В чужом доме

— Эрнест! Эрнест! Тебя просят в магазин!

Хозяин вышел из цеха, говоря:

— Опять какой-нибудь представитель. До чего они мне надоели!

После ухода господина Петьо Виктор заметил:

— Болтай, болтай! А на самом деле ты рад-радешенек пропустить с ними стаканчик вина!

В это утро рабочие опять поднялись ни свет ни заря. Мастер предупредил их, что предстоит тяжелая неделя. Приближалось крещение.

— Бьюсь об заклад, Жюльен, что ты никогда еще не видел столько бриошей, сколько увидишь за эти дни, — сказал Виктор. — Горы, целые горы! А слоеных пирожных будет столько, что всю свою жизнь ты станешь смотреть на них с отвращением. И…

— Хватит! Хватит! — оборвал его мастер. — Не трать столько пыла, все знают, как ты любишь работать.

Несмотря на то, что во вторник отдыхали, усталость не прошла. Привычный ритм был нарушен, и наладить его оказалось трудно. В первые дни нового года хозяин, довольный праздничными барышами, немного размяк, но теперь, едва переступив порог цеха, вновь начинал ворчать. Он уже раз двадцать обозвал Жюльена увальнем и болваном. Мальчик делал вид, что не слышит.

Господин Петьо отсутствовал добрых четверть часа. В цех он вошел, посмеиваясь. Но это был нервный смех, хозяин то обрывал его, то опять начинал смеяться и неожиданно переставал. Мастер и помощник удивленно смотрели на него. Жюльен смазывал маслом формы для бисквитных пирожных, он на миг замешкался, поднял глаза, и взгляд его встретился со взглядом хозяина. Господин Петьо тотчас же нахмурил брови. На щеках у него перекатывались желваки. Он шагнул от печи к разделочному столу, потом опять вернулся к печи и, обращаясь ко всем сразу, крикнул:

— Невероятно… Просто невероятно! Тридцать шесть лет я занимаюсь своим ремеслом и никогда не видел ничего подобного!

Мастер мельком взглянул на него и продолжал работать. Хозяин подошел к нему и сказал:

— Слышите, Андре? Никогда ничего подобного я не видел.

Господин Петьо колебался. Он бросал взгляд то на одного, то на другого. И всякий раз, когда он смотрел на Жюльена, мальчик опускал голову. Внутренний голос подсказывал ему, что все это как-то его касается. Хозяин по-прежнему ходил по цеху, повторяя, что никак не может опомниться; потом вдруг остановился, указал пальцем на Жюльена и завопил:

— Видите этого субъекта? Хорошо видите?

Все повернули головы.

— Так вот, — продолжал кричать господин Петьо, — смотрите лучше. Не каждый день увидишь такого. Знаете ли вы, кто он?

Хозяин выдержал паузу, подбоченился и выпятил брюшко. Рабочие с изумлением смотрели на него.

— Не догадываетесь? — крикнул господин Петьо. — Вы еще не догадываетесь? А ну-ка, присмотритесь получше! — Он вдруг накинулся на Жюльена: — Повернись!

Мальчик не пошевелился. Тогда хозяин завопил во всю мочь:

— Ты что, оглох? Повернись, говорят тебе.

Жюльен повернулся. Его отделял от хозяина стол, на котором громоздились противни.

— Повернись, повернись. Пусть они как следует разглядят тебя… Ну что? Он не внушает вам жалости?

Мастер попытался возобновить работу. Господин Петьо жестом остановил его и быстро добавил:

— Ну, раз вы не догадываетесь, я сам скажу. Этот мальчишка… мученик!.. Да, да, мученик. Известно вам, что такое мученик? Так вот, глядите на него во все глаза. Не так часто увидишь мученика. Я уже вам говорил, что тридцать шесть лет занимаюсь своим ремеслом, но мученика вижу впервые.

Он снова сделал паузу.

— Ничего не понимаю, — проговорил мастер.

— Ага, не понимаете, мой милый Андре? Стало быть, приходится предположить, что вы так же глупы, как и я. Потому что я тоже ничего не понимаю. Но только мне больше повезло, случай послал мне весьма красноречивого господина, и он все объяснил.

