В деревне Пяторота

Опасаясь, как бы старинная ёмкость не лопнула прямо в её руках, Света занесла бутылку на кухню и поставила внутрь эмалированного ведра. Затем бегом вернулась обратно. Ведь из сеней раздался торжествующий вопль:

– Я знайшла (нашла)!

Недоумевая, что непрошеная гостья могла найти в чужом доме, Светлана вбежала в сени. Чудная тётка, стоя на лестнице, с любовью вытирала пыль с какого-то куска картона. Света пригляделась и поняла, что женщина держит в руках чью-то фотографию.

– Ось мiй чоловiк (мой муж)! – протянув девушке фото, с гордостью сказала она.

На фото рядом с женщиной, по виду похожей на её нечаянную гостью, красовался… Светин прадед Иван Морозов. Одетые по моде 2-ой половины 19 века, красивые, молодые. Он стоит, положив руку на плечо своей спутницы. Она сидит на стуле с высокой спинкой. Видимо, ради этой съёмки деревенские жители приехали в город, где имелось фотоателье.

– Одно не зрозумiла, – морща лоб, сказала женщина, – нащо (зачем) я це карточку сюды заховати (спрятала)? Ладно – горiлку сховати от Ивана. Вiн (он) её тут шукати (искать) не стане. А на кой ляд менi це карточка среди посуды?

Неожиданно Светлана сорвалась с места и бросилась в комнату, где на столе, сколько она себя помнит, у них в семье лежал фотоальбом. Будучи маленькой, Света любила смотреть в нём фотографии. Но после отъезда в Киев в пятнадцатилетнем возрасте она как-то забыла о его существовании. Наверняка, приезжая в родительский дом, видела альбом, но ей было уже не до него. Однако сейчас девушка захотела уточнить один момент.

Её руки быстро листали страницы из плотного коричневатого картона, а нужное фото всё никак не находилось. Светлана уже испугалась, подумав, что фотография потерялась, как вдруг заметила кончик некоего снимка, который кто-то, намеренно или нечаянно, засунул под другую, большую фотографию.

Осторожно потянув за уголок, Света вынула фото. Да, тот самый снимок. Помнится, как-то раз с бабой Ганной маленькая Света в очередной раз рассматривала семейный альбом. И в какой-то момент востроглазая девочка обнаружила фото, на котором её прадедушка Иван в лихо задвинутом на затылок картузе обнимал молодую светловолосую женщину, которая к нему так и льнула. Ну ещё бы, такой красавчик! Это даже маленькая Света понимала.

– Це мiя баба Дуня? – ткнув пальцем в снимок, утвердительно спросила малышка.

В семье Провисьон говорили на смешанном русско-украинском наречии. Впрочем, также разговаривали и все жители Пятороты – села, которое было основано то ли при дедушке, то ли при отце последнего российского императора, как военное поселение.

Однако бабу Ганну её невинный вопрос почему-то смутил. Ничего не говоря, она тут же перевернула страницу. Света эту историю вскоре забыла. Собственно, что тут помнить-то, если в альбоме было всего два снимка прадедушки Ивана? Один – тот, что обнаружила ещё давеча незваная гостья, а второй – этот, где всё тот же Иван, но уже в компании с женщиной. Логично было предположить, что красивая светловолосая спутница прадеда – это Светина прабабушка, слава о красоте которой, говорят, гремела до самого Дона. Неудивительно, что её называли Первой красоткой Пятороты.

Но теперь Светлана ни в чём не была уверена. Ведь фото, которое обнаружила на полках её странная гостья, она никогда прежде не видела. Вопрос: Кто из двух женщин, которые на двух разных снимках были запечатлены рядом с прадедушкой Иваном, её прабабушка? Что Света знала точно, и чем очень гордилась её мама, для представителей рода Морозовых были характерны крепкие браки. Они не только не разводились, но и в случае раннего ухода своих вторых половинок в повторный брак не вступали. Можно сказать, однолюбы. Тогда почему её прадед Иван на двух разных фото изображён с двумя разными женщинами?

