В деснице благодати

думают так же.

На пошив штанов пошла ткань всего того, что мне удалось сделать в жизни, прочнейший материал решенных задач и воплощенных замыслов. Здесь что-то

проштудировал, там написал проповедь. Многие хвалили мои брюки, и, признаться, я

полюбил поправлять ремень на публике, лишь бы их заметили и оценили.

Не меньшее впечатление производил и пиджак. Он был соткан из моих убеждений.

Каждый день я облачался в особое религиозное рвение. Чувства мои были сильны.

Настолько сильны, что нередко меня просили продемонстрировать пиджак моего

благочестия на религиозных собраниях для воодушевления остальных. Конечно же, я с

радостью соглашался.

Там же я щеголял и своей шляпой с пером, шляпой моих познаний. Сделав ее

своими руками из материала моих личных представлений, я носил этот головной убор с

гордостью.

«Наверняка мой костюм производит впечатление на Бога», — частенько думал я.

Время от времени, приосанившись и выпятив грудь, я прохаживался в Его обители, рассчитывая услышать похвалу в адрес моей самодельной одежды. Он всегда молчал.

«Должно быть, это восхищенное молчание», — убеждал я себя.

Но постепенно мой гардероб стал приходить в негодность. Ткань брюк

истончилась. Мои лучшие работы трещали по швам. У меня стало накапливаться больше

незавершенных дел, да и тем немногим, что я делал, хвастаться не приходилось.

«Ничего, — думал я, — возьмусь за дело посерьезней, и проблем не будет».

Но проблема была как раз в том, чтобы взяться за дело посерьезней. В пиджаке

моих убеждении появилась дыра. Мою самонадеянность как ветром сдуло. Порыв

этого холодного ветра ударил меня в груди». Я хотел было поглубже натянуть на голову

шляпу, да только ее поля оторвались.

За пару месяцев костюм моей убежденности в собственной праведности

полностью износился. Я уже не был похож на элегантного джентльмена, скорее на

какого-то оборванца. Страшась, что Бога рассердит мой вид, я изо всех сил старался

залатать свои лохмотья, прикрыть заблуждения. Но ткань стала уже такой ветхой... И

ветер задувал все сильней. Наконец я сдался. Я решил снова идти к Богу (а куда мне

было еще идти?).

Зимним днем я пришел в Его обитель — не ради комплиментов, мне нужно было

хоть немного тепла. И взмолился слабым голосом:

— Мне холодно, будто я совсем голый.

— Так и есть. И уже давно.

Никогда не забуду, что Он сделал после этого.

— У Меня кое-что найдется для тебя, — сказал Господь. Стряхнув с меня ниточки, оставшиеся от старой одежды, Он достал мантию, царскую мантию, одеяние Его

благости. Накинув ее мне на плечи, Он ласково произнес:

— Сын Мой, теперь ты облекся во Христа(см.: Гал. 3:27).

Тогда я наконец-то понял смысл гимна, который пел, наверное, тысячу раз: Одетый только в праведность свою,

Оправданным стоит перед престолом

Мне кажется, что кое-кто из вас знает, о чем я говорю. Вы тоже носите

собственноручно скроенную одежду. Вы сами сшили ее и украсили своими

благочестивыми делами... и вы уже заметили прорехи в ткани. Прежде чем вы начнете

их латать, я хотел бы поделиться с вами мыслями о величайшем открытии в моей жизни

— о Божьей благодати.

У меня есть план для нас с вами: какое-то время мы будем подниматься на горные

вершины послания Павла к римским христианам. В послании, обращенном к

самоуверенным людям, нагота тех, кто предпочел самодельную одежду, противопоставляется радости облекшихся в мантию благодати. Послание к Римлянам

— величайший из когда-либо написанных трактат о благодати. Вы вдохнете свежего

воздуха, и вашему взгляду откроются ясно различимые дали.

Мартин Лютер назвал Послание к Римлянам «главной частью Нового Завета, Евангелием чистейшей воды»2. Бог воспользовался этой новозаветной книгой, чтобы

преобразить жизнь (и одеяние) Лютера, Джона Уэсли, Жана Кальвина, Уильяма Тиндла, святого Августина и миллионов других людей.

Есть все основания надеяться, что Он сделает это и для вас.

Макс Лукадо День памяти павших2, 1996 год

1

Рим. 1:21-32

ПРИТЧА О РЕКЕ

У одного отца было пятеро сыновей. Все вместе они жили в горном дворце.

Старший сын был послушный, а четверо младших — не очень. Отец предупреждал их, как опасна горная река, но они не слушали. Он просил сыновей не подходить к берегу и

ни в коем случае не лезть в воду, чтобы их не смыло потоком, но соблазн был слишком

велик.

С каждым днем четверо непослушных братьев осмеливались подходить все ближе

и ближе к реке, пока один из них не решил, наконец, дотянуться до воды.

— Держите меня, чтобы я не упал, — сказал он, и братья крепко вцепились в него.

Но он не успел коснуться воды и все-таки упал; неистовым потоком его вынесло на

стремнину, а вместе с ним и всех остальных.

Река тащила их, свирепо била о камни, перебрасывала через пороги, захлестывала

волнами. Их крики о помощи не пробивались сквозь страшный грохот воды. Как ни

старались братья подплыть поближе к берегу, против могучих ударов стихии они были

бессильны. После долгих часов бесплодной борьбы они покорились течению. В конце

концов река выбросила их на плес где-то в чужом угрюмом краю, очень далеко от дома.

2 Праздник, отмечаемый в США в последний понедельник мая. В этот день американцы отдают дань памяти

соотечественникам, погибшим на полях сражений. — Примеч. ред.

Дикие люди обитали в этой стране. Здесь братья не могли чувствовать себя в такой

безопасности, как во дворце своего отца.