В центре Нигде
Шрифт:
– Успокойся, Рута, всякое бывает, – добродушно проворковала Елизавета Платоновна. – Анне сегодня не повредит прогуляться и подышать свежим воздухом. Да и ты пойди отдохни, совсем уж замаялась. Давайте-давайте, и я от вас отдохну.
***
В кабинете отца царила эпоха прежних времен. Ревущие двадцатые не могли пробиться через плотные шторы и тяжелые двери, навести переполоха и установить свои порядки.
И, хотя отец мой – человек сумбурный, подверженный внутренним порывам и эмоциям, действующий зачастую иррационально и ориентирующийся в путанице собственных ощущений, – на рабочем месте его царил практически педантичный порядок. Все вещи аккуратно разложены по местам. Книги выстроились ровными рядами вдоль стен. На столе и полках ни пылинки. Папки аккуратно
Я остановилась в середине кабинета. Осмотрелась – нет, не было похоже, что отец возвращался. Неужели он так торопился, что даже не входил в собственный кабинет? Не взял своего рабочего портфеля, с которым почти не расставался? И, самое главное, не предупредил ни мать, ни дочь? Даже не позвонил?
Медленно подошла к широкому дубовому столу. Большой, исписанный мелким неровным почерком, лист. "Мост между мирами".
Иррациональная интуиция отца достаточно часто вела его в правильном направлении, но поиски метафорического прохода в потусторонний мир перманентно приводили к тупикам. Если в присутствие чего-то непостижимого для человеческого мозга еще можно было поверить, то идея об обители иного, нечеловеческого мира казалась сущей бессмыслицей. Но отец верил в это, и вера его была столь же твердой, сколько непоколебимой. Он верил, мне кажется, еще сильнее деда, а когда я спросил отца, откуда взялась такая слепая убежденность, Григорий Павлович ответил, что дело вовсе не в интуиции, и даже не в странностях наших нескончаемых удач. Ему было крайне важно подтвердить свои слова чем-то более существенным, и потому зачастую я оставалась лишь с туманными обещаниями узнать подробнее о его теории. И с четкой уверенностью, что он вновь и вновь посвящал меня в свои исследования, но я каждый раз забывала о том.
Перечитала еще раз.
"мост…
между мирами.
мостик…
между жизнью и смертью.
или – между двумя душами.
две души ищут друг друга
в мире теней;
то место – нигде. средь ветвей".
Бессмыслица. Этот мост, перекинутый через пустоту – Вакуум, как называл ее отец, – даже не походил на образы из мифов, укрепленные в сознании верующих. Вакуум был элементом незначительных текстов неясного происхождения; почему он стал центральным местом работы Григория Павловича, я понять не могла.
Забрала книги со стола, еще раз окидывая взглядом комнату – смутное чувство обмана и лжи, искусственности происходящего. Я неосознанно попыталась нащупать камень, что висел под блузой на груди. И в миг, когда коснулась его, мир задрожал, затрясся, переменился на долю секунды – холодный поток воздуха и точно вспышка, погрузившая кабинет во мрак синей ночи. На короткое мгновение зеркало, стоящее у противоположной стены, начало размываться, словно я смотрела сквозь воду – и среди растекающейся ряби я увидела силуэт. Он двигался в мою сторону, поднял руку… А в следующую секунду тьма вспыхнула, поглощая тень, и огонь рванул из зеркала, вспыхнул зеленым пламенем, поглощая комнату и меня…
Книги повалились из рук на пол, а я, отшатнувшись, вцепилась пальцами в столешницу. Сердце клокотало в горле. В следующий миг мир вернулся на свои места. Все стало как прежде – только медный багет зеркала покрылся черными змееобразными разводами.
На подкашивающихся ногах осела на пол, не сводя глаз с зеркала.
Неужели отец и вправду смог?..
