В час, когда взойдет луна

— До свидания, — пробормотал Заремба.

Когда варк с цыганами (оценить степень традиционности компании Заремба не мог, ибо Стокера не читал) выплыл из зала, распорядитель обернулся к Хеллбою.

— Ты их знаешь?

— Знаю? — прошипел Хеллбой. — Глаза б мои их не видели.

Четверо «цыган» тем временем, взяв своего «хозяина» в квадрат, прошли через охрану зала, под перешептывания публики вышли наружу и загрузились в «порше-сонет». Быки Зарембы это, конечно же, видели. Игорь усмехнулся, садясь на место рядом с водительским. Машину одолжили у гоблина по имени Мариуш. Он отплыл со Стахом на яхте в Клайпеду и ничего об этом не знал.

«Порше» бесшумно завелся и полетел в сторону германской границы. Опорный пункт оборудовали в Грамбове. У Зарембы окончательно вылезли бы глаза на лоб, если бы он увидел сарай, в который въехал «сонет» высокого господина. У этого сарая даже не было автоматических ворот, и двое «цыган» сами раздвигали и сдвигали створку.

Компания выгрузилась из машины.

— Ой, как кушать хочется, — Костя шумно потянул воздух носом. В сарае пахло супом — из пакетика, правда, но настоящим супом, варившимся в котелке на термобрикетах портативной печки.

— Ну, как? — спросил Антон, доставая из припаркованного рядом с «порше» фарцедудера набор одноразовых тарелок и ложек.

— Входит командор, все встают и проваливаются, — доложил Игорь. — То есть, не совсем проваливаются — у здешних бандитов неприлично крепкие нервы, но в целом удовлетворительно. Твой будущий гуру жив, относительно здоров и завтра мы его будем вынимать. Если он нас первым не изымет.

Игорь зачерпнул из котелка, подул на ложку и продолжал:

— Главное — пан Заремба сейчас теряется в догадках. Что бы ему ни наврал Хеллбой, он понимает, что Хеллбой ему наврал. Поэтому наверняка его быки бегают сейчас по всему Щецину и расспрашивают о цыганах. И ночь у него будет суетливая.

— Завтра там будут уже не четыре быка с пистолетами, — сказал Эней, уделив супу свою долю внимания. — А восемь с дробовиками. Самое меньшее.

— А им стрельба бизнес не попортит? — осторожно поинтересовался Костя.

— Попортит, — кивнул Игорь. — Ещё как попортит. Практически убьет на месте. Их терпят, пока от них шума нет — и они не наркоторговцы, дело у них стационарное. Поэтому стрелять они будут в самом крайнем случае. Но, увы, скорее всего, мы и будем тем крайним случаем.

— При ставках один к одному, — зажмурился Антон, — мы их обуем на двадцать семь тысяч. Я подсчитал.

— Не кажи гоп, поки не перескочиш, — Андрей в последний раз скребнул ложкой по дну котелка. — Всем спать. Завтра тяжелый день.

* * *

Пан Заремба действительно был обеспокоен.

Организованная преступность — зеркало организованной государственности. Поганое, мутное и кривое — но зеркало. Как государственный чиновник отвечает перед вышестоящим за свой участок работы — так и Юлиуш Заремба был в ответе за свой участок. А его участком были подпольные бои с тотализатором, мероприятие весьма популярное в портовом Щецине. И опасное — потому что зрители это не клиенты наркоторговцев, закона не боятся, молчать их не заставишь, и получается, что ты весь на виду — и живешь, пока пользы от тебя больше, чем неудобства.

В качестве ответственного за эти бои пан Заремба должен был делать три вещи: контролировать деятельность всех устроителей боев и букмекеров, собирать с них дань, передавать её определенную часть в общую кассу, пресекать появление конкурентов и попытки обвалить этот рынок.

Явление варка в шляпе прямо ни на одной из этих сфер не сказывалось. Но любая новая сила на поле могла вызвать неудовольствие начальства, а значит ахнуть по самому Зарембе — как допустил? С другой стороны, неспровоцированный конфликт тоже мог вызвать неудовольствие начальства, следовательно… А с третьей, пойди Заремба на уступку — вполне разумную, кстати, уступку — он окажет себя слабаком перед своими.

Поэтому господин Заремба действительно припряг всех быков и все свои контакты, и со страшной силой тряс Беньковского, который неделю назад выставил на арену ходячую мину по имени Марек Калиновский и по кличке Хеллбой.

Сухой остаток был по-прежнему сухим — никаких следов. Никаких зацепок. Хеллбой успел трижды рассказать историю своего знакомства с залетною дракулой — и все три версии не совпадали друг с другом ни в одной детали. Сам варк, вместе с цыганами и машиной, исчез, как сквозь землю провалился. И где искать чертова хорвата — было неизвестно.

Обычный человек завис бы между этими факторами, что осёл философа Буридана. Но ослы в организованной преступности не выживают. И пан Заремба начал действовать.

* * *

Если бы Эней хоть сколько-нибудь боялся щекотки, этой двухчасовой пытки он просто не выдержал бы. Рука у Цумэ была быстрой и верной, Десперадо он расписал в общей сложности минут за сорок пять, в такое же время уложился, разрисовывая Энею грудь, а вот когда перешел на спину — отчего-то решил предаться вольному искусству.

Сама идея была прекрасной: когда их будут искать по особым приметам — то вспомнят о татуировках, а не о шрамах. Производитель цветных маркеров для боди-арта гарантировал, что рисунок продержится неделю при активном образе жизни — то есть с учетом того, что жертва искусства будет активно потеть. И всё бы ничего, если бы Игорь вдруг не решил…

В результате Эней лежал на животе уже два часа и слушал блюзы в Игоревом же исполнении:

Well it rained five days and the sky was dark as night Yes, it rained five days and the sky was dark as night There's trouble in the lowlands tonight.

— Слушай, ты можешь как-нибудь так, чтобы не петь? — спросил Эней.

— Могу. Но тогда и не красить. И будешь ты, как некий мистер Бэнкс, односторонним человеком.

— Что ты хоть там рисуешь? — вздохнул Эней.

Мэй, не утерпев, подошла к ним, посмотрела и сказала:

— Я сейчас кого-то убью. Энеуш, он нарисовал меня!

— Всякое портретное сходство с реально существующими людьми прошу считать случайным, — промурлыкал Игорь.

Со своей лежанки поднялся заинтересованный Десперадо.

— Не подходи! — закричала ему Мэй. — Энеуш, он рисует меня… без всего!

— Как это без всего? — парировал Игорь. — А браслеты? А копьё? А лев — это, по-твоему, ничто? Любой философ скажет тебе, что даже небольшая часть льва — это определенно «что-то». Даже если она не прикрывает стратегических мест… ох… Слушай, во-первых, ты отшибешь себе кулак. А во-вторых, у меня же рука дрогнет. Хочешь усы?

— Мэй, оставь его, — сказал Эней. — Перерисовывать некогда, пусть остается, как есть. Всё равно завтра смоем.