До рези в глазах Светлана всматривалась в старинное чёрно-белое фото. Её мозг, кажется, готов был уже взорваться от напряжения. Кто эта женщина рядом с прадедушкой Иваном?

– Що ти, дiвка, тут дивишся (смотришь)? – вдруг раздался над её ухом весёлый голос.

Движимая непонятным ей самой инстинктом, Светлана попыталась спрятать фото между страниц альбома. Однако женщина заметила её движение и с детской непосредственностью потянула фотографию к себе. Опасаясь, что снимок порвётся, девушка позволила незваной гостье сделать то, что она хотела. Почему-то в этот момент на душе у неё стало тревожно. И, как оказалось, не зря. Из груди чудной тётки внезапно вырвался сдавленный вскрик:

– Свинота мiй Иван! Кобель окаянный! И Катька, курва белобрысая, туды же. Убью обоих!

Путаясь в полах длинной юбки, женщина бросилась к выходу. Светлане бы радоваться, что так тяготившая её с утра история, наконец, хоть как-то разрешилась, а она кинулась за своей незваной гостьей. Ну вот такие они, Морозовы: хотят одно, а потом делают другое!

Стычка с Головой.

Несмотря на то, что Света развила неплохую скорость, чудная тётка её опередила. Когда девушка выбежала за калитку, та уже вовсю выясняла отношения с их сельским главой – Григорием Алексеевичем Приходько. У Светы глаза на лоб полезли при виде этой картины. Но не оставлять же теперь её нечаянную гостью один на один с суровым руководителем! У Григория Алексеевича характер не мёдом мазанный. Он уже лет десять, как Голова, однако, похоже, до сих пор не свыкся со столь высоким положением: любит совать свой нос в чужие дела. Жители Пятороты это знают и лишний раз просто стараются с ним не пересекаться.

– Кажи, де Зорька? – уперев руки в бока, воинственно наступала на высокого и дородного мужчину Евдокия Семёновна, едва достававшая ему до подбородка. – Нигде иё нема! Чуе мое серце, це ти, дурень, куда-то задевал мiю Зорьку. Кому она ишо треба?

У Светланы лоб взмок от ужаса. Её случайная гостья разговаривала с руководителем села, словно перед ней был рядовой пастух, а не Голова. Похоже, очень эмоциональная по натуре, она уже забыла, что заставило её сломя голову выбежать из дома Провисьон. Теперь чудная тётка вдруг озаботилась поиском своей пропавшей коровы.

– Может, это и к лучшему? – подумала Света. – Ведь страшно представить, к чему могли привести Евдокию Семёновну её поиски покойного прадедушки Ивана и этой «белобрысой курвы» Катьки! Однако Григорий Алексеевич грубости терпеть не станет. Что же делать?

– Да ти хто такая? – возмутился Голова. – Я тобi знать не знаю!

– Ти мене не знаешь? – рассмеялась женщина. – Да ежели, Грицька, ти до вечера Зорьку мiю до хаты не приведёшь, я тебе нюхало твоё так разукрашу, що на люди не покажешься!

– Ти як зi Головою гуторишь? – повысил голос Григорий Алексеевич на странную тётку.

– У тебе що, Грицька, голова був на плечах? – удивилась Евдокия Семёновна. – Я таке не упомню, – а потом добавила: На кой ляд пастуху голова? Коровы в поле сами пастись може.

Приходько сначала густо покраснел, затем расстегнул пуговицу рубашки. По-видимому, главе села стало не хватать воздуха. Ну ещё бы, если ты привык чувствовать себя первым человеком на деревне, напоминание о далёком прошлом, когда после школы ты трудился подпаском у деревенского пастуха, так как не сумел поступить в техникум, может обидеть даже менее самолюбивого и заносчивого человека. А уж Григорий Алексеевич, нежданно-негаданно поднявшись по карьерной лестнице, привык к тому, что окружающие его, если не уважают, то хотя бы побаиваются. И вдруг непонятно откуда взявшаяся на его пути тётка заявляет, что он для неё пастухом так и остался. Неудачно, однако, день нынче начался!