На этот раз хозяин повернулся к Жюльену, сделал два шага вперед, наклонился к мальчику через стол и спросил:

— Тебе что-нибудь говорит имя господина Дантена? Отвечай, идиот! Господин Пьер Дантен. Очень высокий и представительный господин с громовым голосом и большими усами.

Хозяин сделал вид, будто подкручивает пальцами кончики усов. Он приподнялся на цыпочки и вытянулся во весь рост.

— Высокий господин, который глядит на вас с высоты метра девяноста сантиметров, стараясь вас застращать, — продолжал господин Петьо.

Его тон разом переменился. Слова стремительно вылетали у него изо рта. На губах показалась пена. Он изрыгал ругательства. Лицо его побелело.

— Нет, шутки в сторону! — заревел он. — Вы только взгляните на этого ублюдка, который плачется в жилетку своему дядюшке! А этот старый хрыч является сюда читать мне нравоучения, думает запугать! Этот старый осел угрожает мне инспектором труда! Разглагольствует о социальных законах! Возмущается грубым обращением! Сверхурочной работой! Наворотил такую кучу дерьма, что сам черт ногу сломит!

Господин Петьо остановился и тяжело перевел дух. Он скрестил руки на цыплячьей груди и продолжал чуть тише, стараясь вложить в свою речь как можно больше язвительности:

— Этот господин допускает, что можно пнуть ученика в зад… Это, мол, еще куда ни шло… Он все-таки понимает, что можно выйти из себя… и не выдержать… Итак, пинки он допускает, но все остальное… Особенно его возмущает сверхурочная работа. Сам-то он, видать, с ней мало знаком. Бывший профсоюзный деятель, бывший уж не знаю кто… Один из этих лодырей. Человек, толком не знающий никакого ремесла! Человек, никогда ничего не сделавший своими руками! И он, видите ли, собирается учить меня, меня!

Господин Петьо ударил себя в грудь. Он все ожесточеннее размахивал руками, безостановочно ходил от печи к разделочному столу и обратно. Рабочие уже давно принялись за дело. Хозяин каждую минуту призывал их в свидетели, но никто ему не отвечал.

В конце концов он умолк, но по-прежнему ходил взад и вперед. Жюльен продолжал смазывать формы, кисточка дрожала в его руке. Господин Петьо внезапно остановился позади мальчика и заглянул в кастрюлю с жиром.

— Следи за тем, что делаешь, болван! — завопил он. — Смотри! Жир почти застыл. Ты накладываешь слишком толстый слой, а потом станут говорить, что пирожные отдают прогорклым жиром. Ей-богу, ты это делаешь нарочно. Назло! Хочешь лишить меня покупателей!

Хозяин схватил кастрюлю и сунул ее в печь; подойдя к мастеру, он сказал:

— Видите, с ним надо держать ухо востро. Этот змееныш будет намеренно пакостить, делать мне гадости. Надо смотреть за ним в оба. Не спускать с него глаз!

Вновь подскочив к Жюльену, хозяин заорал:

— Чего ты ждешь? Может, прикажешь подать тебе кастрюлю?

Мальчик обогнул стол, чтобы открыть дверцу печи. Когда он подошел к сушильному шкафу, хозяин изо всех сил пнул его в зад и крикнул:

— Поворачивайся быстрее! Ага, папаша Дантен разрешает пинать в зад. Отлично, теперь у тебя не будет недостатка в пинках! Я тебе устрою веселую жизнь, можешь мне поверить.

Жюльен вытащил кастрюлю, вернулся на свое место и снова принялся смазывать формы. Тогда хозяин покачал головой и заговорил на сей раз жалобным тоном:

— Подумать только, ведь его отец был пекарем… Пекарем еще до войны четырнадцатого года, когда тесто для хлеба месили руками! Уж он-то, конечно, работал не по сорок часов в неделю. Но в жизни бывает так: отец трудится до седьмого пота, а сын — отпетый бездельник.

Рабочие по-прежнему молчали. Каждый занимался своим делом и не поворачивал головы. Хозяин еще некоторое время бранился, говорил о никудышном поколении, о том, что теперь трудолюбивые люди — редкость; потом попросил мастера заняться печью и вышел, пообещав объяснить Жюльену что к чему.