В доме веселья

Мисс Барт скептически отмахнулась:

— Это у них никогда не кончится, Берта всегда знает, как получить его назад, когда он ей нужен.

Миссис Фишер продолжала, наблюдая за ней краем глаза:

— Но что, если у него будет другая? Да, это именно то, что нужно: бедняга не может быть один. А я помню, каким хорошим парнем он был — жизнелюб, весельчак. — Она помедлила и сказала, не глядя Лили в глаза: — Он ни минуты с ней не останется, если будет знать, что…

— Знать — что? — повторила Лили.

— Да хотя бы то, что знаешь ты, — у тебя же была масса возможностей! Имей он неопровержимые улики…

Лили перебила ее, мучительно покраснев:

— Пожалуйста, давай сменим тему, Керри, — это для меня слишком отвратительно. — И чтобы отвлечь внимание собеседницы, спросила с нарочитой игривостью: — А кто второй кандидат? О нем-то мы и забыли.

Миссис Фишер рассмеялась в ответ:

— Сейчас ты, наверное, раскричишься во весь голос, если я скажу, что это Сим Роуздейл?

Мисс Барт не раскричалась. Она сидела молча и задумчиво смотрела на подругу. Предположение, что такое возможно, по правде говоря, уже не раз приходило ей в голову за последние несколько недель, но, минуту подумав, она сказала легкомысленно:

— Мистеру Роуздейлу нужна такая жена, которая сможет внедрить его в лоно Ван Осбургов и Треноров.

— И ты сможешь, — подхватила миссис Фишер, — с его-то деньгами! Представляешь, насколько это прекрасно сложится для вас обоих?

— Я не представляю, как заставить его представить это, — ответила Лили, засмеялась и перевела разговор на другую тему.

Но на самом деле она думала об этом еще долго после ухода миссис Фишер. Она редко встречала Роуздейла с тех пор, как присоединилась к Гормерам, потому что он с прежней настойчивостью пытался проникнуть в тот рай, из которого она ныне была изгнана, но раз или два, за неимением лучшего, он приезжал к Гормерам на выходные и не оставил ей никаких сомнений в том, что он о ней думает. Он все еще обожал ее — это было очевидно более, чем когда-либо, поскольку в кругу Гормеров он был своим и никакие условности не сдерживали его в выражении чувств. Но те методы, которыми он выражал свое восхищение, показывали, что он четко просчитал, как следует к ней относиться в данной ситуации. Он наслаждался, показывая Гормерам, что давно знаком с «мисс Лили» — да, теперь она была для него «мисс Лили», а ведь прежде они почти не соприкасались в обществе, — и особенно наслаждался тем впечатлением, которое производит на Пола Морпета давность их знакомства. Но он давал всем понять, что эти близкие отношения — не более чем рябь на поверхности потока светской жизни, что-то вроде релаксации, которую мужчина, занятый серьезными и важными делами, позволяет себе в часы отдохновения.

Необходимость смириться с этой проекцией их прошлых отношений и принимать их в соответствии с правилами вежливости, принятыми среди ее новых друзей, глубоко унижала Лили. Но она более, чем когда-либо, старалась не ссориться с Роуздейлом. Она подозревала, что ее отказ стал для него одним из самых незабываемых, а поскольку он кое-что знал о ее неудачных денежных делах с Тренором, наверняка делая из этого знания самые низменные выводы, Лили безнадежно оказывалась в его власти. Правда, предложение Керри все-таки пробудило в ней проблеск надежды. И хотя Роуздейл ей по-прежнему совсем не нравился, она перестала презирать его. Ибо он медленно, но верно шел к своей цели в жизни, а человек настойчивый достоин большего уважения, чем неудачник, потерявший всякую цель. Она всегда чувствовала в нем эту непоколебимую целеустремленность, с которой он пробивался сквозь вязкую массу социального отторжения, неприятия. Уже само его богатство и то мастерство, с каким он это богатство использовал, предоставляло ему завидное место в деловом мире и налагало на Уолл-стрит такие обязательства, которые могла погасить только Пятая авеню. В соответствии с этими требованиями его имя начало фигурировать в списках муниципальных комитетов и попечительских советов. Он появлялся на званых ужинах в честь влиятельных незнакомцев, обсуждалось принятие его в члены одного из самых престижных клубов, и оппозиция убывала. Один или два раза его приглашали на ужин Треноры, он научился всего лишь с легким презрением в голосе говорить о больших приемах Ван Осбургов, и теперь ему требовалась лишь жена, призванная ускорить последние шаги его триумфального восхождения. Именно из этих соображений он принялся обхаживать мисс Барт год назад, но за это время он вскарабкался гораздо ближе к вершине, а вот она утратила власть и не могла ускорить его последние шаги. Все это Лили увидела с предельной ясностью, которая приходила к ней в минуты отчаяния. Это лишь успех ослеплял ее, а вот в сумерках поражения она могла видеть все в истинном свете. И, всматриваясь в эти сумерки, она разглядела едва заметную искру утешения. Под утилитарной целью сватовства Роуздейла она ясно ощутила тайный огонь личного чувства. Лили не испытывала бы к нему такой неприязни, если бы не знала, что он смеет обожать ее. А что, если его страсть по-прежнему не угасает, хотя прочие мотивы перестали ее поддерживать? Лили никогда не давала ему надежды, он влачился за ней, невзирая на ее откровенное пренебрежение. А что, если она сейчас решит воспользоваться властью, которой, даже когда Лили не применяет ее в полную силу, он так сильно подвержен? Что, если она заставит его жениться на ней по любви — теперь, когда у него нет никаких других причин, чтобы взять ее в жены?

Глава 6

Как и подобало персонам на подъеме, Гормеры затеяли строительство виллы на Лонг-Айленде, и частью обязанностей мисс Барт стало сопровождение миссис Гормер во время постоянных инспекций нового имения. И пока миссис Гормер погружалась в проблемы освещения и канализации, у Лили было время побродить вдоль окаймленного деревьями залива, там, где кончалась усадьба, и вдохнуть чистый воздух осени. Лили не была склонна к одиночеству, но временами ей хотелось убежать от бессмысленного шума ее жизни. Она устала от того, что ее несло, вопреки ее желаниям, в потоке удовольствий и дел, в которых она не принимала участия, устала от наблюдений за другими людьми, ищущими возможность развлечься и промотать деньги, когда сама она чувствовала себя средь них не более чем дорогой игрушкой в руках избалованного дитяти.

Все это было у нее на уме, когда однажды утром, свернув по пути с берега на незнакомую аллею, она натолкнулась на Джорджа Дорсета.

Усадьба Дорсетов располагалась в непосредственной близости от вновь приобретенных владений Гормеров, и в своих автомобильных прогулках с миссис Гормер Лили пару раз замечала супругов, но те вращались по совершенно иной орбите, так что на встречу Лили не рассчитывала.

Дорсет шел раскачиваясь, с опущенной головой, в дурном настроении и не замечал мисс Барт, пока не столкнулся с нею, но, увидев ее, вместо того чтобы увильнуть, как она неуверенно ожидала, бросился к ней с энтузиазмом, нашедшим выражение в первых же словах:

— Мисс Барт! Вы подадите мне руку, ведь правда? Я надеялся вас встретить… если бы посмел, я бы вам написал.

Волосы его были спутаны, усы растрепаны, а на лице появилось загнанное выражение, как будто он участвовал в бесконечном соревновании, бегая наперегонки со своими мыслями.

Его поведение извлекло из Лили сострадательное приветствие, но он наступал, воодушевленный ее тоном.

— Я хочу извиниться, простите меня за ту жалкую роль, которую я сыграл…

Она прервала его быстрым жестом.

— Давайте не будем об этом, мне было вас очень жаль, — сказала она чуть пренебрежительно и немедленно отметила, что Дорсет почувствовал интонацию.

Он вспыхнул до ввалившихся глаз, густо побагровел, и она пожалела, что так сильно ударила.

— Вы вправе, но ведь вы не знаете… дайте мне объяснить. Меня обманули, отвратительно причем.

— Тогда тем более мне вас жалко. — Она перебила его без малейшей иронии. — Но вы обязаны понимать, что я совсем не тот человек, с которым это обсуждается.

Он удивился непритворно:

— Почему не тот? Разве вы не единственный человек, с которым я обязан объясниться?

— Мне не нужны объяснения, все и так совершенно ясно.

— А… — пробормотал он, снова повесив голову, и мазнул нерешительной рукой по веткам кустарника у аллеи.

Но когда Лили попыталась пройти мимо, он кинулся к ней с новыми силами:

— Мисс Барт, ради бога, не покидайте меня! Мы же были добрыми друзьями… вы всегда были добры ко мне, вы даже не представляете, как я нуждаюсь в друге!

Жалкое бессилие этих слов чуть приподняло грудь Лили, она вздохнула. Ей тоже необходимы друзья — она испробовала боль одиночества, и ее возмущение жестокостью Берты Дорсет смягчило сердце в сострадании к бедняге, который был, в конце концов, главной жертвой Берты.

— Я хотела бы так же и оставаться доброй, против вас я ничего не имею, — сказала она. — Но вы должны понимать, что после того, что произошло, мы не можем оставаться друзьями, и мы не можем видеться.

— Ах, как вы добры, как милосердны… вы такая всегда! — Он не сводил с нее жалобных глаз. — Но почему мы не можем быть друзьями? Почему? Я ведь раскаялся, я прах и тлен. Невыносимо же знать, что вы осудили меня за ложь, предательство друзей! Я был наказан уже достаточно тогда… неужели я не заслуживаю передышки?

— Полагаю, вы нашли полное отдохновение в примирении, осуществленном за мой счет, — не сдержавшись, отпарировала Лили, но он прервал с мольбой:

— Не надо так. Это и было худшее мое наказание. Боже мой, что я мог сделать — разве я не был бессилен? Вас избрали жертвой! И что бы я ни сказал, все было бы вам во вред…

— Я ведь сказала, что не виню вас, и прошу об одном: поймите, после того, как Берта использовала меня… после того, что она сделала, мы не можем встречаться.

Он стоял перед ней во всей своей упорной слабости.