В чужом отражении

— Было интересно узнать, что у нас в городе открыли такой современный медицинский центр, — дипломатично ответила я.

Соболев усмехнулся.

— О, да, мы же собираемся пустить здесь корни, не так ли, дорогая?

— Не очень понимаю, что ты имеешь в виду, — повела я плечом, надеясь, что Соболев не станет распространяться о личном при водителе.

Зря надеялась.

По-хозяйски закинув руку мне на живот, он усмехнулся:

— Кто-то обещал мне целую орущую ораву детешек.

— Я обещала это тому славному парню – следователю, с которым встречалась, — огрызнулась я. Слова Соболева задели меня за живое, причинив боль. – Не знаешь, что с ним сталось?

— Он пошёл на повышение, — рассмеялся Соболев так, будто его враньё не было чем-то из ряда вон выходящим.

Его смех ещё долго отдавался у меня в голове, став источником головной боли. Промаявшись пару часов без дела дома, я решила попытать счастья и ещё раз набрала сестре – без удачи.

Пытаясь не проводить никаких параллелей между внезапным исчезновением сестры, её видео, присланным мне накануне и внезапной активностью Соболева, я решила съездить к ней на квартиру.

Соглядаи, сторожащие меня, конечно, тут же донесут Соболеву, но… по крайней мере, я хоть что-то сделаю!

Одевшись в джинсы и неприметную футболку, я отправилась к сестре.

Аньки дома не оказалось.

Я постояла какое-то время перед дверью, звоня одновременно как в дверной звонок, так и по телефону – но мне никто не отвечал.

Это ещё ничего не значит, решила я и, запретив себе волноваться, пошла по соседям.

К сожалению, мы с Анькой были самыми настоящими близнецами – как те самые Оля и Яло. А с тех пор, как сестрица сменила цвет волос на наш натуральный цвет, мы вновь стали похожи как в детстве.

Да, я обычно не надевала мини юбки, не особенно увлекалась макияжем и каблуками, но без всей этой мишуры мы и в сам деле напоминали две горошины из одного стручка.

За полчаса я услышала много «хорошего» в свой адрес. Явно было одно: Аньку не любили за вызывающий вид, за шумные попойки и за истошные «крики счастья» по ночам.

Про попойки я не знала.

Впрочем, я и про её «карьеру» до последнего была не в курсе: Анька много лет водила нас всех за нос. Лишь недавно выяснилось, что моя сестрица работает не совсем в модельном агентстве. Я… когда всё открылось, я была настолько оглушена собственным несчастьем, что почти не говорила с ней об этом. Да и не могла я поговорить – Соболев практически запретил мне общаться с сестрой. Разрешались лишь редкие звонки по телефону – и то, всегда в его присутствии.

А потом случилось то, что случилось.

Анька тогда убеждала меня, что всё хорошо, что она оправилась – и вновь радуется жизни, но…

… что я знала, о том, насколько это правда?

Несмотря на всю грязь, на всю эту неразбериху между нами, она оставалась моей сестрой – моей близняшкой, которая запуталась в жизни куда больше, чем я сама.

Промаявшись возле её дома несколько часов, я вернулась назад ни с чем. Стараясь не нервничать, принялась заниматься домашними делами. Долго думала, что делать со всем тем богатством, что было на мне сегодня надето. Я понятия не имела, можно ли стирать это дорогущее платье в машинке, поэтому просто убрала его в чехол вместе с украшениями, привязав небольшой мешочек с золото к вешалке. По-хорошему, следовало всё это вернуть Соболеву, но я знала, что он не просто не возьмёт вещи назад, но ещё и очень разозлится на мою попытку это сделать.

Пропылесосив и помыв полы, я почувствовала, что немного проголодалась. Наедаться после сытного позднего обеда в ресторане не хотелось, поэтому я сделала себе омлет из одного яйца, налила чаю – и стала думать.

Глупо, наверное, было ходить по соседям в поисках свидетелей. Если с Анькой что-то и произошло, то жильцы дома всё равно будут молчать; никто из Анькиных соседей, судя по всему, не стал бы вступаться за «гулящую девку».

Отпив горячего чая, я гадала, что делать дальше.

Сестра пропала – это факт. Но не факт, что не по своему желанию. Анька давно жила отдельно, не отчитываясь ни перед мамой с бабушкой, ни передо мной… Может, у неё какое-то дело, допустим, в Москве... Я почти успокоилась. Почти.

А потом вспомнила про видео, которое прислала Анька – и меня снова начала колотить нервная дрожь.

Наверное, из-за этого, я решила попробовать позвонить Анжелике — просто потому, что остальные идеи уже закончились.

Удивительно, но «супервайзер» сестры не просто ответила на мой звонок, но она ещё и вполне дружелюбно поинтересовалась, что случилось.

—Аня не объявлялась? – спросила я, затаив дыхание.

— Аннет? Да не, прячется где-то, стерва. Ты-то её зачем ищешь?

— То есть, — не сразу я поняла суть вопроса.

Анжелика тяжело вздохнула и произнесла:

— Она вот мне денег должна, поэтому я её и ищу. А тебе она зачем сдалась?

— Это вообще-то моя сестра, - напоминала я Анжелике. – Как я могу о ней не волноваться?

— Ну не знаю… Я вроде как слышала, что она сильно тебя подставила, — оборвав себя на полуслове, Анжела протянула. – Впрочем, это твоё дело. Мне твои поиски только на пользу будут.

— Ты искала ее?

— Вообще, везде глухо, как в танке, — пожаловалась Анжелика. — Твоя сестрица как будто под землю провалилась.

«Надеюсь, не в прямом смысле этого слова», — мысленно взмолилась я, надеясь, что Соболев не решился свести все концы с концами таким образом.

— Я только что прошлась по соседям: никто ничего не знает, никто ничего не слышал.

— Ну естественно, - фыркнула Анжелика. – Кто станет впрягаться за проститутку.

Грубое слово резануло по ушам, но, увы, это была хоть и жестокая, но всё же правда.

— Ты знаешь, у кого могут быть ключи от её квартиры? – спросила я. – Хорошо бы открыть квартиру, что проверить внутри.

— Нее… твоя сестрица – скрытная девка. Хоть и шлюха – но не дура.

Слабое утешение, честно признаться.

Хотя… Проститутки были всегда и везде – первой древнейшей эту профессию называли не просто так. В голову приходили имена великих женщин, которые продавали своё тело за деньги или за идею…

Проблема была в том, что мы не нуждались в деньгах!

Нет, то есть нуждались – был период, когда мама не могла купить нам новой пары обуви и приходилось чуть ли не скотчем приклеивать кроссовки изнутри.

Но у нас всегда было место где жить; была еда: да, пустые макароны; да, рис, приправленный пережаренным луком и морковкой — без мяса или курицы. Но мы всё равно не были голодными, и нам не грозила голодная смерть.

Я вспомнила, как мы ругались с Анькой, когда я всё узнала. Я тогда тоже ляпнула про голодную смерть – которая нам не грозила.

А сестра, сменив меня с ног до головы, хрипло рассмеялась.

— Какая же ты глупая, Янка. Ты считаешь, что кому-то нужна эта устаревшая мораль?