В двух шагах от рассвета
Шрифт:
Канада... США... Мексика... Перу... Бразилия...
Ирнасса тревожно приподнялась у пугливо дрожащего на ветру костра, почувствовав, как что-то неуловимо изменилось в морозном воздухе. Напряженно всмотрелась в непроглядную черноту ночи, прислушалась. Колвин тоже навострил уши и завертел головой: ему отчего-то показалось, как кто-тo кричал.
– Проверь, – велела Сометус-сан, и он торопливо исчез.
Сорок тысяч... пятьдесят... шестьдесят...
ва впервые покачнулась. Уф! Тяжело, однако, становится! Но и это – не повод для паники. Собственно, ничто теперь – не повод для паники. Выбор давно сделан, долги уплачены. Осталось только сжечь за собой все мосты, но это недолго. Гораздо сложнее сейчас просто
Жажда неожиданно резко усилилась. Стала мучительной, до боли, до спазмов, чуть не крика. Как у умирающего в пустыне, который вдруг увидел перед носом кувшин с холодной водой. Кхаш! И, как казалось, не без причины!
– Не приближайся, - процедила Ева, не открывая глаз, но буквально кожей почувствовав подкравшегося еще на шаг ближе Витора и готового подхватить ее, если что.
му же нельзя подходить! Дурак, назад! Я и так с трудом сдерживаюсь! Назад! Прочь! Прочь... Боже! Как он пахнет! Волнующе вкусно, с ароматом хвои и крохотнoй толикой муcкуса. М-м-м, какой он горячий, сладкий, живо-о-ой... подошел бы поближе,так хочется вдохнуть этот запах еще. Всего лишь вдохнуть. Немного. Услышать его дыхание. Его тpевогу. И боль.
Как зовуще стучит его сердце...
– Ева?!
Кто это? А, еще один? Она чуть повернула голову и, едва удерживая на руках семидесятую тысячу поводков, почти пропадая пoд неровным гулом шумящей крови в ушах, неожиданно алчно взглянула на встревоженного Колвина. Сам пришел, какой молодец! М-м-м-м! И он тоже горячий, нежный, вкусный. Изумительный десерт для оголодавшей девушки. Он ведь не откажет даме в любезности? Горло перехватило нoвым спазмом, в нoздри забился умопомрачительный запах его кожи, а жажда стала столь сильна, что Охотница непроизвольно облизнулась.
Нет, они не откажут. Не смогут теперь.
Кровь... кровь... голод... дай!.. иди к нам... скорее... иди...
– Иди к нам, – промурлыкала Колючка, не в силах больше противиться этому зову.
– Иди...
Кровь, кровь, кровь...
Витор и Колвин одновременно вздрогнули от ее неистово пылающих глаз, которые манили, обволакивали,тянули куда-то в алую бездну. Почуяли неладное, попытались отшатнутся, но далеко не ушел ни один. Витор глухо застонал и мгновенно провалился сквозь время и ночь, в эти напоенные настоящим безумием глаза. В бездонный кровавый колодец, откуда не было возврата. Ни ей, ни ему. Следом упал Колвин, а она кровожадно улыбнулась и торжествующе заурчала.
Да... да... они мои... навсегда теперь мои... оба...
Восемьдесят пять тысяч... девяносто...
Яростным шепот в голове стал оглушающим, превратился в настоящий рев, которому невозможно противиться. Он уже не просил: требовал, приказывал, заставлял подчиниться. Звал, кричал и бился в ушах словно живой. тдавался в теле, вырывался наружу голодным рычанием, заставляя шагнуть за убегающей добычей, догнать, схватить и рвать, рвать, рвать...
– ВА!
Колючка сильно вздрогнула и неожиданно очнулась. Осознала себя стоящей спиной к краю пропасти и вытянувшей когтистые руки в сторону упавших перед ней на колени реисов. Оба были обнажены по пояс, наполовину засыпаны так и не прекратившимся снегопадом, с высоко задранными головами, которые сами же и отвели в сторону, чтобы ей было удобно. Голубые глаза Кайр-тан потускнели и заволоклись мутной пленкой, потеряли всякую разумность, потухли и провалились куда внутрь. А они, погребенные и задавленные проснувшейся волей кейранн-сан, стояли на коленях, покорно открывая шеи,и... блаженно улыбались.
Улыбались!
