В августе жену знать не желаю

— Извините, я немножко чревовещатель.

— Сказать по правде, — заметил Фалькуччо, — сдается мне, вы немножко невоспитанны. — И, будто осененный внезапной мыслью, спросил: — У вас случайно нет треножника для рисования?

Тетя Джудитта позвала Гастона Д’Аланкура:

— В доме есть треножник?

— Треножник?

— Да, треножник для рисования.

— Честное слово, — ответил старый слуга, — я в этом доме служу уже двадцать лет, но никогда не видел треножника для рисования.

— Жаль! — воскликнул Фалькуччо. — Я бы охотно нарисовал картину. Конечно, получше, чем те, что рисуют сегодня. Потому что, думаю, я рисую лучше теперешних художников. Это очень смешно. Но еще смешнее то, что теперешние художники думают, что рисуют лучше меня. Я не умею рисовать. В детстве у меня были большие способности к рисованию, но мой отец…

— Не дал вам учиться?

— Напротив. Он дал мне учиться, и мои способности улетучились.

— Вот повезло, — сказал голосок дона Танкреди.

Фалькуччо посмотрел на Баттисту.

— Вы прекратите когда-нибудь? — воскликнул он. — Молодые люди моего поколения были гораздо невоспитаннее теперешних.

Баттиста побежал прятать сумочку Сусанны в отведенной ему комнате. Он сунул ее под подушку.

— Негодяй, — сказал он дону Танкреди, — если не прекратите, я вас выброшу в окно.

— Но я хотел бы знать хотя бы, где я нахожусь, — сказал дон Танкреди.

— Да пошел ты! — закричал молодой человек.

И убежал.

День в горах!

После обеда Бьянка Мария, которая чувствовала себя намного лучше, настояла на том, чтобы Эдельвейс вышла подышать воздухом.

— Давайте навестим отшельника, — предложила девушка.

Она вышла с Баттистой и Фалькуччо.

Несмотря на поздний час, старый отшельник сидел, ковыряя в носу.

— Прошу меня простить, — сказал он посетителям, — но мы, отшельники, всегда ковыряем в носу, потому что никто нас не видит. Это единственное преимущество нашего одиночества, и мы были бы неправы, если бы не воспользовались им.

Он впустил посетителей в пещеру и сказал Баттисте:

— Прошу вас, не снимайте шляпы. Будьте как дома.

— По правде сказать, — заметил молодой человек, который пытался спрятать свой непрезентабельный котелок, — у себя дома я не имею привычки…

— Хватит болтать! — сказал отшельник. — Не снимайте шляпы.

Баттиста остался в шляпе и замолчал. Он уселся рядом с костром.

— Я очень извиняюсь, — сказал он через несколько минут, — но, честно говоря, мне жарковато.

Он собрался было снять шляпу, но пустынник удержал его:

— Не трогайте шляпу! — заверещал он, нахлобучивая Баттисте на глаза непрезентабельный котелок, на который всеобщее внимание теперь было обращено. Пустынник сурово посмотрел на него. — Вы стесняетесь, — сказал он, — а здесь стесняться не надо. Здесь вы хозяин. Понятно?

— Невероятно, — тихо сказал Фалькуччо Эдельвейс, — чтобы человек, живущий в одиночестве, был таким любезным и гостеприимным. Но нам лучше уйти.

Перед уходом он обратился к аскету.

— Добрый человек, я часто слышал про историю под названием «Секрет старого отшельника». Вы случайно не есть тот самый отшельник?

— Именно, — приветливо сказал любитель одиночества.

— А не расскажите ли нам эту историю?

— А что? С большим удовольствием.

Аскет пригласил всех сесть на землю и начал рассказ:

ТАЙНА СТАРОГО ОТШЕЛЬНИКА

«По поводу, — сказал он, — кражи, происшедшей десять лет назад, я помню, как однажды слышал: один человек рассказывал, что он узнал от своего друга историю про одного типа, рассказывавшего о том, как он получил письмо, в котором один дальний родственник сообщал ему, что обокрали его знакомого. Я не буду углубляться в лишние подробности. Расскажу о самом главном. Да и время уже позднее. И потом, не следует злоупотреблять терпением слушателей. Не говоря уже о том, что времени у меня в обрез; потому что время — деньги, или the time is money, как говорят англичане. Ну и типы эти англичане. Хватит. Знакомый родственника друга того человека, который и рассказал о случившемся, однажды вечером пришел домой смертельно бледный.

— Что с тобой? — спросили у него встревоженные домочадцы.

— Спокойно, спокойно, — сказал он, — к счастью, ничего страшного. У меня украли бумажник со ста тысячами лир.

— Несчастный! И где тебя обокрали?

— В трамвае.

Уступая вежливым настояниям домочадцев, жертва кражи рассказал, что стоял на задней площадке трамвая, как вдруг заметил, что у него вытягивают бумажник. Он дал себя обокрасть, не проронив ни звука, не сказав ни единого слова.

— Как же так, — спросила у него жена, — в трамвае было пусто?

— Было набито, как сельдей в бочке.

— И ты не бросился в погоню?

— Это было невозможно. В тесной толпе нельзя было пошевелиться.

— Но вору удалось уйти?

— Нет.

— Ну а ты, осел, не мог закричать: “Держите вора!”?

Обокраденный потемнел лицом.

— Нет, — мрачно сказал он.

— Но почему? Может быть, от волнения у тебя отнялся язык?

— Ничего подобного. Я прекрасно мог кричать.

— Может быть, — сказала горничная, — вы боялись мести?

— Чтобы я испугался? — воскликнул обокраденный. — Да мне сам черт не страшен.

— Ну, так в чем же дело?

Обокраденный молчал, терзая пуговицы пижамы, которую он тем временем надел.

— Ну же, — закричала жена, вне себя от ярости, — говори; почему ты не закричал: “Держи вора!”?

— Ну, — ответил муж, — я не мог.

— Но по какой причине? — закричали все хором, аккомпанируя себе на старой гитаре.

— Потому что, — печально сказал обокраденный, — это была воровка.

Все было совершенно правильно. Как же можно кричать: “Держи воровку!”?»

Пустынник окончил свой рассказ, и некоторое время все задумчиво молчали.

— Однако, — сказал старый отшельник, нарушая молчание, — я прошу вас никому об этом не рассказывать, потому что это моя тайна.

— А, понятно, — воскликнул Фалькуччо, — вот почему это называется «Тайна старого отшельника»! — Он полез в карман. — Вот, добрый человек, — сказал он отшельнику, — возьмите эти пять лир. Они фальшивые, но я дарю их вам от чистого сердца.

Наши друзья пустились в обратный путь. Внезапно звук волынки вывел их из задумчивости.

— До чего мы дошли, — сказал Солнечный Луч, — пастухи в рединготах.

И показал на старого синьора очень благородного вида, в очках с золотой оправой, который играл на волынке, опершись на ограду загона для овец. Позади него спало стадо. Все знают, что пастухи целый день только и делают, что играют на волынке. Начинают утром сразу по пробуждении, потом играют целый день напролет и заканчивают только перед отходом ко сну; на Рождество они играют и ночью.

Пастух, услышав замечание Баттисты, скромно улыбнулся.

— Прежде, — сказал он, — я был астрономом.