В алфавитном порядке

– Так давно тебя не видела, – произнесла она. – Что ты здесь делаешь?

Хулио не мог бы точно определить, звучал ли упрек в этих словах, но решил не оправдываться.

– Папа умер, – сказал он твердо, хотя взгляд его был отуманен слезами. – Я подумал, тебе бы надо знать об этом.

– Когда мы в последний раз виделись с тобой, – сказала она, – ты шел на похороны нашего дедушки, так что, значит, тебе известно, в каком томе находится кладбище.

– Все дело в том, что он умер в английском, ты ведь помнишь, как страстно он любил этот язык, и похоронят его, я думаю, в английской энциклопедии. И я не знаю, что делать.

– Поищи в статье английский. Может быть, там где-нибудь он упоминается. Это в следующем томе.

– Пойдешь со мной?

– Ты же знаешь, я не могу покинуть склянку. Мое тело сейчас же распадется.

Хулио сунул руку в карман пиджака, прикоснулся к башмачку. Подумал, не отдать ли его сестре, но тотчас сообразил, что ей он совершенно ни к чему, а может быть, даже еще сильнее отдалит их друг от друга – он и сейчас замечал ее отстраненность.

– А ты как живешь? – спросила сестра.

– Не знаю, что сказать… Ну, у меня жена. Сыну – тринадцать лет, вернее – уже четырнадцать: в этом месяце исполнится. Но я их всех потерял.

– Они умерли?

– Нет, поехали на юг проведать тещу и пропали куда-то. Так странно… Потом я познакомился со всамделишной женщиной и даже думал, что с нею удастся начать жить заново, но она была невидима и тоже исчезла. Работаю в газете, я журналист.

– А что делают журналисты?

– Создаем для населения привычки потребления реальности.

– Я не знаю, что это такое.

– Это сложно.

– А мама? Тоже умерла?

– Нет, жива и живет с парикмахером, но сейчас они выставили его заведение на продажу, чтобы целиком посвятить себя накладным ногтям. Они их то ли производят, то ли продают, точно не скажу.

Произнося эти слова, Хулио невольно глядел на пальцы сестры – они еще не до конца сформировались и были лишены этих роговых пластинок на концах. Он постоянно боялся как-то задеть или обидеть ее, но, казалось, ее надежно защищает безразличие, которое Хулио так никогда и не научился потреблять, хоть оно ему очень нравилось.

– Ну, ладно, – сказала она. – Мне пора погружаться. На воздухе кожа окисляется. Вероятно, бумага, на которой напечатана эта энциклопедия, содержит слишком много какой-то химии и очень быстро старит. Ты заметил, какой теперь разреженный воздух по сравнению с прошлым разом?

– Не могу тебе сказать.

– Прости, что не провожаю тебя к выходу, но теперь ты сам найдешь дорогу.

Разочарованный Хулио покинул область абортов. Здесь не было того, что так поразило его в первое посещение – тогда, в отрочестве. Быть может, разреженность воздуха, о которой упомянула сестра, повлияла на эффективность алфавитного порядка, но теперь он не знал, к какому еще порядку обратиться.

Он находился невдалеке от слова амулет и подумал, что здесь – самое место избавиться от младенческого башмачка, который уже начинал оттягивать карман, словно был тяжел как камень: может быть, он и никогда не обладал магической силой, но сейчас, думал Хулио, не создавал даже и впечатления, что в него переселялся дух сестры. Область амулетов была богата металлами, минералами и растениями, а спектр их предназначения включал в себя и лечение глазных болезней, и защиту от дурного глаза. Были тут также и животные, чьи части тела или желчь, кровь, слюна, экскременты предотвращали недуги и унимали страдания. Но когда Хулио попытался отыскать предмет, похожий на башмачок, какая-то сила, не спрашивая, резко перебросила его к фетишу – в другой том энциклопедии и, значит, еще дальше от сестры.

