В движении вечном

Даже Мама приметила. Улыбается, вьется вокруг. Говорит, вишь какой ты парень сноровистый, старательный. Такого, мол, еще не видала работника. И прямо взвилась, и так ласково с ним, и так обходительно. Все Паша да Пашенька:

– - Паша, принеси то и то из молочного. Пашенька, этот ящик, зачем тут лежит? Паша, может, в сарай за фруктовым контейнером сбегаешь?

Как на пожарном аврале промчалось часа полтора. Как говорится, семь потов вышло. Наконец, он присел покурить. Разговорились. Тут я и начал живописать, слово за слово, целиком ему здешние "прелести" выложил.

А он себе:

– - Эт-т что, у вас еще можно работать!

– - заявляет с отмашкой в ответ.
– - Видал я и почище запарки. Как раз перед вашей конторой пришлось в центральном универсаме чуток поработать. Вот где и вправду завал! Не успеешь одну грузовушку пустой отпустить, как уже следом другая сигналит, фурчит. Только закуришь, затяжку-другую пустил, а уже и начальство несется, руками махает, норовит опять за шмонты.

Паша рассказывал бойко о своих пережитых "прелестях", и по ходу рассказа мои нынешние представали в несколько ином свете. Даже на душе полегчало, ведь вот что выходит! На поверку выходит еще не в последнем кругу оказался, могло случиться и хуже.

Что ж, и житейское грязное дно отнюдь не исключение при рассмотрении мироустройства с глобальных высот. Последняя инстанция, как категория на взгляд философии также есть вещь многоярусная. Сей омерзительный жизненный "квантовый уровень" по соответствию с атомным также "расщепляется" на множество мелких, и, как выясняется ныне, мой не из последних.

Паша рассказывал бойко далее, и вне тени сомнений казалось, что сам он отыскал подходящее место. И, может быть, такое место, о котором мечтал. Тем более изумительным предстало, когда докурив сигарету, он ловко пстрикнул толстыми пальцами в угол короткий бычок, звучно выдохнул, а затем живо вскочил с места:

– - Ну ладно, пора!

– - ?!

– - Пора уж и когти рвать. Давай лапу, братишка, видать больше не свидимся.

А еще через пяток минут, переодетый по-уличному, он уже поспешал из подвальной подсобки. Однако, заметив мои слегка округленные глаза, резко притормозил на ходу. В глазах его что-то мелькнуло, и на прощание он пояснил:

– - У меня в доме соседку накрыли. Этажом сверху, самогонщица. Кто навел, черт его знает, вот она всех подряд и ложит. Ложит в отместку подряд без разбору, чтобы промашки не вышло.

– - И тебя в одну кучу?

– - И на меня, видать, капнула. Мол, целый год не работает, а это статья. Участковый, менты теперь звонят, житья не дают. Социализм отменили, а вот статейку-то эту советскую пока еще никто не отменял. Два годика светит. Зато теперь отвали! Записал в трудовую, отметился, теперь можно смело... Смело с полгода бай-бай.

На прощание он еще раз легонько похлопал меня по плечу, затем быстро взбежал вверх по каменным ступенькам цокольного подвального этажа.

И больше с тех порего я его не видел.

– - А где же Паша?
– - спустя толику времени, спрашивает Мама-директорша.
– - Тут работка как раз подвернулось... Шустрый парнишка, давненько таких не бывало.

Я рассказал.

Выслушав, моя наивысшая начальница молчала с минутку растерянно, будто вникая и ища слова. Но, в конце концов, лишь коротко рассмеялась, еще долго покачивая головой в изумлении.

Только затем и "вскричала":

– - Двадцать лет на посту, а такого еще не видала работничка!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НЕУДЕРЖИМО И ВВЕРХ

1

Белая ворона

– - Двадцать лет на посту, а такого еще не видала работничка!

Мне, непосредственному очевидцу происшедшего нельзя было не верить такому утверждению, как нельзя не верить человеку, у которого искренность брызжет с лица. Но вот какой вопрос невольно возник у меня несколько позже:

– - Интересно, а видала ли Мама-директорша за свои годы такого работника, как я?

Вопрос этот, возникший где-то на подсознательном уровне, так и остался без ответа. Задать его вслух было немыслимо с учетом огромной дистанции между мной и Ею. То есть мной человеком, в восприятии окружающих соскользнувшим неотвратимо за грань, и Ею, всевластной королевой этого магазинного мирка.

Когда-то был раб, и была госпожа. Рабу априори разумней держаться безмолвным, пока не затронут, аналогично подобному мне. Но и рабы иногда восстают.

– - А видала ли Мама-директорша за свои годы такого работника, как я?

Этот внутренний вопрос в силу вышеизложенного так и остался незаданным, однако кардинально переменил ход событий. Этот невольный вопрос потянул за собой целую цепочку других, определяющих нынешнюю жизненную ситуацию, вопросов, и это привело в итоге к неожиданной скорой развязке.

– - Кто ты здесь и зачем?
– - вдруг предстало конкретно и строго.

В воздушных мечтах ты представлял о здоровой работке на свежем воздухе, нехитром полезном подспорье в больших начинаниях. Но время прошло, и цветочек взошел. Шипы укололи, теперь ты изведал реальность сполна.

– - Кто ты здесь и зачем?

Ответ нынче ясен, как солнечный день:

– - Белая ворона на этой "шабашке за ломаный грош".

Я не курю и не пью без причины. Я гладко выбрит, я прихожу на работу в опрятной приличной одежде. Это похвально и правильно, это как должное на интеллигентской работе, но ведь нынче я кто?

Грузчик.

Нынче я грузчик в этом привокзальном продовольственном магазине, чернорабочий на грязном подсобном двору. А здесь обычай другой: то, что как должное на интеллигентской "крахмальной" работе предстает, как экзотика-диво на грязном подсобном двору.

* * *

Вот вчера выбегаю на двор из подсобки.

День был теплый, а работы, как всегда по уши, решил свитер скинуть. Долой быстренько, и в одной маечке под халатом выбегаю наверх по невысоким подвальным ступенькам. В дверях на выходе чуть не лоб в лоб с незнакомым мужчиной. Высокого роста, лет тридцати пяти, плотный, здоровый. Одет прилично, чистенько. Явно не из рабочих слоев, по рукам, по лицу это видно. В руке держит небольшой дорожный чемоданчик, с подобными много увидишь народу в наших привокзальных окрестностях.