В Августовских лесах

– Стоит ли об этом говорить! Башмаки, платье - все будет. Мы с тобой немножко побудем в Гродно, а потом поедем дальше.

Костя уже видел перед собой Крымские горы, синее море, сизые гроздья винограда.

– А куда мы поедем дальше?
– спрашивала Галина.

– О-о, Галочка! Мы поедем к Черному морю! Ты знаешь, есть такое море, все его зовут почему-то Черным, по оно бывает то голубое, то зеленое. Мы заедем в Москву. Ты же мечтала побывать в Москве и увидеть Кремль!

– Неужели это правда, Костя?

– Это так же верно, как то, что я сейчас вижу тебя.

– И нам никто не помешает?

– А кто нам может помешать поехать в Москву? Никто.

Глаза девушки вспыхнули и осветились теплой улыбкой. Она высвободила руки, смущенно и робко обняла его сильные плечи. Закрыв глаза, тихо спросила:

– Ты будешь моим мужем, да?

Костя не дал ей договорить и поцеловал в горячие полуоткрытые губы. И они обо всем на свете забыли... Им не нужно было в эту минуту ни свадебной пирушки, ни счастливых пожеланий, ни новых башмаков. Они оторвались друг от друга только тогда, когда в передней скрипнула дверь и от грубого окающего мужского голоса, казалось, задрожала тонкая тесовая перегородка.

– Где он, этот беглец?
– прогремел голос.

– А-а! Зиновий Владимирович! Здравствуйте! Здесь. Все здесь, ответила Клавдия Федоровна.
– Вы уж только не пугайте их, Зиновий Владимирович. От вашего голоса можно сбежать из дому.

Кудеяров выпустил руки Галины и быстро вскочил.

– Кто это, Костя?
– испуганно спросила Галина.

– Мой начальник. Ничего, ничего, не волнуйся. Вот же притащился. Он всегда так. Где нужно и не нужно лезет со своим длинным носом.

Кудеяров хоть и уважал своего начальника, но не любил его и боялся. Мельком взглянув в зеркало, он начал поправлять съехавшую с плеча портупею.

Вошла Клавдия Федоровна.

– Ну как, голубчики мои, наговорились?
– ласково посматривая на смутившихся молодых людей, проговорила она и, порывшись в комоде, вытащила чистое полотенце.

– Вы сейчас умойтесь, освежитесь. Майор Рубцов к нам приехал. Все будет отлично!
– И, перейдя на шепот, добавила: - Уж я его, толстяка, на подарок выставлю...

– Его-то каким сюда ветром занесло?
– спросил Костя, совсем не разделяя ее веселости.
– Зачем он-то здесь появился?

– Как зачем? Вот тебе раз! На свадьбу приехал.

Кудеяров и не подозревал, какой перед этим состоялся разговор у спрутов Шариповых.

...
– Хозяйничаешь, Клавочка?
– войдя в кухню, где Клавдия Федоровна протирала посуду, спросил Шарипов.

– Надо, Сашенька, надо. Все чтобы было по-настоящему. Свадьба эта особенная.

– Да, конечно... Все это очень интересно...
– поглаживая свою бритую голову, неопределенно проговорил Шарипов.
– А где дети?

– Дети с Александрой Григорьевной, во дворе. Ты чего, Саша, такой? пытливо посматривая на озабоченного мужа, спросила Клавдия Федоровна.

– Ничего, так. Ну, как там молодежь-то, успокоилась?

– Чудесная пара! Им теперь скорее с глаз долой. А ты отчего не в своей тарелке? Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного.

– А что не особенное? Ты можешь мне сказать?

– Пока не могу. Я вот насчет этой свадьбы, Клава. Как-то себя неловко чувствую.

– Ничего. Все получится очень хорошо. Ты будешь посаженым отцом.

– Нет уж, уволь, милая! Я этих порядков не знаю, да и некогда мне. Посидеть, конечно, немножко посижу, лошадей могу запрячь... И в добрый путь!

– Ну вот, начинается! Сразу и дела нашлись! Тогда тащи сюда Усова. Я его сейчас проинструктирую, что и как.

– Усова совсем не будет. Выехал.

Клавдия Федоровна хотела спросить, куда выехал Усов, но поняла, что ответа все равно не получит. Промолчала и задумалась.

Раз Александр так озабочен и нет Усова, значит у них дела, и свадьба может получиться не только не веселой, но даже грустной. Для этого было много других оснований и причин. У невесты, как заметила Клавдия Федоровна, не просыхают глаза. Надо было что-то придумать и сделать пирушку хоть немного веселой, а остальное, как она предполагала, все утрясется само собой.

– Значит, Усова не будет?

– Вряд ли он успеет. Да и нашим молодым надо выехать заранее. Не исключено, что сюда придут родители Галины, а это совсем ни к чему. Ты меня понимаешь?

– Понимаю. Если придут родители, то я скажу часовому, чтобы он их выпроводил. Подумаешь! Так просто отпустить молодых я не могу! Позвони майору Рубцову. Я с ним сама договорюсь. Звони Рубцову, - решительно заявила Клавдия Федоровна.

– Да ты, мамка, сама-то не кипятись. У нас на самом деле много забот. А что касается Рубцова - это мысль правильная. Но только вряд ли он захочет приехать. Я знаю, что он был против этой свадьбы.

– И ты был против. Все вы, женатые люди, такие... осторожные.

– Ну ладно, ладно. Позвоню твоему Рубцову. Я знаю, ты к нему неравнодушна.

– Определенно симпатизирую. Он-то уж не будет ходить вокруг да около. По крайней мере, скажет то, что думает.

– Все равно он не приедет.

– А я тебе говорю, приедет. Как узнает, что все решено, непременно прикатит. К тому же он начальник Кости и неудобно его не позвать.

Шарипов с доводами Клавдии Федоровны должен был согласиться...

...Сейчас сочный басок Рубцова гудел уже в передней.

– Да как же он узнал?
– спросил у хозяйки Кудеяров, вовсе не желавший, чтобы его начальник присутствовал здесь.
– Как он узнал?

– Александр ему позвонил и пригласил.

– Дорогая Клавдия Федоровна, - с досадой в голосе и раздражением говорил Кудеяров.
– Женюсь-то все-таки я! Список-то гостей надо было согласовать со мной. Не хотели мы приглашать никаких гостей. Все это не так получается, как я думал...

– Это уж, прости, моя вина: я попросила Александра позвонить и даже предложила Зиновию Владимировичу быть твоим посаженым отцом. Он согласился. У тебя родителей нет, и он все-таки твой начальник, отец-командир. С ним надо считаться.

– Очень строгий начальник, - робко заметила Галина, видевшая этого страшноватого, некрасивого офицера на собрании, когда он приезжал к ним делить помещичью землю и очень сердито говорил о пане Гурском.

– Я сейчас в отпуске и сам собой командую!
– горячился Кудеяров.

– Какой герой, а?
– пробасил вошедший вместе с Шариповым майор Рубцов.

Вид у майора был действительно грозный. Плотный, тучный, на коротких ногах, он, казалось, сразу же занял собой много места в комнате. Его большой, длинный, оседланный роговыми очками нос занимал почти половину узкого лица. Под кончиком носа торчали ровно подстриженные седоватые усики. Из толстогубого рта раздавался громкий и редкий по густоте бас: