В Древнем Киеве
Шрифт:
— Думаю, что пропажа та — дело Гордятиных рук. Видишь ли, вспомнил я потом, что к вечеру, когда я спать лег, приходил слуга боярский, принес мне кувшин заморского вина. Вот он, верно, и взял незаметно… Запутался я… и погиб. Теперь живи не по своему умению, а по Гордятиному хотению. Нет, уж лучше отойди от меня, — говорит Тудор Ждану. — Поищи лучше свободного человека. Много в Киеве великих искусников. Поищи, походи, подумай!
Легкое ли дело подумать! А тут еще отец его, Петрило, с тревогой все вспоминает о родном селе. Что-то делается дома? Ведь вот коня Воронка он увез с собой в Киев, а конь-то не «свойский», не собственный, а боярский; а вдруг Гордята
А Ждан все ищет, все ходит по городу то с поручениями от златокузнеца, то сам придумывает предлог, чтоб познакомиться с разными мастерами.
Сидит Ждан на каменной скамейке и глядит вокруг себя. Вон вдали от него высится стена. Мудреное дело такую стену сложить, а еще мудренее кирпичи эти — плитки изразцовые — приготовить, узор на них вылить.
Посмотреть бы, как это делается!
«Внизу под горой, где расположен град, — залежи глины. Тут и живут гончары», — вспомнил он Тудоровы слова.
Ждан поднялся со скамьи и пошел обратной дорогой к Софийским воротам. Налево от ворот тянется вал, на валу бревенчатая стена. Жданко взбежал на вал, приник глазом к щели между бревнами. Глядит: так и есть, как говорит Тудор; улица в узкой ложбине между холмами. На улице стоят дома ремесленников; они тесно приткнулись друг к другу! [13]
Ждан оглянулся, поглядел направо, налево — никого нет… пустынно! Решился…
Вскарабкался на стену — высока стена, трудно ее одолеть!
13
Эта улица под тем же названием «Гончары» существует в Киеве и в настоящее время.
«А вдруг заметит городской страж и подумает, что какой-то лиходей забрался?» Но нет никого: покойно, тихо!
Ждан перемахнул через стену, спрыгнул на землю… земля глинистая, ноги вязнут: одну вытащишь, другая скользнет. Упал, но не разбился, только больно оцарапался, — склон вала порос колючим кустарником. Однако Ждан поднялся, стал на ноги, огляделся вокруг. Где же это он очутился?
Вот лежат на земле деревянные рамы, заполненные глиной; глина еще совсем сырая. Чуть подалее навес; под навесом сохнут уже готовые кирпичи. Солнечные лучи проникают сквозь дырявую крышу, сушат их, а ветерок обдувает.
Ждан догадался. Он во дворе у какого-то гончара — вон из дверей дома выбежало двое ребят: мальчик и девочка. Они босиком, простоволосы, в одних сорочках. Мальчик вскочил на раму, резвыми ножками топает по сырой глине. Девочка тоже хочет вскарабкаться вслед за мальчиком, но ей никак не взобраться: она очень мала. Откуда-то из-за угла дома выскакивает коза и тоже лезет на раму; девочка цепляется за козлиные ноги, коза брыкается, и все вместе они топчут глину.
Жданко кричит ребятам:
— Уходите отсюда тотчас же, вы портите кирпичи, уходите, а не то я вас!..
Дети обернулись на Жданкин крик, испугались, увидя незнакомого человека, и закричали во все горло. На ребячий крик из-под навеса выбежал человек с засученными рукавами, весь вымазанный глиной, черноглазый, взъерошенный.
Увидя незнакомца, гончар
нахмурился. Спросил отрывисто:— Лезешь чего без спросу? Чего высматриваешь?
Ждан смутился, стал просить прощения, что явился во двор.
— За такие дела знаешь, что бывает? — сказал мастер и при этом так выразительно посмотрел на Ждана, что тот струхнул не на шутку.
— Прямая улица тянется от Софийских ворот к моему дому, а ты скачешь ко мне с вала? Что за прыть такая? За это дело ответить надобно!
Жданко, красный от огорчения и стыда, стал объяснять гончару, что он худа не мыслил, а просто не знает дорог и улиц киевских, — приезжий он.
— Сказали мне: «гончары под горой», — а не объяснили, как пройти, вот я и свалился нежданный, угодил прямо в твой дом.
Мастер еще раз взглянул на Ждана; простодушное, растерянное лицо малого смягчило сердце гончара, и он сказал:
— Раз свалился, так и рассказывай, что тебе от меня надобно.
Жданко объяснил, что выучиться хочет мастерству его.
— За ученье платить требуется! — строго ответил гончар.
— Да я и заплачу! — робко пролепетал Жданко, а у самого душа ушла в пятки: чем же он заплатит?
— Хочешь знать, как я работаю? Не так это дело просто, чтоб первому встречному показывать. Уж больно ты хитер, малый! Откуда такой выискался?
Гончар продолжал недоверчиво разглядывать Ждана, ворча при этом:
— Мастерству научиться хочешь! Вот так сразу тебе и раскрой все тайны! Я, может быть, век свой мастерству учусь, ума-разума набираюсь, а тебе вот так все разом и выкладывай!
Ждану так стыдно, что он разом провалился бы сквозь землю, только бы не слушать нареканий гончара!
Жалкий вид малого окончательно убедил мастера, что перед ним не лиходей какой-нибудь и не хитрец, пришедший выпытывать тайны ремесла, а простодушный малец, который впрямь может стать ему добрым помощником.
— Ну, ладно, так и быть! Вот гляди!
Мастер подвел Ждана поближе к навесу и улыбнулся. Мелкие морщины собрались у глаз и побежали во все стороны.
— Гляди: кирпич просох. Я лью на него цветную поливу, а затем обжигаю в печи.
Гончар показал на горн, стоящий у подножия вала.
— Вот видишь! — мастер подошел к горну, вытащил из него щипцами блестящую и гладкую глиняную плитку. — А вот погляди, что будет дальше.
Гончар прошел под навес и принес с собой тигелек [14] с двумя ячейками, насыпал в одну ячейку желтый порошок, а в другую — синий. Порошок был похож на тот, который Ждан видел у Тудора.
14
Тигелек — сосуд из огнеупорной глины для плавки металла или стекла.
Мастер поставил тигелек на жаровню. Когда порошок расплавился и превратился в жидкую массу, мастер стал выливать ее на кирпич, обращая тигелек носиком то в одну, то в другую сторону. Затем он взял гвоздь и стал острием разрывать полоски, вверх и вниз, — получилась ломаная линия с закорючками то синими, то желтыми.
Изразцовая плитка.
— Как это красиво и делается просто! — воскликнул Ждан.