В духе Агаты Кристи
Шрифт:
— Врешь, потонешь! — с ненавистью закричал Игнатов.
Он рванул гирю вниз.
Она же не давалась, как будто была сделана из пенопласта. Вода не принимала эту дьявольскую гирю, упорно выталкивала ее.
Тогда он ослабил петлю и снял ее с головы. Гирю подхватило и понесло течение.
Стоя по шею в воде, Игнатов тупо смотрел на свою быстро удаляющуюся мучительницу. Луна освещала ее круглый блестящий бок.
Змейкой вилял тянущийся вслед за гирей брючный ремень.
Минут через пять гиря скрылась за поворотом.
Не веря глазам, Игнатов, пятясь, вышел на берег.
— Неужели насовсем? — сказал он тихо.
Да,
И надо же: он ощутил вместо радости освобождения щемящую боль утраты…
Впрочем, это продолжалось недолго.
Озираясь, он снял и выжал трусы, оделся, машинально причесал мокрые волосы. Потом, придерживая спадающие брюки, пошел к освещенным кварталам — ловить мотор.
ПОИСК
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ИНСПЕКТОРА ЛОСОСЕВА
Малогабаритный, но достаточно
увлекательный детектив
1.
Наш дед был мрачен. Я это определил сразу: в мрачном настроении он потирает шрам на левой скуле — след от кистеня Петьки Мохнатого, самого знаменитого в свое время медвежатника из Марьиной Рощи.
Итак, потирая память о Петьке, он покосился на толстущую папку с ботиночными тесемочками, которую я аккуратно положил на край его блистательного стола:
— Что это еще?
— Дело Первопечатника.
Первопечатник — а в миру он пользовался паспортом на имя Быстробогатова Льва Григорьевича, и у меня никогда не было стопроцентной уверенности, что так его звали сызмальства, — был известен в определенных довольно узких кругах тем, что великолепно подделывал печатный текст. Он досконально знал десятки гарнитур шрифта, мог воспроизвести любые билеты, талоны, пропуска. Правда, печати и резиновые штампы он никогда не подделывал. И фальшивомонетчиком не был, денег не рисовал. Попался он на банных билетах — спекулировал ими в проулке на задах Центральных мужских бань. Вернее, менял эти билеты на мыло. А мыло пересылал своей незарегистрированной подружке Ляльке в Сызрань, и та уж распродавала его по договорным ценам.
— А что там с Первопечатником?
— Все. Закончил. Передаю в прокуратуру.
— Ну и передавай, а мне-то что принес? Думаешь, читать буду? Я промолчал. А что говорить? Дед сам прекрасно знал, что он должен завизировать дело. Нет, просто ему хотелось сорвать свою досаду.
— Вьюн на свободе, займешься им немедленно.
— Как на свободе?
— Так, — хмуро сказал дед, жуя мундштук папиросы. — Сбежал, вот и весь сказ.
«Да, Вьюн. Этот Вьюн был молодой рецидивист — взломщик дач состоятельных владельцев — профессуры, космонавтов, генералитета, рубщиков мяса. Но известен был Вьюн не столько своими набегами на престижные обители — кто нынче этим не занимается? — сколько побегами. Он сбегал уже четыре раза за последнюю пятилетку. В последний раз он использовал против конвоя популярное детское заклинание: «Открой рот, закрой глаза». Конвоиры, честно зажмурившись и раскрыв рты, прождали три минуты, а когда догадались возвратиться к уставной позиции, было
уже поздно. Вьюна поминай как звали. Исчез.И вот — опять…
— Где? — спросил я.
— В Больших Енотах. Летишь туда сейчас же. Вопросов, надеюсь, не будет?
— Хорошо, — сказал я. — В буфет только спущусь за сигаретами.
— Нет, — возразил наш железобетонный дед. — Машина у подъезда. Самолет вылетает через сорок три минуты, следующий рейс послезавтра. Послезавтра ехать — это все равно, что совсем не ехать. Сигареты купишь на месте, в Больших Енотах.
— В Больших Енотах наверняка «Приму» не достанешь. Дефицит.
— Лососев, это мне начинает надоедать. Хорошо, иди в буфет за своей «Примой», а я отправляюсь в Большие Еноты — ловить Вьюна. Договорились?
Я откозырнул назло нашему вредному деду, поскольку был в штатском и без головного убора.
2.
Начальник Большеенотского райотдела милиции Евлампий Александрович Колотун был постарше меня и по возрасту — лет на пять — и по званию — на одну звездочку. Но оказывал мне внимание по меньшей мере как полковнику. Еще бы: сыщик из центра, со спецзаданием… Он усердно таращил на меня круглые бирюзовые глаза и слушал с преувеличенным вниманием, вроде бы даже подобострастно.
Впрочем, сказать-то мне было нечего. Я пока совершенно не представлял себе, что делать. Вернее — с чего начинать.
— Мы так думаем, — начал Колотун. — Он любыми путьми должон пробиваться в Москву. Здесь ему робить нечего, здесь его присандалим мхновенно. Самолеты отходят через день, с билетами напряженка: начало же отпускного сезона, народец расползается. И вообще, смекаю, самолетов он боится, знает, что шукать его будут не где-то, а допрежь всего в аэропорту. И вид для билета нужен.
— Какой вид? — спросил я.
— Паспорт, — пояснил один из присутствующих на совещании молодых помалкивавших сотрудников, откровенно любуясь своим начальником. А тот снисходительно улыбнулся и подтвердил:
— Паспорт. Вид — паспорт, значит. Но на всякий случай я послал ту*-да одну дивчину. Она там под видом контроля билеты смотрит перед посадкой.
— У вас есть фотография Вьюна? — спросил я.
Я-то не успел захватить ее, этот чертов дед, а теперь мне было немного стыдно: мудрый сыщик из центра не имеет представления о внешности разыскиваемого…
Молодые сотрудники переглянулись, мне даже показалось, что они обменялись легкими улыбками. А Колотун тут же выхватил фотографию из ящика стола и, предупредительно привстав, протянул ее мне.
— Не успел взять, — честно признался я. — Да что там — сигарет, и тех не успел купить на дорогу.
— Оперативность — ценный фактор, — произнес начальник отдела, то ли осуждая, то ли одобряя мою поспешность. Мне подумалось, что Евлампий Александрович не так прост, как кажется с первого взгляда.
Это была репродукция с любительского снимка. Вьюн широко улыбался, густая тень падала от его мальчишеской челки на лоб, большие красивые глаза его смотрели весело и непринужденно.
Я внимательно вглядывался в снимок. Колотун также склонился над ним.
— Да-а, — хмыкнув, протянул он. — Веселый рецидивистик. Ну-ка, догони…
— Значит, самолет в принципе отпадает, — резюмировал я. — Что же остается?
— Остается желдорлиния, а также и автомагистраль, — сказал один из сотрудников, Коля.