Я ехала в своем Серебряном Призраке 5 ,
опустив, пока позволяла погода, крышу.5
Rolls-Royce, Silver Ghost
Крохотное здание местной библиотеки затерялось среди парков и улочек в самом центре городка. Неспешная поездка туда занимала около получаса – бабушка была права, мне стоило подышать свежим воздухом и дать мыслям в голове улечься. Последние несколько недель пронеслись сумасшедшим вихрем. Месяцы до этого – не в меньшем темпе круговорота жизненных событий. И, казалось, и вспомнить то нечего – воскресные танцы, будничные занятие в библиотеке, долгие рабочие вечера и неторопливые прогулки после захода удушающего жаркого солнца, – но жизнь стремительно ускользала, и дни мелькали, будто гонимые плетью.
Каждый миг был полон событий. И каждый миг был абсолютно пуст. Чем больше хотелось успеть, охватить – тем больше терялось в нескончаемом беге за незримой целью. В сущности, пока мир охватывали серьезные перемены и потрясения, мои приключения и геройства завершались сюжетами прочитанных книг и легенд. И, пожалуй, за это тоже следовало благодарить Небеса.
Побарабанила пальцами по рулю. От воспоминания о вспыхнувшем зеркале по позвоночнику пробежал холодок, и кожа покрылась мурашками. Размышляла сама с собой: хорошо, предположим, что россказни деда не враки, что отец действительно обнаружил не просто подтверждение сверхъестественному среди нас, а настоящий мост между мирами; зачем? Зачем подвергать себя опасности? Зачем испытывать судьбу? Зачем вторгаться в то, чего следует избегать?
Припарковала машину напротив городского парка, где росли красные дубы. Первое место, которое я полюбила после переезда – мне нравилось гулять по поросшим мхом дорожкам, рассматривать россыпи цветов среди деревьев и фаянсовую плитку террас, останавливаться подолгу у живописного пруда с кувшинками.
Перебежала дорогу, стуча каблучками по асфальту; прошла мимо уютной светлой кофейни (в ней готовили чудные круассаны) в проулок между домами. Кирпичные стены высились с обеих сторон, впереди виднелся небольшой старый сквер. Это было еще одно (более сокровенное) место уединения в самом центре города – излюбленное искателями тишины. Здесь же, среди розовых кустов, спрятались деревянные двери в местную библиотеку.
У дверей замерла в легкой нерешительности. В голове клубились бесчисленным множеством вопросы – странностей хватало даже за сегодняшний день. Самым отвратительным оставалось то, что никто кроме меня их не замечал, а на любые мои замечания лишь пожимал плечами и ссылался на приписываемое мне утомление. Но если свои прежние ощущения и видения я могла воспринимать фокусами рассудка, то минуту в кабинете отца помнила ярко. Знала, что видела.
Махнула головой, точно этим могла отогнать мысли. Уверенно взялась за ручку двери, дернула ее на себя.
В библиотечном коридоре прохладно. Стены его украшали картины, портреты, гравюры и старинные фолианты. Устойчивый запах книг перебивал яркий аромат свежезаваренного кофе. Из читального зала доносился тихий неспешный разговор и легкий смех – мужской и женский.
Беседующие прервали диалог, когда я вошла в зал – мужчина окинул меня быстрым взглядом, улыбнулся своей собеседнице и, отсалютовав ей же чашкой с кофе, скрылся среди книжных полок. Девушка, находящаяся за кафедрой выдачи, выпрямилась.
Она была прекрасна. Необыкновенно красива. Сияющие локоны цвета ночного летнего неба спускались чуть ниже плеч. Авантюриновые глаза, переливающиеся золотой пылью, смотрели прямо на меня. По-кошачьи как-то: хитро и хищно. Губы приоткрыты, но не в улыбке. Одета изыскано и со вкусом, но явно не на манер нынешних лет. Объемные рукава блузы, кружевной стойка-воротник. Шею ее украшало причудливое ожерелье из переплетенных серебряных змеек.
– Анна, доброго дня! Я уже Вас заждалась, – она улыбнулась. Почти искренне. – Вы принесли книги?