В чужом городе

Директор опустил глаза, потом посмотрел на меня, вновь опустил… Я поднялся и начал свой рассказ:

– Да, я был в тот момент, когда директор вызвал Коровина. Он закрыл одну дверь и пьяной походкой стал приближаться к директору. Причем, он был настолько пьян, что шатался и очень плохо соображал, куда идет.

Директор поднял глаза и стал внимательно меня слушать.

– Коровин начал говорить: «Ты что меня звал, что тебе надо?»

Знаете, мне, как человеку новому на заводе, неприятно было слышать такое обращение к директору Богдан Александрович ответил: «Да, вы мне были нужны, поскольку приезжает делегация из ФРГ, как сообщил Василий Васильевич, но, поскольку вы не в состоянии решать вопросы, идите, проспитесь». И вот он пьяной походкой попятился назад, не заметил, что вторая дверь открыта, ударился лицом и свалился там же. Я хотел подойти помочь ему, но он сам поднялся и вышел. Вот все, что было при мне. – У директора расширились глаза, а я продолжал, – это все, что я могу сказать. А чтобы директор бил… Не думаю, чтобы он позволил себе такую вольность. Человек, обличенный государственными полномочиями быть руководителем такого большого предприятия, и рукоприкладствовать – я даже представить не могу.

Все уставились на меня. А Коровин заорал:

– Эй, да ты что? Да ты что, не видел? Он меня в рожу калькулятором, по морде! Он меня по морде калькулятором бил.

– Я такого не видел.

– Что, в самом деле, так было? – спросил секретарь парткома.

– То, что на моих глазах было, так. Спросите Богдана Александровича, поднимал ли он руку на Коровина.

– Богдан Александрович, расскажите, как вы изуродовали человека.

– Во-первых, его никто не уродовал, он сам себя изуродовал. Я его вызвал, чтобы согласовать мероприятия по приему специалистов из ФРГ в части бытовых условий. Он не мог даже нормально стоять на ногах, результаты чего мы сейчас видим на его лице. Я издал приказ об освобождении Коровина от должности. Кроме того, в его поведении есть много вещей, которые направлены на срыв приказа министра, а также постановления ЦК Компартии и Совета министров. Я ставлю вопрос об исключении его из партии.

Директор обратился к секретарю парткома:

– Да, Владимир Алексеевич, поставьте сейчас же вопрос об исключении этого человека из партии. В том числе и за клевету. Он клевещет, что я его побил.

И каково же было мое удивление, когда все поддержали: «Да-да-да, не место таким людям в партии. Ставь на голосование». Все члены парткома, кроме секретаря и его зама, подняли руки за исключение Коровина из партии. Вот таким образом закончился партком.

Я зашел к себе и только попросил чаю, как появился директор, он прикрыл дверь.

– Спасибо тебе!

– Да не за что. Я приехал сюда работать, а не заниматься разборками!

– Спасибо! Значит, будем работать нормально.

– Да, будем работать.

Он еще раз сказал «спасибо» и ушел.

Макар

1

Макар вышел из деканата. На руках у него документы – академическая справка об окончании третьего курса Ленинградского политехнического института. В ней – довольно приличные оценки.

Беседа с деканом оставила у него смешанные чувства. Он сказал, что ему искренне жаль расставаться с Макаром, потому что тот был примерным студентом, да еще и комсомольским лидером, «с большим будущим молодой человек» – как он выразился… Но… Семейные обстоятельства заставляли его уйти с дневного отделения и перейти на вечернее. Он даже решил уже, что это будет вечернее отделение не в Политехе…

Он шел по коридору мимо аудитории, которая много для него значила – именно там он впервые увидел ее. Ее – ту, рядом с которой теперь сосредоточилась вся его жизнь. На втором курсе он даже чуть не завалил летнюю сессию – так он был влюблен…

Он уходил с дневного отделения для того, чтобы хоть как-то обеспечить существование себе и своей любимой. Конечно, здесь, в Политехе, было вечернее отделение, но чтобы в Ленинграде устроиться на работу, нужно иметь прописку, а прописка дается не всем. Студентам дневного отделения тогда предоставляли временную прописку. А если студент каким-либо образом перестает быть учащимся дневного, то он автоматически теряет право вообще находиться в Ленинграде, не то что работать. Это считалось административным правонарушением.