В зоне фетишей преобладали предметы сексуального характера и женское белье, и, хотя были там во множестве представлены разнообразные туфельки, ни одна из них не походила на башмачок, а потому Хулио постеснялся оставить его здесь и покинул эту область, так и не избавившись от своего талисмана. И направился к букве И, решив войти в статью инсульт и своими глазами увидеть, каковы были последние часы отца. Прежде всего, его удивило, что по правилам в этом слове ударение стоит на втором слоге, меж тем как никто, включая и врача в клинике, не говорил так. А если это значит, что на другой стороне стали исчезать ударения? Недаром же говорится: «Великие потрясения поначалу дают себя знать едва заметной дрожью». Во всяком случае, войдя в словарное гнездо, он оказался в мире, где не действовала одна его половина. Здесь были, к примеру, супруги, из которых только один сохранил подвижность, хотя нередко бывало и так, что чету составляли двое полупараличных: в подобных случаях тот, у кого не действовала правая сторона, сожительствовал с тем, кому отказала левая, – и наоборот. И, как правило, мир этот был весьма экономичен, ибо действительность там была задействована только одним боком. Даже собаки здесь лаяли вполголоса, а кошки спали вполглаза, и дома были разделены пополам, и двери в одну половину были всегда заколочены, а сама она пустовала. Асимметрия эта проявлялась все же не столько во внешнем и формальном, сколько в функциональности, если не считать, разумеется, тех случаев, когда что-то одно было накрепко присоединено к другому – вот как с теми деревьями, у которых одна сторона всегда оставалась сухой и безжизненной. Правительство в свою очередь удовлетворяло только половину потребностей, испытываемых управляемыми, исполняя ровно половину предвыборных посул, которые в свою очередь составляли пятьдесят процентов от нужного и должного. У всех обитателей этой области имелась, как было сказано в энциклопедии, facies vultuosa: это выражалось в том, что лицевые мышцы, пребывавшие в полном беспорядке, подергивались тиком. Дыхание же у них было по типу Чейн – Стокса – так назвали это явление в честь двух британских медиков, описавших его в 1818 году, – то есть оно, поначалу слабое и поверхностное, становилось все более и более глубоким и медленным, потом почти полностью замирало, после чего начинался новый цикл. Хулио сразу понял, с чем имеет дело, потому что так в свое время, поразив его, дышал отец в больничной палате, и очень похожие звуки доносились снаружи, из внешнего мира, когда, прежде чем убежать в мир алфавитного порядка, он открыл балкон.

И, как следовало ожидать, книги здесь были разделены на две симметричные половины, но прочтению поддавалась только одна, тогда как другая издавала нечленораздельное косноязычное бормотание, которое постепенно стихало, сменяясь грозным безмолвием, затемнявшим смысл тех страниц, что все же читались.

Утомившись от блуждания по этому некомплектному миру, столь похожему на тот, реальный, из которого он так недавно бежал, Хулио стал раздумывать, не пройти ли по совету сестры в статью английский, чтобы присутствовать на похоронах отца, но понял, что попытка обмануть с помощью этой стратагемы алфавитный порядок будет с его стороны наивностью. И он отказался от этой идеи и, оглядываясь по сторонам в поисках места для отдыха, увидел, что находится невдалеке от слова человек. Но ведь он тоже был человек, и, значит, это место могло бы принадлежать ему. А вдруг там ему позволят оставаться среди себе подобных в преддверии новой судьбы, в ожидании голоса, который, прозвучав с той стороны, с изнанки носка или жизни, укажет ему место, где он наконец почувствует себя – собой.

Тут он подобрался к слову человек вплотную, перешагнул порог и наткнулся на невообразимое множество лиц и фигур. И множество это, колышущееся наподобие густой и вязкой жидкости, двигалось, но не в каком-то определенном направлении, и Хулио стал в конец этой алфавитной очереди, причем чувствовал одновременно и то, что всю свою жизнь стремился попасть именно сюда, и что это место удивительно похоже на школу, а потому в каком-то смысле казалось – он повторяет курс, в течение которого едва успел перекинуться с одноклассниками несколькими словами. По истечении какого-то неопределимого срока он, подобно сгустку, выбрался из этой жижи и уселся на чем-то вроде скамьи рядом с каким-то одиноким человеком.

– Что ты тут делаешь? – спросил он незнакомца.

– Жду, когда голос окликнет меня по имени и выведет из этой сумятицы. А ты?

– Я тоже.

Хулио вытащил из кармана башмачок и протянул его соседу, прибавив, что он приносит удачу. И в эту минуту послышался грохот тематического или логического порядка, расположенного за пределами порядка алфавитного, и оба поняли, что в очередной раз настал конец времен. Том энциклопедии, в котором оба они находились, раза два сильно и резко тряхнуло, но он тотчас замер, как самолет, выбравшийся из воздушной ямы. Хулио глубоко вздохнул и попытался представить себе миг, когда все это человеческое множество, частью которого был и он, выйдет из энциклопедии, как выходили из моря на сушу доисторические животные, – выйдет и заново воссоздаст действительность.