В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»
Шрифт:
Пообедав на скорую руку, Шуйский спешил к Семьянину. Абсолютно никакие предчувствия не тревожили его душу. Хотя потом он недвусмысленно намекал… Ну, в общем, это не важно. Вдруг из ворот стаинского двора прямо на него вылетел Снелл!
И вот здесь Лёнька действительно проявил завидную реакцию и настоящее мужество. Он схватил пса за ошейник, крикнул что-то вроде: «За мной!» или «Вперёд!» — и бросился бежать. Снелл, такой уверенный в своей силе, уверенный, что никто и ничего плохого против него затевать не может, раз он сам ничего не затевает, простодушно поскакал рядом с Лёнькой. Даже обгонял
Когда-то, лет тысячу назад, здесь лежали дрова. Но потом в домах установили батареи, печки разломали… Собственно, никто в шестом «В» сам этого не видел. Об этом рассказывала народная молва устами бабушек и родителей. А сараи вот остались, представьте себе.
Держа одной рукой Снелла за ошейник, Лёнька другую руку сунул в условленное место под железку, нащупал ключ. На секунду мелькнуло: «Отпустить его сейчас, пока никто… И концы в воду…» Но ключ уже щёлкнул в замке, дверь открылась. Лёнька и Снелл вошли в мрачноватый сарай.
Прошло три дня. И каждый день они собирались в сарае, запирались изнутри на крюк. Снелл вёл себя спокойно, хотя никак не мог взять в толк, зачем его здесь держат.
Кормили отлично — дома его так никогда не кормили. Но Снелл замечал это лишь в первый день. Дальше в том месте его собачьей души, где должна рождаться радость от мясных костей и тёплых котлет, поселилась тоска — по дому, по весёлому и, пёс знал это, довольно-таки беспечному хозяину.
Когда приходили люди, которые держали его в сарае, Снелл не сердился на них, а даже скорее радовался. Всё же не так одиноко. Хотя, конечно, любить их он не мог.
Из всех, пожалуй, ему нравилась только одна девочка. Она говорила высоким и звонким голосом. Но Снелл проявлял к ней особое внимание, конечно, не из-за голоса. От девочкиных перчаток и пальто пахло хозяином! Снелл подходил к девочке и клал ей голову на колени. Голова у него была тяжёлая, а глаза умные и серьёзные.
— Смотри, он опять к тебе подошёл. Он понимает, Маринка! Точно, всё понимает! — Таня погладила Снелла, и пёс коротко вильнул хвостом. — Стоит и ждёт, что ты ему что-нибудь расскажешь!
— Кончайте вы панихиду! — сказал Петров и посмотрел на Люду Коровину: та сидела, глядя в одну точку.
— Ну чего будем делать? — сказала Маринка. — Я не знаю!
— А как там этот… собаковладелец? — спросил Шуйский.
Дело в том, что они организовали так называемую «группу утешения», в которую, впрочем, за неимением свободного народа, отрядили одну Маринку. Занималась она (группа «Маринка») тем, что, познакомившись с мальчишкой (его звали Витя), стала успокаивать и отвлекать его разными разговорами и байками про то, что всё это ерунда и не в собаке счастье.
Однако, несмотря на всё Маринкино, казалось бы, обаяние, Витька этот не то чтобы невзлюбил её, но смотрел как-то удивлённо. И это, в общем-то, наверно, правильно: у человека такая беда стряслась, а ему говорят, что ничего, перезимуем, подумаешь, и тому подобное.
Дурацкое какое-то занятие! Маринка, конечно, это понимала. И, естественно, переживала. Но задание есть задание. А Витьке хоть немножечко,
да всё-таки было легче… То есть так предполагалось.На самом-то деле ничего ему не было легче!
— Он сегодня объявление писал о пропаже! — сказала Маринка и погладила Снелла.
— Ну писал, ну и что? — Князь взял у неё половинку тетрадного листа, покрытого зелёными каракулями. — Образец безграмотности: «Сент-бернар, пропавшая неизвестно где…»
— Да прекрати ты свои остроты!
Лёнька пожал плечами:
— А вы прекратите строить из себя несчастных и пострадавших. Сами же всё это затеяли! Сами! Понятно? Я-то лично, когда голосовали…
И замолчал…
А странно, они почему-то ни разу не говорили между собой про голосование (плюсов три, минус один, воздержались двое). Наверно, считали неприличным об этом говорить. И Князь тоже сейчас это понял. Но слово уже было сказано, и Лёньке ничего не оставалось, как только сидеть отвернувшись в сторону и хмурить брови, словно он о чём-то думал.
Они молчали довольно долго. А Снелл глядел на них, ожидая своей судьбы.
— Ребята! — Коровина поднялась, стала к стене: руки за спину, сама прямая. Стоя, казалось ей, получалось торжественней. — Ребята! Зачем мы спорим о том, о чём спорить мы совсем не должны… Я знаю, что хочет Таня сказать! А ты тогда тоже ответь. Кто тебе важней — человек или собака? — Она окинула всех почти что победным взглядом. — Мы не из тех, кто кошек вешает! Наша совесть чиста!
— Чиста… — Генка покачал головой. — В том-то и дело! Если б чиста была, не сидели бы здесь каждый раз по полдня.
— Знаете что, пойдёмте к дяде Пете, — тихо сказала Таня. — Всё равно же мы сейчас ничего не решим.
Вечером состоялся такой телефонный разговор.
— Гена, ты послушай. Я к тебе сейчас обращаюсь не как командир группы. Просто как товарищ к товарищу. Мне не с кем посоветоваться, а ты самый надёжный… Ты слушаешь меня?
— Слушаю…
— Ты видел, какой сегодня дядя Петя был?
— Выпивши.
— Ну вот! Ты тоже заметил? Он так по этой дорожке и покатится… А ему пить вообще нельзя!
— Короче, Люд, что ты предлагаешь?
— Мы его должны вылечить!
— При помощи Снелла?
— Мы должны это сделать!
— Да сам бы дядя Петя нас за это…
— А ему не обязательно знать. Мы должны!
На следующий день было воскресенье. Серебряное ноябрьское солнце светило в щели сарая, никого, впрочем, не радуя.
— В молчанку больше играть нам некогда!
— Слушай, Люда! Ты прямо такая умная, как завуч.
— Кончай, Князь! Может, со штабом посоветуемся, Люд?
И вдруг Стаин твёрдо сказал:
— Будем делать сегодня. Девчонки уходят, мальчишки остаются… Сейчас времени сколько? Пол-одиннадцатого? Ну вот, в час тридцать встречаемся у Коровиной. Всё. Девочки, до свидания!
Коровина подошла к двери, скинула крючок. Маринка, не глядя ни на кого, быстро вышла наружу. Снелл пошёл было за ней.
— Нельзя! — крикнул Генка.
— Гена…
— Уходи отсюда, Тань…
Но глядел он в пустую дверь — мимо Тани и мимо Коровиной — на Маринку. Она быстро шла прочь, засунув руки в карманы, опустив голову.