Макар решил, что лучше всего ему будет продолжить обучение во Втузе. Втуз – это Высшее техническое учебное заведение при Ленинградском металлическом заводе. Учебное заведение это открылось не так давно, но преподают там преподаватели, большая часть из которых работает и в Политехе. А некоторые и вовсе перешли во Втуз на постоянную работу. Но самым важным было то, что часть предметов, особенно спецпредметы, читали конструкторы и технологи с этого же металлического завода, в частности главный конструктор гидротурбин и главный технолог. Завкафедрой гидротурбин – это бывший заместитель главного конструктора. Макар считал, что это вполне приемлемый вариант для того, чтобы продолжить образование с производственным уклоном. Тем более специальность такая же, как и в Политехнике: гидромашины и средства автоматики.

Попал на это направление он, можно сказать, случайным образом. Только поступая в Политех, он хотел быть в группе ДВС – двигатели внутреннего сгорания, но почему-то в последний момент для него не хватило места. Ему было тогда как-то безразлично, а сейчас он решил продолжать изучать гидротурбины.

Он вышел из Политеха и сразу поехал во Втуз. Он практически рядом с заводом находится. «Тоже хорошо, – решил Макар, – с работы можно сразу идти на лекции». Наверное, так и было запланировано, когда Втуз только открывали. Он зашел в деканат. Секретарь сказала, что для обучения на старших курсах необходима виза у проректора по учебной части – Игоря Юрьевича Иванова.

– А как его найти? – спросил Макар.

– Он сейчас на кафедре и в лаборатории – 308 комната.

Макар нашел эту аудиторию, постучал. В помещении было четыре человека. Одним из них был высокий мужчина в строгом костюме и галстуке. Повернувшись к Макару, он спросил:

– Вы ко мне?

– Я к Игорю Юрьевичу.

– Подождите…

Макар встал возле входа и принялся ждать. На столе увидел осциллограф без крышки. Вокруг него стояли двое молодых людей – явно не студенты – либо аспиранты, либо молодые преподаватели – тоже в костюмах и галстуках, Игорь Юрьевич и четвертый – в ситцевом халате с паяльником в руках. Они что-то обсуждают, советуются с Игорем Юрьевичем. Он дает указания, как Макар понял, лаборанту. Тот что-то впаивает, они крутят ручки, но было видно, что у них что-то не выходит.

Макару стало интересно, и он начал прислушиваться к тому, что говорят люди вокруг осциллографа. Ему стало ясно, что они не могут найти дефект. Проследив за их действиями, у Макара возникла своя версия поломки. Дело было в потенциометре и постоянных сопротивлениях.

– Все, хватит возиться, подсунули нам какой-то хлам неисправный: «Нате вам, шо нам негоже». Как будто мы свалка тут! – услышал Макар от одного из аспирантов.

– Раз не получается, составляйте акт о списании. Может, на запчасти пригодится, – ответил ему Иванов и уже начал направляться в другую сторону, но Макар, которому стало жаль этот осциллограф, попросил разрешения взглянуть.

– Пожалуйста, посмотрите, – сказал Иванов без особого участия.

– Что тут смотреть? Барахло – оно и есть барахло, – вновь возмутился аспирант.

Макар взглянул на лаборанта и заметил, что тот ему подмигнул. Макар попросил его дать сопротивление, назвал необходимые номиналы конденсаторов. Лаборант с удовольствием начал подбирать детали, за это время Макар паяльником выпаял конденсатор, сопротивление, а также потенциометр. Когда лаборант принес детали, он стал впаивать и попросил лаборанта принести ему лампы. Ему показалось, что лаборант как-то странно ему помогает, будто бы с большим удовольствием. Макар впаял потенциометр, сопротивление, поставил лампы, включил, дал прогреться – и осциллограф заработал. Лаборант аккуратно, чтобы не видели остальные, показал Макару большой палец.