В дурном обществе

Я поднялась на крыльцо и позвонила Дафне:

— Не волнуйтесь, пожалуйста, но мне нужно позвонить в полицию.

На сей раз они примчались почти сразу же. Парри, правда, не было; похоже, у него был выходной. Но те стражи порядка, которые ко мне приехали, знали и обо мне, и о Мерве. Они обыскали всю улицу, но Мерв успел смыться. Один из них вернулся к машине и передал приметы Мерва по рации, а второй тщательно осмотрел мою квартиру и только потом позволил мне в нее войти.

Дав нам понять, что он по-прежнему рядом и способен к активным действиям, Мерв свалял большого дурака. Стражи порядка поняли, что Мерв прячется где-то поблизости. После того как один из приехавших ко мне полицейских отдал нужные распоряжения, к дому матери Мерва послали наряд.

Трудно было представить, что у Мерва имеется любящая мамаша. Судя по всему, он и раньше отсиживался в ее доме. Полицейские уже наведывались к ней, но она заявила, что знать ничего не знает. Но теперь стражи порядка вернулись с ордером и, естественно, нашли сыночка. Он собирал вещички с явным намерением слинять. Но полиция нагрянула до того, как он успел сбежать, и Мерв попал в ловушку.

Милая старая мамочка забаррикадировала парадную дверь, а сама высунулась в окно верхнего этажа и осыпала полицейских оскорблениями и предметами кухонной утвари, пытаясь отвлечь их внимание на себя и дать своему чудесному мальчику уйти черным ходом. Но полицейские уже ждали его, так что мамочка напрасно пожертвовала своими антипригарными сковородками.

Позже Джонти опознал Мерва и База. Поняв, что их видели, негодяи быстро раскололись. Каждый из них обвинял во всем другого, а вместе они дружно обвиняли Джейн Страттон.

Ко мне снова наведался Парри. Он сообщил, что полицейские провели обыск в квартире Страттон, которую он назвал «настоящим будуаром». Самое сильное впечатление на него произвели шелковые простыни и белые пушистые ковры на полу.

Кроме того, обыскали и жилище База. Я не удивилась, узнав, что он обитал в единственной грязной комнатке, заваленной до потолка коробками из-под дешевой еды и женским нижним бельем.

— Трусики, — произнес Парри со смаком. — Сотни пар! Должно быть, он воровал их с веревок, на которых сушится белье. Нам пришлось раздобыть множество коробок, в которые их запихали; они заняли весь салон патрульной машины! Мы не можем предъявить ему обвинение в краже, так как не можем доказать, что он их украл. Ни одна дама не жаловалась на потерю трусиков, и вряд ли кто-нибудь явится их опознать. У вас ничего не пропадало из белья, а? — Сержант с надеждой поднял лисьи брови.

Я сказала ему, что у меня нет веревки для сушки белья — во всяком случае, на улице, — и наивно спросила:

— Зачем ему столько?

— Он их коллекционирует, — ответил Парри. — Ну, как, бывает, коллекционируют кукол в национальных костюмах или старые футбольные программки. А он коллекционирует дамские трусики.

Кажется, сержанту такое хобби казалось вполне нормальным; его слова многое поведали мне не только о Базе, но и о самом Парри.

По-моему, никто не удивился, когда Лорен Сабо в результате не предъявили никаких обвинений. Винни нанял врача, крупного специалиста, который, получив солидный гонорар, объявил, что за время, проведенное в обществе похитителей, разум у бедной девушки слегка помутился. Согласно официальной версии, злодеи внушили ей, что действуют из благородных побуждений, и она во всем с ними согласилась. В заточении она жила словно в страшном сне… Сабо отправил ее в дорогую швейцарскую клинику для восстановления здоровья; на суде она не выступала. Адвокат лишь зачитал ее показания. Надеюсь, она не забыла прихватить с собой в Швейцарию горные лыжи.

Насколько мне известно, Лорен и ее отчим по-прежнему живут одной семьей. Представляю, как Сабо пытается купить ее хорошее расположение и молчание бесконечными подарками. Он боится, что она уйдет, но и жить с ней в одном доме тоже опасается. Лорен молча кружит вокруг него, как акула, которая только и ждет, как бы броситься на него и разорвать в клочья, хотя злость и горечь разъедают ее саму изнутри. Для такого рода отношений даже придумали хороший термин: взаимоуничтожающие.

Я купила две «ленты Алисы», одну из черного бархата, а другую из розового атласа, положила их в упаковочный пакет, адресовала Саманте и отнесла в приют. К нему я подходила с осторожностью, помня об унижении, какое перенесла там в прошлый свой визит. Но на сей раз мне все улыбались, потому что весть о моей роли в спасении Лорен сделала меня своего рода местной знаменитостью. Я понимала, что моя слава скоротечна, но решила воспользоваться ею, пока можно. Мириам даже угостила меня кофе и показала вырезку из газеты, посвященную моим подвигам.

— Как приятно для разнообразия узнавать хорошие новости! — воскликнула она. — Хорошими новостями нас ведь не балуют…

Мириам сообщила, что Саманты и ее мамы сейчас в приюте нет, но обещала сохранить мой подарок до их возвращения.

— Потому что они непременно вернутся, — с тоскливой уверенностью подытожила она.

Ангус заплатил мне десять фунтов через две недели. Я не сомневалась, что он заплатит, сообщила об этом Ганешу и напомнила о своей уверенности в Ангусе. Ганеш упрямо возразил: Ангус из тех, кто с радостью отдаст тебе последнюю пятерку, а потом попытается занять у тебя последнюю десятку.

— Потрать деньги поскорее, — посоветовал он, — не то он возьмет их у тебя взаймы!

Из-за всех треволнений и из-за того, что я очутилась в центре громкого дела, мои фотографии, сделанные на фестивале искусств, попали не только в местные газеты, но даже в «Стандард» и в два общенациональных таблоида.

И все-таки, несмотря на то что я приобрела такую славу, работу натурщицы мне больше не предлагали. Насколько мне известно, никто не проявил интереса и к творчеству Ангуса. По утрам он по-прежнему моет пол в закусочной Куряки Джимми.

Мир еще не готов к встрече с нами.