем я только доверяла им! — вскрикнула Елена.

— Вы и должны были это сделать. Это был шанс обрести Ивэна.

— Да, — ответила она живо. — Вы понимаете. Может быть, если бы я могла иметь еще одного ребенка… Я пыталась полюбить Люси. И я любила ее. Но это было не мое родное дитя. Жизнь моя теперь кончена. Если бы я только могла возвратить Люси Алфреду… Но боюсь, ее уже нет в живых. И я несу ответственность за все происшедшее.

Вдали послышался перезвон колоколов. Они возвещали пришествие Нового года. «Только этого нам и не хватало», — с горечью подумал Найджел.

— Расскажите мне все с самого начала, — попросил он Елену.

— В сентябре они вступили со мной в контакт. Я думала, когда бежала в эту страну, что все подобное осталось позади. Мне следовало быть умнее.

— Прежде всего они сообщили вам, что Ивэн жив.

— Да.

— И вы поверили им?

— Сначала нет. Я не доверяла им. Я ведь не глупа и уже знала, какие методы они используют. Слишком хорошо знала. Даже тогда, когда они рассказали мне про медальон. Это фамильная ценность, оставшаяся от моего первого мужа. Его тоже звали Ивэн. И даже когда они сказали о родимом пятне на теле мальчика, я не очень поверила им. Но хотела верить. Очень хотела. Можете вы понять меня?

— Да, моя дорогая, — ответила Клэр.

— Я подумала, что они осмотрели мальчика после того, как застрелили человека, который нес сына до границы. Тогда шел снег. Я хотела бежать обратно к моему ребенку, но друзья остановили меня. Они сказали, что мой мальчик… Это и заставило меня не возвращаться обратно. Ребенок лежал совершенно спокойно на снегу в нейтральной зоне. Я думаю, что он был оглушен во время падения. Мой маленький Ивэн! А теперь он замерз в снежном сугробе.

Елена не могла говорить, представив эту ужасную картину, возникшую в ее воображении.