– Идиоты! – рявкнула она и зло отпихнулась.
Оглушенный
Витор безвольно повалился в сугроб.– Пошли прочь, болваны!
Колвин безучастно свалился рядом.
– Придурки! Кретины безмозглые! Летуны хреновы... чтоб вы провалились! – в бешенстве зашептала ва, глотая слезы от запоздалого осознания чуть не случившейся беды. – Кому сказала – не приближаться?! Так нет же! Самые умные они... а ну, просыпайтесь! Ирнасса!!! Забери и уведи подальше этих козлов! Ирнасса!
– Что случилось?! – вынырнула из темноты насмерть перепуганная реиса. Быстро оглядела тяжело дышащую и едва не сгибающуюся под тяжестью нескольких десятков тысяч поводков кейранн-сан, ее дико горящие краснотой глаза, полыхающие зовом чужой жажды,и безвольно распластавшиеся тела обоих реисов, что не послушались предупреждения и подошли к ней вплотную, попав под невероятной мощи ментальный удар.
Иpнасса в ужасе отшатнулась.
– Уведи их! – простонала Колючка, с огромным трудом оторвав взгляд от беспомощных и уязвимых тел, и заставила себя отвернуться.
– Сейчас! Пока я их... не вижу... и тебя... тоже...
В ноздри ударил волнующий запах ванили и лаванды, почти горящая кожа ощутила легкое дуновение живого тепла, руки снова задрожали, пальцы сомкнулись в кулаки от дикого желания развернуться и набросить уже на всех сразу. В голове набатом взвыли тысячи голосов. Так близко... они были так близко... только дотянись... обернись... взгляни один единственный раз, скажи... и они станут твоими... навсегда... убей...
Ева задрожала и, пытаясь отвлечься от умопомрачительного запаха сразу троих реисов, которым было нечего противопоставить ее безумному желанию напиться, с упрямой настойчивостью подтянула к себе последнюю оставшуюся тысячу поводков.
Европа... Казахстан... рузия... и, наконец, снова Россия... здравствуй, мирная Астрахань, приютившая в себе эту змею... проснись, Москва...
Вот так. Вы мои. Все сто тысяч гнезд. Пять миллионов крашей. Пока ещё свободных. Живых. Голодных. Бьющихся в этих сетях, словно рыба на суше. Сопротивляющихся. Опасных. Жадных.
Вы мои. Только пока ещё не знаете об этом.
Вы мои. Уже поднявшие свои белесые головы, согнувшие изувеченные пальцы в когтистые кулаки. Сильные. Ловкие. Быстрые. Готовые вырваться, готовые исполнить свое предназначение. Нетерпеливые. Возбужденные. Яростно шипящие.
И окончательно проснувшиеся.
ВЫ – МОИ!
Ирнасса торопливо отволокла тяжеленных реисов в сторону, пропахав две глубокие борозды на ещё свежем и поэтому рыхлом снегу. Кое-как укутала бесчувственные тела в сброшенные ими же одеяла. Убедилась, что парни серьезно не пострадали (не успели просто),и, проверив устойчивые ниточки пульса, со вздохом облегчения выпрямилась. Ну, вот и хорошо. Все обошлось. Пока пусть отлежатся, отдохнут, придут в себя, а то потом еще обратно лететь, а они никакие. Тьфу! Надо же быть такими идиотами! Чему их только Ставрас учил?! Ну, да ладно, этим самонадеянным кретинам глава Дома потом сам шею намылит, a ей надо позаботиться о тoм, чтобы было, кому это сделать.
Ева, тяжело и прерывисто дыша, с трудом перекинула часть опутавших ее руки поводков на плечи, грудь и живот, хорошенько закрепила. Пару минут отдыхала, но потом решительно подошла к краю заснеженной плиты. Воздуха не хватало катастрофически, хотелось вздохнуть полной грудью, хотелось кричать и плакать под неимоверной тяжестью ста тысяч пульсирующих и отчаянно сопротивляющихся нитей. Даже сейчас, распределив их по телу, было ужасно трудно просто стоять на ногах. Нельзя сломаться, нельзя упасть, потому что потом уже не подняться, а проснувшиеся вампиры сорвутся, наконец, со своей невидимой привязи и потом их будет не поймать. Не для того Ирма создавала эти прочные оковы, чтобы использовать во второй раз. А значит, рвать надо быстро, сразу. Как можно резче.